— Может быть, — согласился Туеросов. — Но в чем изюминка этого шоу? В чем его, говоря словами Станиславского, сверхзадача?
— Как же, Халим Олегович, — оживилась Таина, чувствуя, что приближается ее звездный час, — посудите сами. Несмеякин — гений финансов, мешок с деньгами. Купидонов — государственная мудрость, патриотизм, забота о маленьком человеке. Эльвира Карловна — это красота, духовность, поэзия половых отношений. Все вместе — они как бы дают оригинальный срез общества во всем его многоцветии.
— А стриптиз зачем? Шоу вроде бы получается политическое?
— Конечно, политическое. Но без стриптиза обыватель не проглотит.
— Почему, объясни на милость? Почему у нас в каждой программе обязательно должен быть стриптиз? Это не я тебя спрашиваю, Букина, это меня самого недавно в правительстве спросили.
— Но это же очевидно. Стриптиз — один из символов свободы для россиянина. Как те же заказные убийства. При большевиках ничего этого ведь не было. Секса не было, наркотиков не было. Убил кого-нибудь — ступай в тюрьму. Демократия дала ему все, чего он был принудительно лишен. Естественно, россиянин наверстывает, хочет пожить, как все белые люди. Что касается моего шоу, там же не будет порнухи. Отнюдь. На втором плане, как бы в лазоревой дымке, под хитовую музыку, в западном интерьере юные девушки и мальчики красиво, без пошлости, совокупляются... Просто для того, чтобы зритель, приученный к этому фону, не начал щелкать кнопками по другим программам.
— Что-то у меня такое подозрение, Букина, что ты говоришь не совсем то, что думаешь.
— Господь с вами, Халим Олегович, я вообще не думаю. Я же профессионалка...
И ВОТ НАСТАЛ долгожданный день... Режиссер Витя Хабибулин и оператор Жека Сидоркин — оба молодые, крепкоголовые пентюхи — затеяли играть с Букиной в кошки-мышки, прятались целый день, резвились, как дети, пока Таина не застукала их в монтажной кабинке, где на двери висела лаконичная табличка: "Не входить. Убьет током". Там они освежались "Кристаллом" — и каждый держал в руке по огромному гамбургеру. При виде холодного теста, облитого ярко-алым кетчупом, Таину натурально затошнило. Она с утра ничего не ела.
— Мальчики, — взмолилась, — пожалейте несчастную сироту. Не подведите. Обещаю: после передачи каждому — по ящику шампанского.
— Коньяку, — воспламенился Жека Сидоркин. Хабибулин, рыжий, как она сама, отозвался мрачно:
— Думай, что говоришь, Букина. Передача моя, а не твоя. Я главный, а не ты. И нечего выпендриваться.
— Миленький, конечно, ты главный, разве кто спорит. Но у меня премьера. Я от волнения ночь не спала.
Хабибулин откусил от гамбургера огромный кусок, измазав рот кетчупом, как кровью. Прошамкал с набитым ртом:
— Про тебя известно, какая ты штучка.
— Какая же?
— Выскочка. Особняком стоишь. Ни с кем, в натуре, не общаешься. Таких нигде не любят.
— Гордая очень, — поддакнул оператор, отхлебнув "Кристалла", — на гордых воду возят.
Таина пригорюнилась.
— Именно что возят, Жекочка. Запрягли — и возят. А я не хочу. Какая же моя вина? Вы у нас не очень давно, даже не представляете, какие тут плетут интриги.
Парни переглянулись многозначительно.
— Если ты такая честная, — сказал Хабибулин, — может, водочки с нами выпьешь?
— Не вижу связи, — заметила Таина, — наливай.
Засуетясь, Жека Сидоркин набухал полную чайную чашку, и Таина, не моргнув глазом, ее осушила. Закусила ломтиком соленого огурца, порезанного на блюдце. После этого ребята подобрели. Вернее сказать, были немного ошарашены.
— Ладно, — усмехнулся Хабибулин, — поддержим тебя морально, премьерша. Чего реального хочешь?
— Это совсем другой случай, — сказал Хабибулин.
— Мальчики, у меня к вам еще личная просьба: возьмите на себя Эльвиру. С мужиками я справлюсь, а с ней...
— Кто такая? — насторожился Сидоркин. Хабибулин ему объяснил:
— Тварь элитная. Обслуживает весь бомонд. Самые изысканные утехи. Прошу вас. Если она заблажит... Жекочка, ты как раз в ее вкусе — чистенький, беленький, глазенки голубенькие...
— Сколько ей лет?
— Она нормально выглядит, пластику недавно делала.
— Ящик коньяку точно гарантируешь?
— Даже не сомневайся.
Как и предполагала Таина, сразу по прибытии Эльвира Карловна устроила ей нервотрепку. Она привезла с собой личного гримера, сморщенного пожилого дядьку в смешных буклях, похожего на подгнившую еловую шишку на двух тоненьких ножках, который потребовал отдельную комнату с туалетом и с ванной.
— Почему же с ванной? — не поняла Таина. — Вы разве собираетесь мыться?
— А уж вот это, милочка, — одернула ее Эльвира Карловна, — позвольте нам решать самим. Раз Джордж говорит, что ему нужна ванна, значит, вы уж постарайтесь.
Наряженная под юную курсистку, в короткой юбке, с обнаженными толстыми руками, с розовым, словно гуттарперчевым лицом, она выглядела столь внушительно и непреклонно, что у Таины поджилки тряслись. "Ах ты, старая ведьма!" — подумала с восхищением. Тут же мадам предъявила второе требование: она будет выступать только в маске, как у Познера. Оказывается, ей очень нравилось, когда в его передачах какая-нибудь соплюшка, поведав о себе кучу гадостей и уведомив зрителей, что ей ни в коем случае нельзя показываться людям на глаза, иначе ее убьют (зарежут, поставят на кон и прочее) — вдруг эффектно сбрасывала маску.
— Кстати, — обиженно прошепелявила мадам, — почему я не вижу Володю? Он где?
— В Америке, в гостях у Донахью, — соврала Таина.
— Вот оно что, — с сомнением заметила Эльвира Карловна. — И поэтому вам, милочка, доверили такое ответственное шоу?
— Временно, — Таина начинала злиться, но выручил Жека Сидоркин. Появился в нужный момент, галантно поклонился.
— Разрешите, синьора, проводить вас в комнату, где вы сможете отдохнуть. Ваш гример уже там.
— А ты кто? — недоверчиво воззрилась на него Финютина. Таина представила Жеку:
— Лучший на студии оператор. Евгений Александрович. Прошу любить и жаловать.
— Что-то больно молоденький. Не намудрил бы чего.
Сидоркин счастливо заухал, сверкнул ослепительной улыбкой.
— Мудрить не обучены, добрая госпожа. Умеем только красивым дамам во всем угождать.
Подхватил ее под руку и увел. Мысленно Таина послала ему воздушный поцелуй.
С банкиром Несмеякиным и госслужащим Купидоновым тоже все было не так просто. Недавно итальянская "Делла-Монстро" привела список самых богатых людей Европы, где эта парочка занимала шестнадцатое и восемнадцатое места; и в сделках с недвижимостью, и в играх с ценными бумагами они держались плотным тандемом, даже беломраморные виллы на Адриатике у них стояли рядом, но сегодня они почему-то решили сделать вид, что незнакомы, церемонно раскланялись, и Купидонов переспросил: "Извините, не расслышал, как вас по имени-отчеству?.." Неуместная конспирация позабавила Таину, но не прибавила уверенности. Еще ее беспокоила охрана банкира — пять человек каких-то уж совсем отморозков, в наколках, в масках, с автоматами и двумя гранатометами, причем оружие они приводили в боевую готовность при появлении любого нового лица, вплоть до уборщицы тети Насти, делая это со свирепыми гримасами и гортанными окликами. Уговорить Несмеякина, ссылаясь на правила, оставить охрану внизу, в вестибюле, Таине не удалось. Он поставил ультиматум: или так, или никак. "Вы же знаете, Тусечка, — сообщил ей доверительно, — какая сейчас идет охота на порядочных людей."
Замминистра Купидонов, похожий, даже в состоянии покоя, на упорно пробивающего земляной пласт крота, интересовался только одним: согласована ли передача с Самим. Таина так и не уяснила, кого он имел в виду, но уверила, что согласована со всеми, включая Господа Бога.
Когда же наконец уселись в креслах в студийном интерьере и пошел сигнал эфира, Таина отбросила все страхи и почувствовала себя так, будто воспарила в небеса. За это ощущение пьяной, немыслимой свободы она и любила свою грязную, подобную копанию в дерьме, репортерскую работу. Полчаса промелькнули, словно пробежка лунатика по крышам, она ничего почти не запомнила, кроме кинжального, пафосного телефонного звонка (Клим постарался по ее поручению, родимый!): "За что вы так ненавидите эту страну, господа?!" После этого вопроса Эльвира Карловна сорвала унылую маску с лиловыми разводами и прогудела басом: "Похоже на провокацию, милочка".
