Стоило бы учредить специальную премию тому, кто объяснит, что означает фраза «к другим новостям». А к каким еще? К тем, что уже были? Но так говорят и на центральных, и на региональных каналах. Если что-нибудь не делается вовремя, всегда скажут «не спешат». Если где-нибудь дела идут плохо, это обязательно называется «переживают не лучшие времена», и никак иначе. Само по себе безобидное слово «достаточно» употребляется без разбора, заменяя и «вполне», и «довольно», и многое другое, вплоть до дивного словосочетания «достаточно безграничная власть». Имитация новостей заключена в клише вроде «Прокуратура возбудила дело по статье». Между тем, это сообщение можно считать новостью только в очень запутанном случае. Истинная же новость – если прокуратура не возбудила дело.
Непременное сообщение «На место происшествия прибыл губернатор области». Но это новость только тогда, когда он прервал визит в Зимбабве или отпуск на Гавайях. Вот если губернатор не прибыл на место происшествия, тогда новость точно. Единообразные, раздумчивые, вводные фразы вроде «память услужливо подсказывает», и особенно концовки: «время покажет», «комментарии излишни», «поживем, увидим».
Единообразию есть, разумеется, объяснение – полная придавленность контролем сверху. Все как один под козырек. Удобнее, спокойнее, безопаснее. Сужение информационного поля. Негде больше резвиться. Ни о чем важном все равно не скажешь. Наверху это подсознательно или, может быть, даже сознательно поддерживают.
И еще: электронная журналистика ограничена временем, но на бумаге границы можно отодвинуть, а на телевидении не выходит. В минуте всегда 60 секунд, и проще ухватиться за штамп. Единственное, к чему тут стоит взывать, – профессиональное самолюбие. Журналистика не бог весть какое творчество, но все же не вытачивание шайб. Без заявки на индивидуальность тут делать нечего.
24 % россиян, по данным Центра Левады, считают, что советское телевидение, радио и пресса были интереснее и привлекательнее. Данные поразительны во всех отношениях. Ведь те, кому сейчас 30–35, а тем более моложе, никак не могут помнить, какой в действительности была советская система информации. Так, детские впечатления с колыбельки. Значит, от реального опроса отсекается огромная часть населения. Половина как минимум. А у остальных мнение, скорее всего, протестное. По принципу: если нынешнее ТВ так ужасно, то не может же быть, что раньше было еще хуже. Да, было хуже. Кто-то сказал, что жить стало веселее, но противнее. Тогда было удручающе тускло и уныло. Сохранившие трезвую память это помнят. А об остальных давно сказал Пушкин. Цитата грандиозная: «Люди, никогда не довольные настоящим и по опыту имея мало надежды на будущее, украшают невозвратимое минувшее всеми цветами своего воображения».
Возвращаюсь к телевидению. Все телеведущие одинаковы. Не внешне; тут порядок с многообразием. Есть очень хорошенькие. Мне некоторые очень нравятся. Но если переключать каналы зажмурившись, услышишь сплошной единообразный монолог. Непременно окажутся глаголы «востребовать и задействовать», которыми раньше пользовались только колхозные бухгалтеры. Всякую затею назовут «проектом», каждую организацию «структурой», любую единицу площади «регионом». Военная или террористическая операция непременно «хорошо спланированная» и/или «тщательно подготовленная». Результат не имеет значения. Например, никто не пострадал, а все нападавшие, наоборот, убиты. Взорванная машина всегда «взлетает на воздух», хотя так бывает лишь в кино. Кто видел на деле, машина вздрагивает на месте и разваливается. Наступление только «широкомасштабное», даже если в нем участвовали лишь два взвода, то есть, разумеется, «были задействованы».
Я уж не говорю о повсеместном, не только на телевидении, но и вообще в российском обиходном лексиконе, применении «энергетики» вместо «энергии». Когда говорят: «Его энергетике можно позавидовать», имеют в виду, разумеется, энергию. Энергетика – это наука или отрасль. Но именно потому, что это наука и отрасль, она солиднее. Мотивы ясны: чем более грандиозным предстает событие, о котором рассказывается, тем значительнее выглядит рассказывающий. Схожей цели – претензии на особые знания – служат межсюжетные связки. После сообщения о встрече британского премьера с испанским диктор говорит: «Тем временем на Филиппинах продолжаются подземные толчки». Потаенная связь филиппинского землетрясения с европейской дипломатией, наверное, есть, ясно же сказано: «тем временем». Следом за новостью об испытаниях ядерной бомбы в Пакистане начинается очередной сюжет: «Между тем в Сан-Себастьяне открылся кинофестиваль». Погружаешься уже не в раздумья, а в отчаяние. Между чем открылся фестиваль? Так-таки между бомбами?
Безобидный разделительный союз «а» используется со зверским сладострастием. После новости о миллиардах Билла Гейтса идет: «А в театре Олега Табакова новый спектакль». Тут вроде нечто брезжит. Ответ российской духовности на западный меркантилизм, но завтра союз «а» встанет между российскими алюминиевыми миллионами и американским поэтическим конкурсом. В основе попытка преодолеть дискретность мира, сшить обрывки событийных тканей, представить жизнь плавным потоком, а не взрывными толчками, сериалом, а не клипами. Связать – даже не белыми нитками, а белыми канатами – тонкую рвущуюся материю, конечно, не удается, но хочется.
Убожество фантазий ярко проявляется в заголовках новостей, хотя, вообще-то, заголовки на телевидении не нужны вовсе. Такие, как есть, – точно. Это либо натужное остроумие, неизбежно перерастающее в болезненно-шутливый цинизм («Боевики работают без выходных» – о гибели солдат в воскресенье; «На трибунах становится тише» – после теракта на стадионе). Либо пошлость. «Курить – здоровью вредить», о законах против курения во Франции. Либо пустословие. «Аты-баты шли солдаты» – в день защитника Отечества. «Вся власть Уго Чавесу». Либо просто бездумное вранье «Пожарные спасли собор Парижской Богоматери». Тут же сообщается, что горел дом в полукилометре от собора. «Красноярский край охвачен огнем» – взгляд на глобус убедит в том, что будь это правдой, такой катастрофы не знала земля со времен Всемирного потопа. Как говорил Бернард Шоу: «Газета – это печатный орган, не видящий разницы между падением с велосипеда и крушением цивилизации».
Причина происходящего ясна – слишком тесна площадка, на которой позволено резвиться российской журналистике. Никакой серьезной политической, экономической и социальной проблеме возникнуть не дано, не позволено. Остается брать свое в языке.
«Крошки от большого пирога своей щедрости», «Череповец готов к нашествию клещей», «Огонь получил вольную», «Нельзя попросить беду подождать до утра», «На руки юной Леночки Петровой ложится первый метр колбасной оболочки». Посмотрел бы я на эту Леночку и на ее кавалера. А журналиста видел. Так себе, но вожделеет красоты. Слишком сузилась опять-таки сфера деятельности. И приходится брать свое в красотах стиля.
Из всех городов мира я больше всего люблю Венецию, оттого и отмечаю особую к ней тягу на российском телевидении. Стоит разлиться местной реке, как появляются «Венецианские пейзажи Югорска». «Скоро в магазины Ноябрьска можно будет въезжать на гондолах», «В ближайшие дни станет ясно, превратится ли Ижевск в Венецию».
Невозможно слушать, как Англию именуют «туманным Альбионом». Неясно, что миллионы раз эту дешевку уже произносили? Видимо, неясно. А старшие по небрежению или по неведению не сказали, что стыдно быть попкой, бубнящим одно и то же от Камчатки до Лиона.
Лион – это русская версия «Евроньюс» [10] . Они там, надо полагать, знают иностранные языки, но русский как-то не очень. Например, у них спортсмены постоянно в роли манекенщиц, потому что пьедестал всегда именуется подиумом. А на каком языке это у них произносится: «Наши новости выходят каждый час и каждые полчаса»?
Нелады и с «господами». «Господин» все еще не нейтрален. Всегда сомнительный, даже, пожалуй, отрицательный персонаж, особенно если пресловутый или небезызвестный. Однако в обращении уже приемлем. При этом полное непонимание того, что в третьем лице с именем и фамилией употреблять слово «господин» нельзя. «Господин Бил Гейтс заявил» – недопустимо. Без имени можно. «Господин Гейтс заявил», либо «Бил Гейтс заявил». Тонкость, надо привыкать. Можно перечитать что-либо из Толстого или Чехова. У них все правильно.
Среди географических штампов самый примечательный, по частоте употребления стоящий рядом с «Альбионом», «поднебесной» и «страной восходящего солнца» – «остров Свободы». Советское клише успешно перешло в нынешний журналистский обиход, и никого не смущает фраза «Новые репрессии на острове Свободы». Сменились история, география, политические коды, а словосочетание осталось.
