Охотовед заметил с горечью:
— Лишай, туберкулёз, спиваются. Во хмелю перестают соображать, могут совершить и убийство.
Вечером, нарушив наставление проводника, я отправился на почту один. Ветер стих, мороз к ночи усилился. Вдалеке молотил генератор, густо дымила котельная. Воздух в безветрии пропитался запахом угольной сажи. Холодная гулкость, низкое небо. Избушки с тёмными окнами, на окраине посёлка две мёртвые пятиэтажки, стёкла выбиты, двери заколочены досками. Ни души. Берег Охотского моря дыбится желтоватыми глыбами льда, вода тяжёлая, вязкая. Безжизненность вызывает тревогу. На двери почты приколота записка о техническом перерыве. Коротая время, я взобрался на кучу дырявых чугунных батарей, выброшенных из разбитых панельных домов. Вдалеке помигивала лампочка продуктового магазина. На дороге замаячила фигура. Крепкий мужчина остановился, спросил привычно:
— Наскребём выпить?
Я отозвался по-свойски:
— Да ни одной батареи ещё не продал!
— Ну, приходи потом в магазин.
К общим впечатлениям о жизни приморского посёлка добавил красок сосед по гостинице:
— Тяжело без работы. Рыбалки нет, переработку морепродуктов в 90-е загубили. И браконьерить смысла нет, вывозить нечем. Народ опускается. Ягоду, грибы для себя бросили заготавливать. — И попытался смягчить беспросветность. — Но служащие аэропорта держатся, хоть рейсовые самолёты и перестали летать! Милиция стоит, районный охотовед — парень чёткий! А если ехать куда, берите водителем Асланбека Камбулатовича, надёжный ингуш. Есть ещё крепкие люди здесь! Я тоже кручусь!
И предложил купить у него резные рога лося, охотничий нож.
Перед отлётом поохотившиеся начальники устроили прощальный ужин. Полная, энергичная женщина, владелица хлипкой избушки, приспособленной под кафе, строго-настрого наказала: «Дверь закройте изнутри, на стуки не откликайтесь, иначе местные просить выпивку будут, не дадут спокойно вам посидеть».
Приглашённые главы местных служб едва притронулись к выставленным угощениям и всё порывались рассказать «большим людям» с «большой земли» о планах возрождения промыслов, добыче, переработке.
«Важные люди» слушали молча, полистали подаренную книгу о крае. Заботили добытые трофеи, шкуры волков не протухли бы.
Под конец вечера поднялся с тостом высокий узкоплечий на косолапых ногах охотник. Обведя взглядом покосившиеся стены, заклеенные бумажными заплатками окна, мяклым голосом оценил: «Хорошо у вас тут. — Немного подумал и скорбно признался: — Устаёшь за год от европейских порядков. В Швейцарии скорость на машине превысил, пришлось пять тысяч долларов выложить, чтобы права сохранить. Адвоката лучшего нанимал! — И, делясь благостным настроением, похвалил местных службистов: — А у вас простор, красота! За ваш край! За ваше гостеприимство!»…
Вертолёт медленно набирал высоту. В иллюминаторе потянулась бесконечная тундра, ледяное Охотское море и на берегу, не в силах подать сигнала о помощи, дымил крохотным однотрубным корабликом Северо-Эвенск.
Необъяснимо привязывает к себе Дальний Восток. И через пять лет, в марте 2012 года, я попытался разыскать в Северо-Эвенске кого-нибудь, с кем коротко там касался. Все номера телефонов молчали. Ответил один. Жив посёлок! Всё ещё жив! Да, да, всё так же плещут холодные воды Охотского моря, секучий ветер с песком… а люди? С ними вот что: охотовед убит, застрелили. Сбылось пожелание молоденькой сотрудницы из журнала «Москва»: «Очень мрачно о Северо-Эвенске у вас. Напечатать не можем. Хотя бы одного положительного героя дайте, который пусть погибает, но борется». Пожалуйста, как по заказу: умер охотовед от раны в больнице, из ружья прострелили мошонку. Администратор гостиницы Женя уехала в Магадан, насовсем, сказала. А глава района, заместителей которого судили за воровство и осудили «условно», назначен якобы «руководить недрами» всей Магаданской области. Его заместители тоже перебрались на материк. Рыбалки в Северо-Эвенске по-прежнему нет, фундамент завода рыбной переработки уже рассыпался. Зато появилась некая фирма, начала копать в окрестностях землю, хочет добывать полезные ископаемые. От земляных работ будет и дальше съёживаться оленеводство. И вслед за оленями уйдут в небытие коренные народы. Добытые ископаемые повезут, скорее всего, за границу, вряд ли в России им найдут применение.
Здоров, слава Богу, шофёр Асланбек, по-прежнему тянется прокормить семью. На рыбалку, где можно, просится. Аэропорт работает, рабочие фирмы на вахту в Эвенск летать будут. Гостиницу новым хозяевам продали. А больше никаких изменений с тех пор и нет.
И в Москве, и во всей России нет изменений.
http://semya.globl.ru/publ/18-1-0-300.
Это среднероссийский показатель; в Тыве, напомним, формально вне брака рождается более 60 % детей, — хотя в данном регионе это, скорее, свидетельствует не столько о разрушении семьи, сколько о возврате к ее патриархальной модели, не соответствующей российскому законодательству.
Георг Вильгельм Стеллер. Описание земли Камчатки. Петропавловск-Камчатский. Камчатский печатный двор. Книжное издательство, 1999 г., с. 55.
Георг Вильгельм Стеллер. Там же, с. 159.
