Главное — не терять юмора, смеяться над собой надо. Я не боюсь смеха сквозь слёзы или того, что называется "пир во время чумы". Масштабы "пира" и "смеха" должны соответствовать масштабу "слёз" и "чумы". Смейтесь, паясничайте, ломайте условности быта и бытия. Тогда мы развеселимся и выздоровеем.
Беседовал Андрей Смирнов
Ближайшие выступления "Кабаре Безумного Пьеро":
15 апреля 20.00 — клуб "GOGOL", 20.00 (Столешников пер., 11, м. "Театральная", "Чеховская", т. 514-0944)
15 мая — клуб "Апшу" (м. "Третьяковская", Климентовский пер,10, стр.1, www.apshu.ru)
28 мая — кафе "Билингва" (м. "Тургеневская", Кривоколенный пер., д. 10 стр. 5; www.bilinguaclub.ru).
изолятор короткого замыкания 3 обычно представляет собой два симметрично включенных электронных ключа, между которыми расположен пожарный датчик.
1
В советские годы у некоторых режиссёров был популярен принцип: "На юге отдохнули — заодно киношку сняли". Отмена тоталитарно-оздоровительного крымского гнёта привела к тому, что главным стал лозунг: "Что б ни сняли — всё равно!.." Всё равно получается "Ирония судьбы-2".
Вероятно, эти соображения учли авторы фильма "Плохой и нехорошая", рекламным роликом которого прирастает сейчас российский интернет.
Следует учесть, что для главного режиссёра ленты Анастасии Белокуровой снимать кино не впервой. А для многих задействованных в проекте актеров творческий процесс стал их образом жизни. Ведь в фильме задействованы руководители андеграундных формаций "Соломенные еноты", "Резервация здесь", "Палево". Кстати, демонстративным кинематографическим снобизмом представляется тот факт, что в фильме совершенно не звучат песни названных, как, впрочем, и всех других групп.
Значит, всё происходящее на экране — не любительская съемка пьяных туристов, а тщательно задуманная и исполненная провокация. И даже вызывающая демонстрация зрителям сценария, на котором неразборчиво нацарапано несколько лишь строк, убеждает, скорее, в обратном — то есть в наличии строгого творческого регламента и тщательной проработке "внутреннего задания"… Уж слишком театрально-выразительно завершают свои тирады герои перед началом новой сцены. Уж слишком литературно заточена идея трансмутации (в условиях диковатого капитализма) человека в зомби. И драматично-целомудренны фрагменты, прерывающие действие "на самом интересном месте". А звериная серьёзность, с которой производится скрытая и неприкрытая реклама спиртных напитков (привет фильму "Страстной бульвар" и шлягеру "Особенности национальной охоты")? А декорации московского кинофестиваля (как бы нарисованные зелёной гуашью)? Вы спросите: "Откуда деньги на производство таких картин?".
Однако в своём желании соответствовать величайшим образцам современного арт-хауса вроде "Рэйчел выходит замуж" Джонатана Демме и саркастически пародировать идеи "Догмы" фон Триера сценаристы явно переборщили. Конечно, ненормативная лексика, которую употребляют герои, — весьма жизненна, но вот рассуждения актёров о Майкле Кейне, Орсоне Уэллсе и Джордже Ромеро — выдают, увы, элитарно-синефильский дух произведения. Столь же малопонятными для широкого зрителя становятся и аллюзии с "фильмами о съёмках фильма", заполонившими мировой экран. Впрочем, заметен и другой пласт эстетической сверхзадачи — возврат в девяностые. Конечно, без лосин, спирали "Бруно", спирта "Роял" и пыточных утюгов, зато фразеология, актёрская гиперкомпенсация возвращают нас в эпоху "не дай Бог!" Кстати, был изыскан актёр, совпадающий с образом и повадками конца восьмидесятых, неведомо как родившийся в атмосфере "путинского гламура". Зомби был явно покалечен, переместившись со строек социализма в период первоначального накопления.
Отдельные эпизоды, на которые разбит фильм, несут не только социальную, но и временную нагрузку. Буржуазная тусовка, в которой под приторную "Pretty Woman" симпатичную женщину начинает мутить, снята в стилистике Нью-Йоркского артхауса семидесятых, а сцены в парке переносят в совсем недавний кинохит "Залечь на дно в Брюгге". От обилия цитат, великоватых даже для Тарантино, начинает, понятное дело, рябить в глазах. Не совсем понятна и финальная сцена страданий героев. Ведь если следовать за канвой повествования, то получается, что все проблемы капиталистического отчуждения можно решить при помощи йоги. Но это неожиданно лишь отчасти, ибо плавные перемещения индийских брахманов действительно похожи на неспешный ход зомбированных кротов истории. Но столь же вероятно, что символизм фильма не столь глубок, и эта сцена появилась после финансовых вливаний от спортивного клуба, расположенного неподалёку от площадки. И в этой нарочитой неоднозначности завершения фильма тоже можно увидеть сплав случайностей и конспирологии, столь присущий повседневности.
Эксклюзивный показ для публики состоится 15 апреля в 20.00 в политическом киноклубе Алексея Изуверова.
Проезд: м. "Новогиреево", Свободный пр-т., 16, ресторан "Дядя Коля".
Планируется встреча с авторским коллективом, дискуссия. Вход свободный.
Недорогая обязательная сертификация продукции 5 в компании «Юрис-Групп»
1
Василий Александров МЕТРОФOБИЯ
Для меня московское — советское — метро есть неотъемлемая часть жизни, которую у меня вот уже два десятилетия отнимают.
Метро — это моё счастливое детство, где я с восхищением и ребяческой любознательностью рассматривал сказочные витражи на Новослободской, мозаики на Киевской и Маяковской, барельефы на Парке Культуры, трогал отшлифованные тысячами рук стволы револьверов на скульптурах матросов Площади Революции.
Это было чистое, величественное, сказочное подземное царство, куда я спускался, кидая увесистый настоящий медный пятачок в копилку турникета, и проходил в гостеприимные ворота дворцов с некоторой опаской, волнуясь, как бы не захлопнулись их створки; вставал на плавно идущую вишнёвую ленту эскалатора и плыл вниз, словно в "Наутилусе" капитана Немо, рассматривая встречные молочные лампы и освещённые ими лица москвичей, не искаженные гримасой ужаса клаустрофобии и не сжавшиеся от ожидания давящей неизвестности.
А после садился в синие гудяще-грохочущие вагоны и нёсся в любой конец Москвы сквозь тёмные, протрассированые кабелями туннели, с удовольствием чувствуя, когда через минуты начнётся торможение с последующим за этим появлением очередного подземного сияющего дворца, построенного не для олигарха, а для людей.
Наше метро, особенно после недавних взрывов, несёт в себе только слабый и далёкий отсвет былого благополучия. В час пик спрессованное население мегаполиса, как паста из тюбика, выдавливается из обклеенных рекламными бумажками вагонов на платформы, загаженные бомжами, вонь и миазмы соседствуют с запахами закусочных метро-фастфуда, в переходах торговцы дипломами, трудовыми книжками и медсправками с регистрацией предлагают свои услуги незадачливым приезжим с востока и не только.
Негативная голосовая информация о людях в пачкающей одежде и оставленных потенциальными террористами подозрительных предметах перемежается со сладкой рекламой, говорящей об отдыхе на роскошных тропических курортах в кредит за "небольшие" проценты. Взгляды людей — в основном настороженные, сосредоточенные, говорящие о желании поскорее выбраться из этой нездоровой атмосферы на поверхность.
Мои работы о современном метро — это моя личная рефлексия на происходящее в обществе в целом, уничтожаемом и разлагающемся под воздействием безжалостных обстоятельств, в которые ввергнута страна. Наша действительность с преломлением отражается в сегодяшней "подземке" — так с некоторым пренебрежением стали называть московское метро многочисленные владельцы ухоженных иномарок, не жалующие общественный транспорт. Тут, как и наверху, спешат по делам, любят, ненавидят и умирают. У меня возникает аналогия с оккупированным американцами Ираком, где среди взрывов бомб продолжается жизнь со всеми её многочисленными проявлениями.
