Однако любая аргументация и любые доказательства несостоятельности этих утверждений отскочат как от непроницаемой стены, ведь автор заучил свои мантры и по-другому мир совершенно не готов воспринимать. Все эти высказывания не предназначены для спора, ведь иначе при внимательном рассмотрении все эти безапелляционные воздушные замки растворятся в пыль.
Говорить о Древней Руси, о Средневековье, используя эпитеты «темное время», «эпоха мракобесия», засилье церкви с примесью «религиозного фанатизма», мягко говоря, не верно с исторической точки зрения. Уже князь Владимир строит школы, при Ярославе мудром Киев становится одним из основных мировых центров. Византийская культура через переводческое посредничество хлынула на Русь, где появился культ книги, образованности.
Особо хотелось бы подчеркнуть, что до завоевания крестоносцами Константинополя в 1204 г. уровень развития культуры, науки и образования в Византии значительно превосходил западноевропейский — это общеизвестный факт. Византия — один из путей, через которые на Запад пришли достижения античной культуры.
Однако при всем при этом регулярно производится поверхностное сопоставление отечественной и западноевропейской типов культур, при том, что позиции, по которым ведутся сравнения, могут быть сопоставлены лишь по аналогии, т. е. по вторичным признакам, которые не для всех могут быть очевидны. Так практически всегда выдвигается тезис: древнерусская культура бедна, потому что не знала Ренессанса. При этом никто не говорит о палеологовском Возрождении в Византии, о так называемом втором южнославянским влиянии на Руси, которое было подкреплено всплеском далеко не только богословской мысли.
Не знала русская культура и Реформации. Выходит, что отстала она в двойне? Вот и появляются новые вожди Реформации у нас сейчас, которые сводят всю религию только лишь к протестантской модификации ее. Парамонов пишет: «Реформация — подлинная предпосылка цивилизационного развития — начинается с грамотности, с чтения хотя бы — или тем более — Библии». И при этом подвергается сомнению значение миссии святых солунских братьев Кирилла и Мефодия. А ведь их деятельность, по словам Иоанна Экономцева, «представляла собой первый гигантский шаг в передаче славянам всей суммы знаний, накопленных Византией и полученных ею в наследство от античной цивилизации, в передаче ее исторического опыта, юридических и этических норм, духовных ценностей, художественных идеалов» («Византинизм, Кирилло-Мефодиево наследие и Крещение Руси»). Создатели славянской азбуки, по Парамонову, оказали Руси «медвежью услугу», не научили ее латыни и греческому, соответственно никакой передачи знаний не было. Все просто и понятно.
В принципе, под итог всего этого создается новая историософская гипотеза, сравнимая с широко раскрученными потугами г-на Фоменко. Ничего не говорится о том, что изначально Церковь стала для Руси главной объединяющей централизующей силой. Помимо всего прочего ее историческая миссия состоит в сохранении единства нации.
Ну что ж, как заметила Олеся Николаева в интервью газете «Московские новости» (№ 36 за 2007 год (14.09.2007): «В ХХ веке богоборчество как борьба с Христом становится фундаментальным историческим «заданием» и претендует на статус новой онтологии». В XXI веке эта борьба будет происходить все более ожесточенно, «контртрадиция» набирает силы. В завершение отмечу, что всегда нужно помнить: отказ или реформация Православия — это есть и отказ от национальных черт, полное форматирование национального менталитета. Хотим ли мы этого, большой вопрос.
«Аватар»: послание или масскульт?
Одно тело хорошо, а несколько альтернативных — еще лучше. Тем более что душа вечна, а телесная оболочка, подобно одежде, быстро изнашивается. Да и непрактично это — привязывать душу к одной временной телесной субстанции, особенно в нашем мире, ориентированном на сверхвозможности и сверхзадачи, с наличием виртуальной реальности и с перспективой открытия новых измерений и миров.
Сразу три нашумевших фильма голливудской киноиндустрии 2009 года, завершающего первое десятилетие нового века, посвящены расширению человеческих возможностей и границ, в первую очередь телесных. «Геймер», «Суррогаты», «Аватар»…
Эта тема возникала в кино и раньше. В основном в контексте рассуждений о том, что по мере технического прогресса человека все больше и больше подменяет машина, вплоть до грядущего бунта машин, воплощенного в трехчастном «Терминаторе». Но в фильмах, о которых пойдет речь, тема эта развивается не в сфере автоматики. Здесь уже дело не в функциональном замещении (человека — машиной), а в изменении физических (и умственных?) данных и возможностей самого человека. Человек хочет сделать себя иным. Наверное, с открытием клонирования подобные художественные допущения становятся все более реалистичны.
Подняться над ограниченной человеческой природой теперь может каждый или почти каждый. Если во времена Бэтмена, Человека-паука и прочих супергероев сверхспособности были скорее аномалией, то теперь все это просто, доступно для всех, поставлено на поток. Хочешь пережить приключения, не рискуя собой? Можешь включиться в особую игру, в которой будешь управлять телом другого — реального — человека.
Иллюзии и воля
«Кто играет тобой?» — таков главный вопрос фильма «Геймер» (режиссеры Марк Невелдин, автор двух «Адреналинов», и Брайан Тейлор). Сюжет фильма, название которого можно перевести как «Игрок», таков: социальные изгои используются для жестких ролевых игр, придуманных как скрещение компьютерной игры и реалити-шоу. Живой и реальный аутсайдер, маргинал общества становится персонажем в этой игре, фигуркой, которой управляет его геймер. Необходимо пройти несколько уровней, остаться в живых, чтобы получить заветный билет на выход с игровой территории. Мифический билет, потому что на самом деле озвученный выход не предусмотрен.
Человек, заключенный в тюрьму за преступление и в то же время заключенный в игру, живет своей жизнью до тех пор, пока не нажимается кнопка «play». Его мыслительный аппарат работает в прежнем режиме, воля остается, но только парализованная. Механикой тела, направлением его движения теперь руководит геймер, задача которого — дать шанс своему игроку выжить и перейти на следующий уровень.
В «Геймере» герой преодолевает разделение двух миров и нарушает установленный порядок, обретая свою волю и совершая свои собственные поступки. Он производит революцию в игре, разрушив ее правила, и прорывается в мир реальный, который тоже надо излечить от навязанной чужой воли, порвать марионеточные нити, опутывающие людей.
Герой преодолевает чужую волю, чтобы обрести возможность собственной, не управляемой извне жизни. Ему это удается. Но возникает мысль: возможно, человеку гораздо трудней, чем с волей другого, бороться со своей собственной несовершенной природой, со всевозможными слабостями и страстями, которые устанавливают над ним порой куда более тяжкий диктат.
Занять место Творца
Заметно постаревший Брюс Уиллис явился своим поклонникам в картине «Суррогаты» Джонатана Мостоу — режиссера, который перехватил эстафету от Джеймса Кэмерона в эпопее про Терминатора, сняв третью часть — «Восстание машин». Новый его фильм — вариант развития нового мира, от его творения до апокалипсиса с теми же машинами.
Здесь людей подменяют их дубликаты. Ученый-творец изобретает робота-суррогата, замещающего человеческое тело в рутинной повседневности. Идея его создания возникла из благого желания помочь немощным, обездвиженным людям. Человек несовершенный, увечный преображается, лежачие больные «встают». Силой мысли они теперь могут манипулировать роботизированным «альтернативным» телом. Причем это происходит не путем избавления от «ветхих риз» своего собственного тела, а посредством лишь облачения своего разума и чувств в различные костюмы, суррогатные телесные оболочки.
Создается крупная индустрия — транснациональная корпорация, которую возглавляет создатель роботов-суррогатов со товарищи. Дальше изначальная благая идея сменяется корыстью, товарищи бунтуют против создателя, предают его, смещают с постов и удаляют на заслуженный и почетный отдых.
Роботы-суррогаты довольно быстро становятся предметом общего потребления и производят революцию в мире людей. Переход к широкому использованию суррогатов трактуется как искусственный эволюционный скачок. Общество избавляется от преступности, тяжелых болезней. Вечные проблемы практически моментально исчезают. Через суррогат — синтез человека и машины — люди ограждают себя от всякого риска и получают жизнь без ограничений.
