Лейбл "ГЕОМЕТРИЯ", внимательно исследующий архив отечественной рок-культуры, выпустил примечательный DVD. Полуторачасовый диск включает два действа по адресу Кузнечный переулок, 19-90, имевших место, соответственно, 28 сентября 1994 года и 4 февраля 95-го года. Это акустический концерт "Аукцыона" и фильм авторства митька Виктора Тихомирова, сделанный на базе выступления Хвостенко.
"Аукцыон" представлен трио: Леонид Федоров—Олег Гаркуша—Павел Литвинов. В программу вошло девятнадцать песен — отборные хиты из аукцыоновских альбомов, пара раритетов и преддверие сольного фёдоровского творчества. Гаркуша декламировал стихи, также была исполнена "Конь унёс любимого" из репертуара Хвоста и почему-то "Это не любовь" Цоя.
"Аукцыон у митьков" — симпатичный камерный концерт, скорее напоминающий квартирник. Граница между музыкантами и слушателями почти отсутствует, добродушие разлито в воздухе, но без хиппово— умильной липкости.
Алексей Хвостенко в сопровождении того же Федорова и духовика Анатолия Герасимова представлен восемью номерами, среди которых "Орландина", "Рай", "Прощание со степью" и "Поют цыгане у ворот…".
В фильме использованы работы знаменитых митьковских художников — Шагина, Шинкарева, Флоренских, Тихомировых. И скупо, но уместно и тонко поясняется, в чём состоит феномен Алексея Львовича Хвостенко.
Момент запечатлён весьма ценный. Фёдоров ещё улыбается шаловливым чёртиком, Гаркуша ещё интересуется водкой, Хвостенко жив и открывает себя русской публике, а митьки дружны и далеки от мучительных разборок.
Они стояли перед погасшими экранами. Серж боялся неосторожным замечанием, невольным жестом обнаружить свое отношение к отвратительному глумлению. От Вавилы, несмотря на его респектабельный костюм и шелковый галстук, благородную бороду и усы, исходили холодная жестокость, тайная, обращенная к Сержу беспощадность.
— Что это было? — осторожно спросил Серж, — испытание психотропных средств?
— Ошибаешься, гений. Здесь не медицинская лаборатория, где проводятся испытания на людях. Керим Вагипов — создатель магических технологий, способных обращать время вспять. Он способен бесконечно малое мгновение растягивать в вечность. Он создал учение о "смерти вечной", подобно тому, как христианство создало учение о "жизни вечной". Он, в противоположность христианам, не презирает материю, предпочитая ей дух, а сгущает материю до момента, когда она становится духом. Место, куда ты попал, является центром магических технологий. Для них образ, метафора, цвет, музыка, поэзия, эротическое переживание, физическое страдание являются неотъемлемыми составляющими. Ты здесь не раб, не пленник, а стажер, берущий уроки магии. Тебе это нужно, чтобы приступить к проекту, который тебе предложен.
Всё, что услышал Серж, повергло его в панику, ибо он находился в руках кровожадных безумцев, превративших жизнь в театр извращений и больных фантазий. Одно неосторожное слово, знак осуждения могут вызвать свирепое бешенство, и его начнут скрещивать с пауками, вкалывать ему в вену препарат длящейся вечно смерти.
Вавила снова нажал на клавишу, и на экране просиял просторный зал, ослепительный, золотой, где каждый предмет напоминал драгоценный слиток.
— Сейчас ты увидишь зрелище, которое позволит тебе лучше понять сделанное тебе предложение. У Керима Вагипова — день рождения. Он отмечает его в узком кругу, в подземной золотой резиденции. Сюда приглашен известный режиссер Самуил Полончик, раввин Исаак Карулевич, министр финансов Михаил Лабузинский, придворный, как его называют, политолог Матвей Игрунов, директор телеканала, наверняка тебе известный, Генрих Корн, и загадочный даже для меня персонаж — Макс Лифенштром, принц крови, представитель старых европейских династий, в руках которых сосредоточены тайные рычаги управления миром. Присмотрись внимательно ко всему происходящему, и ты поймешь требования, которые предъявляет нам с тобой заказчик проекта.
Вавила разговаривал с Сержем так, будто уже получил от него согласие участвовать в проекте, и они были друзьями, партнерами.
Вавила нажимал клавиши, выбирая выгодный для обозрения ракурс.
Золота было так много, что все сливалось в слепящее зарево. Золотой потолок был расписан фантастическими цветами и птицами, и украшен мозаикой. Витые колонны, как веретена, уходили ввысь, и казалось, с них струится золотая пряжа. Посреди зала находился бассейн с лазурной водой, из которой вырастала золотая лилия, и сверкали струи фонтана. Стол выгибался подковой, и на нем красовались золотые тарелки и блюда, золотые кубки и подсвечники с горящими свечами. Гости сидели в ожидании хозяина, обменивались любезностями, и Сержа поразили их наряды, напоминавшие театральные костюмы средневекового спектакля.
Раввин Исаак Карулевич, знакомый Сержу по телешоу "Планетарий", был едва узнаваем. Его маленькая, с заостренной бородкой, голова была украшена розовым тюрбаном, а щуплое тело утопало в просторной хламиде. Видимо, так выглядели древние левиты, многомудрые фарисеи и сильные духом саддукеи, неутомимые в толковании книг.
Подле него восседал режиссер Самуил Полончик, тот самый, что в телешоу "Планетарий" рассказывал о новом вероучении, объединившем в себе все мировые конфессии. Его большая голова с тяжелым клювом и сердито опущенные углы рта делали его похожим на мрачного птенца, из которого со временем вырастит гриф или беркут. На нем был странный колпак, какие носили звездочеты, и над самым лбом горело небольшое павлинье перо с бриллиантом.
Министр финансов Михаил Лабузинский был лысый. Его розовый голый череп украшала крохотная бриллиантовая корона. Сам он был облачен в просторный, шитый золотом халат с широкими рукавами, из которых выглядывали тонкие руки, покрытые, как у зверька, курчавой шерсткой.
Директор телеканала Генрих Корн был в бархатном берете, голый по пояс, в женском лифчике из голубого шелка, украшенного жемчугами. Его узкие пальцы были в перстнях с крупными, как виноградины, камнями. В ушах переливались серьги из темного рубина.
Политолог Матвей Игрунов был в черном плаще, застегнутом от горла до самого низа, с пурпурным бантом на груди, и его плоское, с близко поставленными глазами лицо напоминало камбалу.
Принц крови Макс Лифенштром был в черном смокинге, безупречно белой манишке с галстуком-бабочкой, в котором переливался крохотный бриллиант. Его розовое породистое лицо было надменно, нос с горбинкой выдавал в нем Габсбурга, а презрительно сжатые губы выражали тонкую насмешку над всеми революциями, которым не удалось ликвидировать тайную мощь европейских династий.
Серж искал глазами тата, чье место в середине стола оставалось свободным. Но вот зазвенели мелодичные цимбалы, тонко возликовали трубы, в торжествующую гармонию слились струнные, духовые и ударные. Нарисованные на потолке золотые птицы вспорхнули и понеслись в распахнувшиеся золоченые двери, и в них показался Керим Вагипов, изящно выступавший лилипут на высоких каблуках, в перламутровом камзоле и панталонах, в наполеоновской треуголке, позванивая крохотной шпагой. На плечи его была наброшена мантия из горностаев. Умелым движением он отбросил ее, помещаясь на высокое креслице в центре стола, куда его подсадили служители в клетчатых юбках, похожие на шотландских волынщиков.
— Господа, благодарю за то, что согласились разделить со мной мое скромное торжество. Мы знаем друг друга не первый день, и нашу дружбу не омрачила ни единая распря. Мы вправе называть себя братьями, членами одной семьи, у которой один Отец и один Повелитель, незримо присутствующий среди нас. Прошу, угощайтесь, пейте вино, говорите, а я буду любоваться вами.
Он хлопнул в ладоши. Слуги в ливреях, в маленьких, шитых золотом тюбетейках внесли на деревянном шесте привязанную за ноги жареную кенгуру. Вся её освежеванная туша была в розовой корочке, кое-где еще тлели огоньки. Копыта на мускулистых ногах были обуглены. Оскаленная, свисавшая к полу голова смотрела запекшимися глазами. Хвост еще продолжал дымиться. В кожаной сумке виднелся зажаренный детеныш. Служители из золотых кувшинов лили в кубки вино, и первым поднялся раввин Исаак Карулевич, держа у своей черной бородки золотой, усыпанный каменьями сосуд.
— Дорогой брат Керим, день твоего рождения — это день триумфа всего еврейского народа, для которого ты построил столько синагог, сколько звезд на небе и песчинок на морском побережье. Особенно хороша синагога, выточенная из прозрачного льда, которую ты возвел в Антарктиде для еврейских ученых. И та, из черного и красного дерева, которая принимает в свои стены обращенных в иудаизм представителей африканских племен.
