Газета Завтра Газета - Газета Завтра 476 (1 2003)

Date: 05-01-2002

Author: Даниил Торопов

АПОСТРОФ

Сергей Кара-Мурза. "Евроцентризм — эдипов комплекс интеллигенции". — М.:"Алгоритм"; "Эксмо", 256 с.

Работа написана еще в 1993 году и издана небольшим тиражом в 1996 году. Однако до сих пор сохраняет свою актуальность и важность. Посвящена она одному из главных комплексов российской интеллигенции — евроцентризму. Кара-Мурза производит доскональный разбор этого мировоззрения, и приходит к выводу, что за ним реально скрываются политика двойного стандарта и англосаксонский расизм. Кара-Мурза определяет евроцентризм как расистскую идеологию Запада, возникшую вместе с капитализмом в недрах протестантского мировоззрения. Сергей Георгиевич строго и последовательно исследует основные евроцентристские мифы как христианской цивилизации (протестантская этика, ставшая фундаментом капитализма, является во многом возвращением к ветхозаветному стандарту), наследника античной цивилизации (идея прогресса против циклизма традиционного общества), как цивилизации, создавшей культуру, науку и право, доминирующие во всем мире.

Евроцентризм настаивает на том, что все культуры и народы проходят неизбежно один и тот же путь и отличаются лишь стадией развития. Следовательно, весь мир должен следовать за Западом — иных вариантов нет. Дело не в радушной самоуверенности добрых дядь с Запада, будто только они знают истинную дорогу и зовут других следовать за ними, а во вполне прагматических экономических и социальных расчетах. Попытки поиграть в независимость жестко пресекаются — примеров множество от Панамы до Ирака.

В России евроцентризм изначально был болезнью значительной части советской элиты, увлеченной красивыми сказками и одновременно с этим абсолютно не владеющей адекватной информацией о реальном состоянии западного общества. Под эгидой евроцентристского мифа проходили дискриминация советского опыта и вербование новых адептов западного влияния. В дальнейшем именно евроцентризм стал идеологией перестройки (в глобальном смысле) государства и общества. И в значительной степени определил катастрофу, произошедшую со страной.

Это очень полезная работа, необходимая каждому, ищущему истоки и причины сегодняшнего состояния России и мира в целом. Для апологетов же запада и либерализма она будет ценна в качестве промывки мозгов, если таковые имеются.

Игорь Фроянов. "Октябрь семнадцатого. Взгляд из настоящего".— М.: "Алгоритм"; "Эксмо" 2002, 256 с.

Эта книга может восприниматься как пролегомены к фундаментальному будущему исследованию. Историк Игорь Фроянов анализирует роль и значение Октябрьской революции в русской истории сквозь призму последних лет, что придает работе вполне адекватную публицистичную страстность. Взаимодополняющий синтез марксистского и цивилизационного подхода помогает автору избежать узкого подхода к Октябрю и, соответственно, банальных, наивных, либо откровенно идиотских выводов. Фроянов находит истоки революционной бури начала двадцатого века в прошлом. Сначала петровские реформы (церковный раскол, на взгляд историка, не обладал таким тотальным значением), спровоцировавшие раскол между властью и народом и доведшие принудительный труд народа на государство до крайней степени напряжения. Дальше больше. Попытка насаждения капитализма в России углубила общенациональный раскол еще и в крестьянскую среду. В какой-то степени все русские революции можно воспринимать как народный ответ на распространение капитализма.

В итоге к 1917 году страна подошла совершенно в разобранном состоянии. (Его не смогли бы отменить и некоторые успехи в войне).

Фроянов рисует Октябрь как сложное, противоречивое явление, в котором столкнулось несколько разнонаправленных сил. Он дополняет идею Кожинова о существовании в рамках революционного движения двух составляющих — "революция для России" и "Россия для революции" (пресловутый "спор" Сталина и Троцкого, хотя Сталин отнюдь не отрицал дальнейшего развертывания революции, но предпочитал не спешить, не бросать народ как уголь в топку: "Победа социализма в одной стране не является самоцелью, а подспорьем, средством и орудием для победы пролетарской революции во всех странах") — третьим элементом "революция против России". Этот проект доселе либо не замечался (советская апология), либо абсолютизировался в негативном понимании революции в целом (черносотенная версия), за которым — еврейские банкиры из-за океана, страдавшие просто религиозной ненавистью к России, разного рода либерализаторы, иногда просто проходимцы и жулики. Именно этот проект ярко проявил себя после Февральской революции. Тогдашние правители за короткое время привели страну к перспективе полного территориального расчленения. Поцарствуй еще несколько месяцев Керенский с компанией — и России пришел бы конец.

Именно большевики в тот момент оказались наиболее дееспособной и патриотичной силой, остановившей развал страны, сохранившей в тот момент мощное централизованное российское государство. "Именно они помешали заговору антирусских мировых сил реализовать план раздробления России и ликвидации ее как великой державы", — замечает Фроянов.

В этом контексте события последнего десятилетия могут быть с легкостью интерпретированы как успешное продолжение проекта "революция против России". (Во всяком случае, автор это умело, опираясь на важные свидетельства и факты, показывает). Но глобально это значит лишь то, что недалек час ответа проекта "революции для России".

Анна Серафимова

7 января 2003 0

2(477)

Date: 05-01-2002

Author: Анна Серафимова

ПОДО РЖЕВОМ...

Власти Ржева, установившие памятник убитым в боях под этим городом фашистам, создали прецедент, уравняв агрессора и жертву нападения. Надо было и депутатам Госдумы последовать их примеру и, принимая закон о захоронении террористов, предусмотреть погребение тех вместе с жертвами террора. Вот хоронили погибших зрителей "Норд-Оста", и рядышком или в общей с ними могилке — убиенных "цивилизованных" чеченцев.

Вообще, иным гуманистам российского телеэкрана надо бы и своей исторической родине подсказать, а то там народ недогадливый: мол, надо в общей могиле, в сквере или где еще, — и взорвавшего автобус, и взорванных в автобусе. Гуманно. Уравненных смертью. С проявлением великодушия, какового с настойчивостью вымогателей требовали от уцелевших ветеранов войны и родственников погибших на ней, возмущавшихся святотатством ржевских немецких прихвостней.

Наверное, не меня одну удивило, почему бы немцам не вырыть останки своих соплеменников, почестей которым в России оказывается до обидного мало, да не перевезти для захоронения в Германию? И чествуйте их там ежедневно хоть салютами, хоть цветами!

Но нет, немецкая сторона настаивала и удивительно быстро добилась именно памятника захватчикам на месте неудавшейся экспансии, в России. Почему? Почему делали упор на то, что и советские воины, погибшие за освобождение своей Родины, и фашистские оккупанты, сеявшие смерть на своем пути, равные жертвы, достойные и памятника, и почестей?

Ну, то, что любой назвавшийся родственником почетно погребенного под Ржевом может беспрепятственно получать визы и раскатывать по России под видом посещения "дорогих могил", ясно. Мало ли, как будут строиться наши взаимоотношения с Европой после плевков, получаемых нами в последнее время щедрейше! А тут взять да закричать: "Варвары! Не даете поклониться праху!" Вот и беспрепятственный проезд обеспечен.

Но еще одна из причин, по которой немцы обхаживали оказавшиеся столь отзывчивыми ржевские власти, была невольно приоткрыта мне Карлом, старым немцем, успешно ведущим бизнес в России. Мы сидели еще с одним его коллегой и под хорошее вино Карл, немалыми усилиями придавая своему холеному лицу вид трагичности, искал сочувствия к своей судьбе. Находил. Но лишь у немецкого собрата. Не у меня. А Карлу не верится, что столь трагическое повествование не находит адекватного отклика в женском сердце. И то сказать: есть чему посочувствовать!

— Мне было 17 лет, когда я ушел на фронт. Попал в плен. Домой вернулся, когда мне было уже 24 года. 7 лет жизни!

— Лучших лет! — горестно подстанывает коллега Вилли.

— Еле выжил. В плен попал раненым. Начался перетонит. Был без сознания. Только выздоровел — направили на расчистку руин. А ведь это тяжелая физическая работа…

И т. д., и т. п…

Узнала я и о последующей работе на стройке. Тоже нелегко пришлось Карлу.

Выслушав, спросила, с какого страдалец года. С 1924. Как и моя покойная мама, из ровесников которой с фронта вернулось только 3%. И это среди победителей! Если бы мы оказались побежденными, плачущимися в мою жилетку карлами, процент этот, подозреваю, был бы нулевым. Говорю об этом Карлу.