Но после этого императрица приказала немедленно перевести для Робертсона журнал Креницына (т. е. отчет Левашова) и скопировать подлинную карту плавания. «Благодаря этим материалам, — писал Робертсон в предисловии к первому изданию своей «Истории Америки», вышедшей в свет в Лондоне в 1777 г., — у меня сложилось высокое мнение о прогрессе в этом направлении и о размахе русских открытий» [7, с. 123].
Робертсон передал полученные материалы по русской экспедиции спутнику Джеймса Кука, священнику Вильяму Коксу, который включил материалы об экспедиции Креницына в виде специального приложения в свой «Отчет о русских открытиях между Азией и Америкой», опубликованный в 1780 г. В следующем году книга Кокса была переведена на французский язык.
В том же 1781 г. академик Петр Симон Паллас опубликовал почти те же материалы на русском и немецком языках в «Месяцеслове историческом и географическом» за 1781 г. (с картой). В 8090 гг. XVIII в. вышло, по крайней мере, 6 изданий материалов экспедиции Креницына и Левашова на четырех языках, причем особенным интересом читателей пользовалось этнографическое описание алеутов, написанное М. Д. Левашовым.
В память о капитане 1-го ранга П. К. Креницыне в 1805 г. знаменитый мореплаватель И. Ф. Крузенштерн назвал мыс и гору на острове Онекотан (Курильские острова) и пролив в Курильской гряде, а также открытые экспедицией П. К. Креницына — М. Д. Левашова в 1769 г. острова у побережья Северной Америки. И, наконец, отечественный мореплаватель М. И. Станюкович в 1828 г. назвал в честь П. К. Креницына мыс в Бристольском заливе на побережье Аляски.
А в память о М. Д. Левашове названы мыс на Охотском побережье Камчатки, гора и мыс на о. Парамушпр (Курильские острова), а также пролив в Курильской гряде, открытый И. Ф. Крузенштерном в 1805 г. и тогда же получивший свое название. Глава 3 Исследования русских путешественников по трассе Северного морского пути в эпоху Екатерины Великой
В моей послушности крутятся
Там Лена, Обь и Енисей,
Где многие народы тщатся
Драгих мне в дар ловить зверей;
Едва покров себе имея,
Смеются лютости Борея,
Чудовищам дерзают в след,
Где верьх до облак простирает,
Угрюмы тучи раздирает
Поднявшись с дна морского лед.
Михаил Ломоносов
В 1760 г. сибирский губернатор Ф. И. Соймонов поручил начальнику над Охотским и Камчатским краем полковнику Ф. X. Плениснеру «стараться о проведывании земель, лежащих как к северу от устья Колымы, так и против всего Чукотского побережья». Для выполнения приказания Плениснер отправил в 1763 г. из Анадыря два отряда: под начальством крещеного чукчи казака Николая Дауркина — на Чукотский полуостров, и под начальством сержанта Степана Андреева на Медвежьи острова, впервые посещенные русским промышленником Иваном Вилегиным в 1720 г. Эти острова расположены к северу от устья Колымы. Причем при открытии этих островов И. Вилегин заявил, что он «нашел землю, токмо не мог знать — остров ли или матерая земля» [8, с. 246].
Дауркин перебрался из Анадыря на Чукотский полуостров, собрал от местных жителей сведения об их стране и о землях, лежащих к востоку и северу от полуострова, сам в октябре 1763 г. перешел на оленях на о. Ратманова в Беринговом проливе. Возвратившись в Анадырь в 1765 г., он сообщил, что по собранным от чукчей сведениям, в «Колымском море», т. е. в море, лежащем к северу от устья Колымы и Чукотского полуострова, лежит большая земля, на которой живут люди. Причем будто бы эта земля даже якобы перемещается при сильных ветрах на одну версту дальше в море, а при тихой погоде возвращается на старое место. Видимо, это были фантастические данные, почерпнутые из чукотских сказаний.
А Андреев в 1763 г. переехал по льду на Медвежьи острова и впервые описал их. Вследствие недостатка корма для собак он не смог добраться «на имеющуюся впереди к северной стороне большую землю» и возвратился назад на материк.
По доставленным Андреевым материалам Плениснер составил первую карту Медвежьих островов. Он и дал островам название: «понеже как по журналу и рапорту Андреева [видно], что на тех островах очень довольно медвежьих следов, да и живых медведей несколько видели, а иных убили». Плениснер был убежден, что к северу от Чукотки и Колымского края существует «Американская земля со стоячим лесом», которая соединяется с материком Северная Америка. Поэтому в следующем,
1764 г. он вновь послал Андреева на Медвежьи острова с целью достичь лежащую севернее «большую землю». 3 мая во время второй поездки Андреев увидел к северо–востоку от Медвежьих островов «вновь найденный шестой остров[38], весьма не мал, в длину, например, верст 80 и более» [8, с. 247]. На пути к этому острову, в расстоянии от него около 20 верст, Андреев «наехал незнаемых людей свежие следы на восьми санках оленьми, только перед нами проехали; ивто время пришли в немалый страх» [8, с. 248]. Так как в это же время сопровождавший Андреева юкагир Е. Коновалов тяжело заболел, то Андреев вернулся в Нижне-Колымск.
Усмотренный Андреевым остров больше никто никогда не видел, так и не ясно, он умышленно донес о несуществующем острове, зная о взглядах Плениснера по поводу наличия большой земли к северу от Медвежьих островов, либо был введен в заблуждение сильной рефракцией и торосистыми льдами. Но гипотетическую «Землю Андреева» впоследствии еще долго даже иногда изображали на картах.
В это же время были проведены выдающиеся плавания Никиты Шалаурова, одного из первых мореходов, стремившихся к освоению Северного морского пути.
Никита Шалауров и Иван Бахов, мореходы из устюжских купцов, в 50-х гг. XVIII в. подали правительству прошение о дозволении сыскать Северный морской путь из устья р. Лены в Тихий океан. Известный историк российского флота полковник Корпуса флотских штурманов Василий Николаевич Берх (1781–1834) в своей работе «Хронологическая история всех путешествий в северные полярные страны» отмечает, что И. Бахову была известна «часть науки кораблевождения». В 1748 г. И. Бахов совершил плавание из Анадыря на Камчатку, потерпел кораблекрушение у о. Беринга, где зазимовал. В 1749 г. он на построенной из остатков судна Беринга шлюпке возвратился на Камчатку.
В 1755 г. Сенат издал указ, по которому «Ивану Бахову и Никите Шалаурову для своего промысла, ко изысканию от устья Лены реки, по Северному морю, до Колымы и Чукотского Носа отпуск им учинить» [8, с. 248].
На выстроенном на Лене небольшом судне — галиоте или шитике, который по некоторым данным назывался «Вера, Надежда, Любовь», с партией промышленников из ссыльных и беглых солдат Шалауров и Бахов вышли в 1760 г. в море, но из‑за тяжелой ледовой обстановки дошли только до устья р. Яны. Перезимовав там, на следующий год при более благоприятной ледовой обстановке вышли в море и добрались до устья Колымы, где за поздним временем года вновь зазимовали. Там во время зимовки от цинги скончался Бахов.
Летом 1762 г. Шалауров на том же судне продолжил плавание на восток, но у мыса Шелагского вследствие неблагоприятных условий погоды повернул обратно. На пути он обследовал Чаунскую губу, которую до того не посещал ни один путешественник. Шалауров нанес на карту берег от устья Колымы до Чаунской губы.
После вторичной зимовки в устье Колымы Шалауров хотел в 1763 г. повторить попытку пройти вдоль чукотского побережья в Тихий океан, но его команда, уставшая от тяжелой жизни в плаваниях и на зимовках, взбунтовалась и разбежалась.
Но Шалауров не отступил, не пал духом. Он, побывав в Москве, добился правительственной субсидии для продолжения начатых исследований. В 1764 г. он опять вышел из устья Колымы в море и не вернулся. Вероятнее всего, его судно было раздавлено льдами и он со всей командой погиб.
Обстоятельства гибели экспедиции так и остались неизвестны.
В 1792 г. чаунские чукчи рассказали капитану 1-го ранга И. Биллингсу, путешествовавшему по Чукотке, что за несколько лет до того они нашли «палатку, покрытую парусами, и в ней много человеческих трупов, съеденных песцами». Это был, по видимому, последний лагерь Шалаурова. В 1823 г. помощник лейтенанта Ф. П. Врангеля, мичман Ф. Ф. Матюшкин (оба впоследствии адмиралы) при обследовании побережья Восточно–Сибирского моря обнаружил этот лагерь, где отважный Шалауров жил со своими спутниками после гибели судна. Лагерь находился к востоку от устья р. Веркона, в месте, которое на современных картах называется «мыс Шалаурова Изба». Чукчи рассказали Матюшкину, что много лет назад они нашли здесь хижину и в ней несколько человеческих скелетов, обглоданных волками, немного провианта и табаку, а также большие паруса, которыми вся хижина была обтянута. Матюшкин обследовал все зимовье, но ему не удалось найти каких‑либо признаков, безусловно подтверждавших, что в хижине жил Шалауров. Позже эту хижину посетил и Врангель, который заключил, что «все обстоятельства заставляют полагать, что здесь именно встретил смерть свою смелый Шалауров, единственный мореплаватель, посещавший в означенный период времени сию часть Ледовитого моря. Кажется, не подлежит сомнению, что Шалауров, обогнув Шелагский мыс, потерпел кораблекрушение у пустынных берегов, где ужасная кончина прекратила жизнь его, полную неутомимой деятельности и редкой предприимчивости».
