В начале июня 1768 г. снаряжение экспедиции было закончено. Продовольствие, снаряжение, астрономические приборы (квадрант, астролябия), четыре компаса, лоты и лаги были доставлены на судно. Купец А. Бармин снарядил для экспедиции кочмару — небольшую трехмачтовую поморскую шхуну грузоподъемностью до 500 пудов (8 тонн).
Губернатор вручил Ф. Розмыслову специально составленную инструкцию, в которой начальнику экспедиции предписывалось провести «описание и осмотр сысканного Чиракиным через Новую Землю пролива» и узнать, могут ли по нему пройти большие суда. В случае благоприятной ледовой обстановки «вояж предпринять» из Маточкина Шара в Обскую губу и «примечание сделать, не будет ли способов впредь испытать с того места воспринять путь в Северную Америку» [6, с. 120]. Особое внимание губернатор уделял необходимости открытия пути в Обскую губу. «Если Господь благословит, — говорилось в инструкции, — то тот водяной ход с Тобольским городом[39] Архангельского открыт будет», то это к «знатной пользе и прирощению коммерции послужит» [10, с. 385]. На случай достижения р. Оби архангельский губернатор вручил Розмыслову письмо к сибирскому губернатору в Тобольске.
Экспедиции предписывалось «осмотреть в тонкости, нет ли на Новой Земле каких руд и минералов, отличных и неординарных камней, хрусталя и иных каких курьезных вещей, соляных озер и тому подобного, и каких особливых ключей и вод, жемчужных раковин, и какие звери и птицы и в тамошних водах морские животные водятся, деревья и травы отменные и неординарные и тому подобных всякого рода любопытства достойных вещей и произращений натуральных» [11, с. 253].
10 июля 1768 г. экспедиция покинула Архангельск, но уже через трое суток, когда кочмараукрылась у берега от крепкого северного ветра, в подводной части корпуса открылась течь, которую команда с трудом устранила. Только 16 июля судно продолжило путь на север и через 6 суток достигло мыса Святой Нос на Мурманском берегу. Ветер был благоприятным, дул с юго–западной четверти, но по обычаю новоземельских мореходов того времени надлежало отправиться к архипелагу непременно от Семи островов (Иоканские острова), расположенных к западу от мыса Святой Нос. Туда кочмара прибыла через трое суток. Отправив рапорт на имя губернатора, запаслись водою, дровами и рыбой. 2 августа Ф. Розмыслов отплыл к Новой Земле.
Уже 6 августа моряки увидели побережье Гусиной Земли (юго–западный полуостров Новой Земли). Плывя вдоль побережья, через 8 суток судно достигло Панькова острова у входа в пролив Маточкин Шар. Побережье было низменным, а покрытые снегом и туманом горы лежали в отдалении от берега. Ф. Розмыслов записал в судовом журнале: «Таким образом, между горами и морем находится обширная равнина, ничем, кроме растущего моха, не испещренная» [12, с. 77].
В проливе Маточкин Шар кочмару встретил штормовой ветер с востока, который препятствовал движению к Карскому морю, и только поутру 16 августа противный ветер стих и судно двинулось дальше. Когда миновали мыс Бараний, Я. Чиракин объявил, что он далее того места фарватера для судна не знает и вести его не может, и кочмара стала на якорь.
На другой день Ф. Розмыслов на гребной лодке отправился на восток для выполнения промерных работ в проливе. К 19 августа он промерил пролив до мыса Моржовый и нашел везде глубину от 9 до 15 сажен (от 16,5 до 27,5 м), а грунт каменистый. Противные ветры и течение заставили его возвратиться к судну. Через двое суток он отправил подштурмана М. Губина к речке Медвянка, для того чтобы оттуда начать опись южного берега пролива, сам же проводил описные и промерные работы в районе стоянки кочмары.
М. Губин возвратился 30 августа, и Ф. Розмыслов вновь направился на лодке по проливу на восток. Он добрался до восточного входа в пролив, взошел на высокую гору и увидел, что Карское море совершенно свободно ото льдов. В ходе плавания он убедился в том, что кочмара ветха и ненадежна, да и парусное вооружение ее примитивно, и что ему трудно будет, несмотря на отсутствие льда в Карском море, проводить дальнейшие исследования. «Наше судно, — писал Ф. Розмыслов, — противными ветрами ходить весьма не обыкло; неспособность оного известна, и ничего доброго надеяться не можно; сложение оного не дозволяло ни на парусах ходить против ветра, ни же лавировать, ни же дрейфовать; когда оное имеет ветр с кормы, то большой парус нарочито способствует, но если ветр переменился и стал противен, то должно подымать другой, малый парус и возвращаться назад» [12, с. 77].
На обратном пути к месту стоянки кочмары Ф. Розмыслов осмотрел Белушью губу, находящуюся на северном берегу пролива в 23 км от восточного входа в него, и выбрал ее для зимовки. Прибыв на судно и дождавшись попутного ветра, 7 сентября он перевел кочмару в Белушью губу. По дороге моряки погрузили на судно разобранную ими промысловую избу, которую когда‑то установили зимовавшие на архипелаге поморы. Вторую подобную избу экспедиция привезла из Архангельска. Приближалась полярная зима, морозы становились все сильнее, дули крепкие ветры, приносившие
ненастье. Избу, найденную на берегу пролива, моряки поставили в бухте Тюленья на восточном берегу Белушьей губы, а избу, привезенную из Архангельска, — на южном берегу у Дровяного мыса, надеясь именно там организовать зимнюю охоту. Кормщик Я. Чиракин уже тогда был болен.
20 сентября пролив покрылся льдом, а через пять суток моряки, жившие у Дровяного мыса, сообщили Розмыслову, что весь горизонт Карского моря заполнили льды.
Зимовка проходила тяжело. Из‑за сильных ветров и морозов 1 ноября зимовщики заделали избяные окна «от нестерпимости больших снегов и крепких ветров, и притом солнце, скрывши свои лучи под горизонт, и не делает уже дневного света». К 17 ноября скончался Я. Чиракин и заболели еще несколько моряков.
Наконец 24 января зимовщики увидели солнце. Но больных становилось все больше, и через два дня Ф. Розмыслов отметил в журнале, что работоспособных осталось всего двое, а «прочие имеют немалую тесноту в грудях, ибо крепость ветра и вьюга снежная не допускают сделать прогулки за десять сажен» [12, с. 78].
31 января случилась беда: «Один из работников, живших на Дровяном мысу, увидя на северном берегу стадо оленей, вознамерился идти, дабы получить, сколько из оных Всевышний определить изволит: и о отбытии его, чрез малое время, сделался вдруг жестокий ветр и курева[40], который закрыл своей темнотой глаза, дабы видеть человека за 10 сажен; от чего наш определенной к смерти промышленник через сутки уже назад не возвратился, от чего и положили считать его в числе мертвых без погребения» [12, с. 79].
Наступивший апрель принес сильные ветры с севера и северо–запада и сырую погоду. 17 апреля «с полудни шторм от юго–запада, слякоть и временно дождь; напоследок сильный град величиной в половину фузейной пули, и продолжился до полуночи» [12, с. 78]. Это была совсем необычная погода на такой северной широте и в такое время года. 23 случилась еще одна потеря — скончался один из поморов–промышленников, зимовавших на Дровяном мысу.
В мае умерли двое поморов, а в начале июня еще один. В конце мая Ф. Розмыслов приступил к геодезическим работам, но так как лед все еще был довольно крепок, он решил закончить описание южного берега пролива, двигаясь по льду, и отправился к р. Шумиловой, «оставя на милость сына Бога вышнего» двух своих больных.
6 июля скончался один из матросов. Через три дня очистилась от льда Белушья губа, но в проливе лед держался еще 9 суток. Когда судно оказалось на чистой воде, в корпусе вновь открылась большая течь, так что пришлось дважды в сутки отливать из трюма воду. Моряки приступили к ремонту корпуса. Они вырубали сгнившие участки и заполняли образовавшиеся щели густой глиной, смешанной с ржаными отрубями, «везде, где нужно было, конопатили, токмо течь не успокаивалась» [12, с. 78].
К 1 августа кочмара была готова к дальнейшему плаванию. Пролив полностью очистился ото льда, и на следующий день Ф. Розмыслов направился в Карское море. К этому времени он сам был уже болен, а здоровыми кроме подштурмана оставались лишь четверо моряков.
Широту места зимовки Ф. Розмыслов определял пять раз, измеряя меридиональные высоты Солнца с помощью астролябии. По его сведениям, эта широта составляла 73°39' с. ш., что на 21' севернее, чем широта, определенная гидрографами в XIX в. Измерил он и склонение компаса, и подъем воды в проливе из‑за приливных явлений, а также определил длину пролива — она составила 42 итальянские мили (73 км), что близко к современным данным.
Начальник экспедиции старался по возможности осмотреть и описать не только берега пролива, но и близко расположенные горы. По его словам, они «из мелких и крупных плитных камней, имеется на многих и трухлой следами аспид[41]». Он не нашел нигде «никаких отменностей и курьезных вещей, например как руд, минералов, отличных и неординарных камней и соленых озер, и тому подобных, а особливо ключей вод и жемчужных раковин» [12, с. 80].
