Об этой выставке мне сообщили знакомые мужики с Владимирской фабрики. Я о них писал в феврале. Называлось "Владимирские стенки". Виктор Гурьев и Валентин Нечаев.
Три года назад в заброшенном цехе они собрали первую стенку. Сами "мониторили" — стояли у входа на ВДНХ с цветными фотографиями своего изделия и, найдя покупателя, сами ему и привезли, и собрали. Тогда они как бы только из комы вышли. И вот теперь, летом 2000 года, уже выставили свои гарнитуры в Сокольниках, конкурируя с "приглашенными" финнами и эстонцами.
В глубине парка, в выставочном городке, павильоны ломились от публики, хотя только за вход брали пятьдесят рублей. Толкотня, жара. Оптовики, менеджеры, перекупщики и просто московский люд среднего достатка. Были стенки и попроще, попримитивнее "моих", владимирских. Но в то же время нельзя было не заметить, что владимирские значительно уступали модулям "Громады", "Марты", "Шатуры", с которыми они были "в одной весовой категории".
Ошеломлял на выставке "новый модерн" из тонированных зеркальных панелей, металла и искусственного гранита.
Но если дизайном можно полюбоваться и в мебельных магазинах, то здесь, на выставке, нельзя было не почувствовать некое новое качество нашей новой экономики, которая, оказывается, есть. Атмосфера конкуренции. Блеск в одежде рекламных агентов, их поистине актерское поведение. Живчики-менеджеры в галстуках и костюмах, чисто выбитые, гладко причесанные. Выставочные экземпляры рабочих-сборщиков, свободно рассуждающих о преимуществах скользящих направляющих в выдвижных ящиках в сравнении с роликовыми. И мужей с учеными степенями. Оказывается, мебельное дело теперь захватывает и высоты высшей математики. В конференц-зале толковали о "масштабных исследованиях рынка кухонной мебели", оперируя терминами вариационных рядов, корреляцией и регрессией. И этим титулованным ученым тоже гонорары выписывали не со счетов по пособиям безработных, а с прибылей крупных мебельных ассоциаций.
В околовыставочной тусовке не наблюдалось скуки обязаловки. Нервозность чувствовалась на "круглом столе". Где искали ответ на вопрос: "Как сохранить и укрепить свои позиции на рынке кухонной мебели в условиях нарастающего изобилия предложений, быстрого падения эффективности рекламы и нашествия западных мебельных гигантов". Этот вопрос действительно всех задевал, судя по напряженным лицам, по вниманию слушателей и горячности выступающих.
"Сохранить и укрепить!"
Я видел лица новых русских инженеров — молодые, полные сознания собственного достоинства. Видел новых русских рабочих — современный аналог ударников коммунистического труда. И по репликам, по взглядам и повадкам понимал, что они как раз из тех русских людей, кто уже не ходит на демонстрации и шествия, уже не думает о свержении преступного режима. А думает о "маркетинговой революции". О "брендинге". Об "уровне элитарности товарной продукции". О политике правительства по пошлинам на ввоз импортной, конкурирующей мебели. И эти мысли бродят не у каких-то там яйцеголовых, а у сорокалетних владимирских мужиков, зарабатывающих на жизнь изготовлением всяческих ящиков для наших жилищ.
Мы с Виктором и Валентином сидим в овеваниях водяной пыли от фонтана.
Мои намерения получить у них из первых рук экзотику о жизни в глубинке разбиваются об их неудержимое стремление говорить про большую мебельную политику. Они возбуждены четырехдневной жизнью на выставке (спят в кабине грузовика), напичканы диковинной информацией, мнят себя стратегами большого бизнеса в противостоянии "стенка" на "стенку" — российской и экспортной.
— Они же прут с каждым годом все сильнее, — говорит Гуреев. — (они — импортеры.) Если бы мы три года назад не очухались — теперь бы уже нам кранты были. Но мы подпор ей сделали, ИКЕА этой, шведам. И они взвыли сейчас натурально. На десять процентов импорт упал. Главное теперь, чтобы им пошлины не скинули.
— Можно и не повышать, — подхватывает Нечаев, — но только чтобы не снижали.
— У нас сейчас в раскрутке программа "Покупай наше". То есть отечественную мебель. Директор говорил, что мы даже в "Гранд" пробились. ("Гранд" — крупный мебельный центр в Москве.) Мы кинули им крупную сумму на рекламу. И что интересно — в центре, в Москве, реклама не сработала. Продажи не увеличились. А у нас на фабрике заказов значительно прибавилось.
— Самим, в одиночку, такую рекламу нам не раскрутить, — продолжает Нечаев, — а через "Гранд" получилось.
— Реклама, вообще, иногда непредсказуемо себя ведет. Вообще, может выйти капитальный облом. Мы зимой влупили большие деньги на телевидение, когда узнали, что на таможне вводятся новые правила. Около месяца практически был перекрыт тогда ввоз импорта. Пока переоформляли, то да се. Ну вот, мы вбросили рекламу по полной программе — может, видели по ТВЦ, с артистом Пуговкиным, а на этой нашей волне прокатились еще несколько фабрик. Сработали, получилось, на конкурентов. Одинаково выросли продажи как у нас, так и у них.
— Высовываться раньше времени не надо, — коротко подытоживает Нечаев, — на плечах противника надо взрывать в города...
Меня удручала собственная отсталость. В последние годы фабрично-заводской человек интересовал меня как классово-политический тип, садился ли он на рельсы в Кемерово или стучал каской у "Белого дома". Я проморгал эволюцию. Канула в небытие экзотика рабочей провинции, как размеренной, неторопливой, с резными палисадами и с "национальной" рыбалкой по выходным. Другая стала рабочая провинция. Вся она теперь подключилась к рынку. И в разговоре с рабочими из Владимира то и дело приходилось напрягать мозги, вылущивать латинские корни из понятий, спешно усваивая речь моих старых знакомых. Они открывали для меня как бы новый цех в мебельном производстве, где не пахнет стружкой и клеем, а пахнет исключительно деньгами. Они с увлечением рассказывали, как замдиректора по рекламе "допер" до того, чтобы обмениваться рекламными модулями с двумя туристическими фирмами.
Какой в этом смысл? А вот какой. Зимой хорошо покупают мебель, много людей толкаются в магазинах, но совсем никого нету в турфирмах. И наоборот. Поэтому зимой в мебельных магазинах рекламируют туры. А летом в агентствах путешествий везде, где можно, раскидывают каталоги мебельной фабрики.
— Открыли у нас во Владимире художественный салон, — рассказывает Гурьев, — а в нем кресла, диваны — все наши. А в наших магазинах — картины художников. И мебель, и картины — со скидками, пускай с трехпроцентными — вперекрест, художникам и нам.
Как не был я отягчен тонкостями кросс-промоушина, а все-таки нашел в себе силы и смелость задать наивный "производственный" вопрос: как делается конкурентоспособная мебель? В чем секрет жизнестойкости фабрики, какие ноу-хау изобретаются, как творят дизайнеры?
Мужики легкомысленно улыбались.
— Все четыре дня дизайнер наш по выставке с блокнотиком ходил. Срисовывал. Фотографировать запрещалось. Или за большие бабки. Нарисует — будем жить. Вот такое ноу-хау. А чего? Зачем велосипед изобретать?..
Мы распрощались. Мужики взяли по стаканчику мороженого и ушли к павильону. Заканчивался последний день выставки. Вечером они будут разбирать свои экспонаты, упаковывать, грузить — и в ночь отправятся домой.
Остается только добавить, что если в прошлом году средний российский житель потратил на мебель 470 рублей, то уже в первом квартале нынешнего — 280. На досуге можно помножить на число граждан России, вычислить доход мебельщиков, процент отчисления в бюджет, в пенсионный фонд, в страховой. Можно считать долго. Такая зараза эта рыночная экономика.
[guestbook _new_gstb]
1
2 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="
"; y+=" 18 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--
19
Напишите нам 5
[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]
А. Митрофанов ДИРИЖАБЛИ НЕ ВЗЛЕТЯТ?
ПЕЧАЛЬНОЕ СОБЫТИЕ постигло всех российских воздухоплавателей и дирижаблестроителей: в апреле в городе Долгопрудном фактически перестал существовать самый большой дирижабельный эллинг в нашей стране. Его крыша обвалилась, не выдержав скопившегося за зиму снега. Рухнуло последнее пристанище российских дирижаблей — без эллинга мощное государственное предприятие, на базе которого можно было возобновить строительство российских дирижаблей, теряет свою ценность.
