Кроме внутренних разборок, в которых так или иначе участвовали все каналы, обитателей “Останкино” по-прежнему донимали призраки 93-го года, когда обезумевшая чернь подступила вплотную к родному гнездовью, грозя разнести его по кирпичику своими измазанными в крови и мазуте клешнями. Тогда их спасли от расправы благородные омоновцы, бескорыстные защитники прав человека, но где гарантия, что, повторись история на новом витке, все опять кончится благополучно? Страна уже не та, да и лихие спецназовцы после чеченской бойни стали как-то недобро, блудливо коситься на независимых журналистов.
Преимущество Таины Букиной было в том, что она не принадлежала ни к какой определенной тусовке. Никто толком не мог сказать, у кого она на содержании. Недавно ее вызвал на собеседование директор информационных программ, некто Туеросов Халим Олегович, личность необыкновенная во всех отношениях. Известен он был прежде всего тем, что сумел продаться практически всем без исключения враждующим между собой финансовым группировкам и никого ни разу не подвел. При этом продолжал пользоваться полным доверием “царской семьи”, которой клялся в верности с 91-го года. Сверхъестественную изворотливость Халима Олеговича многие объясняли покровительством высших, а именно самого Князя Тьмы, другие намекали на его родственные связи с Папой Римским, но Таина полагала, что причины непотопляемости телемагната заключаются в нем самом, в его фантастическом умении менять взгляды, убеждения и пристрастия не ежеквартально, в зависимости от направления политических ветров, на что способен каждый порядочный демократ, а практически ежечасно, в процессе любого разговора, на глазах у собеседника, причем новым убеждениям Туеросов отдавался с таким восторгом и ликованием, с каким рано созревший юноша впивается в губы своей первой возлюбленной. Как бы то ни было, при любых потрясениях, когда рушились самые прочные репутации, когда пушинкой слетали с плеч забубенные журналистские головы (часто в буквальном смысле), Халим Олегович, пылкий и непреклонный, оставался на самом верху, разве что иногда перемещался с канала на канал, да изредка, раз в год, отбывал в Штаты на очередную стажировку. В последний месяц из Туеросова неожиданно вылупился крутой патриот, который мог дать фору Лужкову и Зюганову вместе взятым. В одном из недавних выступлений Халим Олегович, бешено сверля глазами какого-то приглашенного на передачу замухрышку-нацмена, яростно возвестил, что намерен самолично организовать фонд для возведения крепостной стены по всему периметру Северного Кавказа, через которую, по его словам, не просочится ни один террорист-инородец. Также он первый на телевидении употребил слово "русский" в нейтральном смысле, без привычного ругательного оттенка (русский фашизм, русская мафия, русские рабы и т.д.), что, однако, далось ему нелегко: после знаковой передачи Халима Олеговича отвезли в загородную резиденцию с сердечным приступом.
Попасть к Туеросову на прием для рядового сотрудника было невероятным везением — либо означало конец карьеры. Внешне Халим Олегович не представлял из себя ничего выдающегося: невзрачный пухлый мужичок с козлиной бородкой а-ля дедушка Калинин и с миндалевидными, печальными глазами, как у человека, который вечно удручен неведомым для большинства замогильным знанием. Во время публичных выступлений эти чудесные глаза начинали фосфоресцировать, словно желто-алые угольки, вынырнувшие из разворошенного пепла. Говорили, что в отношениях с дамами Туеросов неукротим, как инквизитор, и не терпит никаких компромиссов. Если на глаза ему попадалась новенькая сотрудница студии не старше семидесяти лет, он попросту хватал ее за волосы и тащил к себе в кабинет. Своей секретарше, привыкшей к его причудам, на ходу бросал всегда одну и ту же фразу: "Надо проверить, какая у нее дикция". Про его любовные подвиги складывали легенды, и обожествлявшие Туеросова телевизионные дивы наградили его ласковыми прозвищами "Гинеколог" и "Сортир-бой". Последнее прозвище было связано с тем, что однажды Халим Олегович погнался по коридору за молоденькой, шустрой практиканткой, а та спряталась от него в туалете, где он и настиг ее в присутствии знаменитой, всенародно любимой еще с советских времен дикторши Л. С дикторшей случился нервический припадок, и вскоре она подала на Халима Олеговича в суд, требуя возмещения морального убытка. Суд Туеросов выиграл, выступив с блестящей речью, в которой доказал как дважды два, что дело, затеянное против него, является сугубо политическим и инспирировано в недрах либо "Отечества", либо КПРФ. Оказалось, что дикторшу Л. выкинули со студии лет десять назад за связь с гэкачепистами, и на телевидение она проникала, пользуясь поддельным пропуском, лишь для того, чтобы попрошайничать. Несколько раз Халим Олегович из гуманитарного сострадания подкидывал ей мелочишку на пропитание, но предупреждал, чтобы она не шаталась по коридорам со своей коммунячьей рожей, потому что на студию нередко заглядывали иностранцы, а то и представители администрации президента, люди, как известно, чрезвычайно щепетильные в нравственных вопросах. Гнусное обвинение, которое обрушила на него неблагодарная тварь, есть не что иное, как попытка взять идеологический реванш, но, сказал Халим Олегович, он вполне понимает сумеречное состояние умственно неполноценной женщины и не питает к ней зла, лишь просит высокий суд направить ее на лечение в одну из благотворительных психушек.
Естественно, суд удовлетворил благородную просьбу телемагната, и безумно хохочущую дикторшу Л. увезли из зала суда в черном “воронке”, но куда — неизвестно. На другой день демократическая пресса отозвалась на политический процесс восторженными откликами, в которых Туеросова сравнивали с врагом Карфагена непримиримым Катоном и одновременно с совестью нации, великим чеченским правозащитником Сергеем Ковалевым.
Три года назад, когда Таина только появилась на телевидении, она отделалась от неумолимых ухаживаний "Гинеколога" довольно примитивным трюком — сунула ему заранее приготовленную справку, где было написано, что она с десятилетнего возраста страдает особо острой формой ВИЧ-инфекции. Туеросов в справке усомнился, но все же не рискнул удостовериться.
В КАБИНЕТЕ У НЕГО она очутилась в первый раз. Халим Олегович не предложил ей сесть, несколько минут молча, хмуро ее разглядывал. Потом сказал:
— Ну что, девочка, дать тебе шанс?
Таина зарделась смущенно.
— Век буду благодарна, Халим Олегович.
— При одном условии.
Сияющей улыбкой и выпячиванием груди Таина изобразила полную готовность соответствовать.
— Признайся, справка у тебя липовая?
Девушка покраснела пуще прежнего.
— Откуда же мне знать, Халим Олегович. Диспансер выдал, а уж как они их там шлепают...
— Когда последний раз проверялась?
— В прошлом году.
— Я почему интересуюсь, Букина, как-то чудно получается... Выходит, ты с десяти лет любовью не занималась?
— Я вообще этим не занимаюсь, — Таина стала пунцовая, как роза Каира. — Меня заразили у стоматолога.
Туеросов недоверчиво следил за ее гримасами.
— Хорошо, дам телефон, проверишься у моего специалиста. Не возражаешь?
— Как вам будет угодно.
— Теперь второе. Напомни, кто тебя рекомендовал на студию?
— Господин Хмелевский звонил тогдашнему директору.
— Сам Александр Давыдович?
— Да.
— За что тебе такая честь?
— Родственные связи, Халим Олегович. Дальние.
— Ладно, оставим до выяснения... Значит так, учитывая некоторые обстоятельства, которые тебе знать необязательно, дам тебе пятнадцать минут в прямом эфире. Пойдешь в самостоятельное плавание. Дальнейшее зависит только от тебя. Рада?
— Ой!
— То-то же... Ну-ка, расскажи, что там у тебя намечается в этом "рандеву"?
Таина коротко изложила свой замысел, хотя все было подробно описано в заявках, которые она подавала в дирекцию ежемесячно. Суть передачи "Новый русский на рандеву" заключалась в том, чтобы, избегая голливудских штампов, дать россиянину объективное представление о тех, кто им управляет в новых рыночных условиях. Показать, что это не дебилы, как в многочисленных анекдотах, а на самом деле лучшие из лучших граждан обновленной россиянской нации. Для первой живой, летучей беседы она уже наметила троих участников: преуспевающего банкира Арнольда Несмеякина, известного тем, что его банк "Невада" расплачивался с клиентами исключительно облигациями третьего государственного займа, выпущенного в 1961 году, ежедневно телевидение показывало толпу возмущенных вкладчиков, митингующих у его дверей и уже совершивших несколько эффектных актов самосожжения; Гария Константиновича Купидонова, крупного чиновника из Госкомимущества, которому приписывали авторство знаменитой байки о процветающем "среднем классе"; и Эльвиру Карловну Финютину, бывшую светскую львицу и законодательницу мод, а ныне хозяйку самого престижного в Москве ночного салона "Невинные малютки", куда можно было попасть лишь по пропуску, подписанному лично генеральным прокурором. По мысли Букиной, непринужденный обмен мнениями по злободневным вопросам между такими замечательными людьми, сопровождаемый (на втором плане) исполнением модных хитов и небольшим приличным стриптизом, произведет благоприятное впечатление на самую взыскательную публику.
