Из всего этого читатель видит, чем именно задела "за живое" К. Маркса статья Н. К. Михайловского: несколько раз в ней употреблено слово "теория", тогда как сам Маркс считает свой труд только "очерком происхождения капитализма в Западной Европе" и вовсе не возводит в теорию, да еще фатальную, всех язв капиталистического строя жизни. На глазах всего света, в недавние от нас времена весь Париж был сожжен коммунарами, и прекращение этого "фазиса" капиталистического строя жизни потребовало истребления 23 тысяч воспитанных этим же строем его врагов. Я сам видел живые следы этого "фазиса", приехав в Париж в скором времени после подавления восстания, когда военные версальские суды беспрерывно, в десятках отдельных судебных камер, приговаривали виноватых [21] по два, по три человека на каждую камеру в течение одного часа. Можно ли предположить, даже принимая произведение Маркса за теорию, фатальную для всех народов, чтобы такие ужасы могли быть признаваемы им за обязательные даже для тех народов, которые не имеют "никаких оснований ниспровергать зачатки своего собственного идеала". В брошюре, написанной вместе с Энгельсом специально для выяснения этой кровавой парижской бойни, вполне выяснено шушуканье Франции с Германией относительно взаимного участия в подавлении этого восстания, так как это продукт общеевропейского капиталистического строя, одинаково тревожащего обе эти страны. В то же время как "нации" они были врагами и поколачивали друг у друга солдат под стенами Парижа, главным образом "для газет" и для соблюдения дипломатических формальностей. Признавая труд Маркса за теорию, надобно признать и неизбежность всех этих ужасов, но Маркс и писал свою брошюру в поучение нациям, еще не дожившим до этих ужасов, веруя, что одна нация "должна учиться у другой". Все это вполне совпадает с тем, что написано в статье Н. К. Михайловского, а Маркс все-таки "осерчал" на него, и единственно за то, что он мог говорить ему о том самом, что он и сам исповедует.
Но не довольствуясь доказательствами того, что он вовсе не проповедник "фатальной теории", ссылками, заимствованными из его же книги "Капитал" и из дополнений и примечаний к последующим новым изданиям этой книги, — он, наконец, прямо, просто, с полным беспристрастием высказывает свое мнение и об экономическом положении России, страны, которая вовсе не входила до сих пор в его "очерк происхождения капитализма", — и вот тут-то мы слышим глубоко поучительные и в то же время неоспоримо укоризненные для всех нас слова:
"Так как я не люблю оставлять "quelque chose a deviner", [22] то выскажусь без обиняков: чтобы иметь возможность судить с знанием бела об экономическом развитии современной России, я выучился по-русски и затем в течение долгих лет изучал официальные и другие издания, имеющие отношение к этому предмету. Я пришел к такому выводу: если Россия будет продолжать идти по тому же пути, по которому она шла с 1861 года, то она лишится самого прекрасного случая, который когда-либо предоставляла народу история, чтобы избежать всех перипетий капиталистического строя" ("Юридический вестник", № 9, стр. 271).
Нет! Это не московский "патриот своего отечества", вопиющий о поощрении "прызводства" средствами казначейства; это не "народник" с искреннею любовью к прекрасному, тщательно собирающий цветочки радующих душу [23] действительно благообразнейших явлений нашей народной жизни; это и не "марксист", полагающий, что цветочки, собираемые народниками, должны все-таки погибнуть ввиду фатальности теории капитализма. Это именно самая подлинная, самая светлая и самая горькая правда обо всем нестроении всей нашей жизни во всех отношениях. Несомненно, в наших руках есть немало и очень немало оправдательных документов, о которых даже и Карл Маркс не мог бы иметь понятия. Но, имея их в руках, мы все-таки не можем не видеть "сущей правды" нашей жизни именно в этом горьком упреке К. Маркса: мы лишаемся самого прекрасного случая, который когда-либо предоставляла народу история, чтобы не переживать всех перипетий европейского зла.
О чем же он жалеет и скорбит, говоря такие слова, касающиеся только ошибок в экономическом развитии? Я думаю, что он скорбит о личности человеческой, которая непременно должна быть жертвой этих ошибок. Для обороны этой личности в Европе он особенно тщательно изучил и развитие капитализма в Англии. Интересуясь участью нравственного развития русского человека и общества, — он изучил и экономическое положение России. И если мы примем его характеристику нашего положения без разделения явлений нашей жизни на отрадные и безотрадные, а только в том виде, как его понимает К. Маркс, то есть в виде соединения в каждой отдельной личности здоровья и гнили, отрадного и безотрадного, — то мы можем с достаточной ясностью объяснить себе, почему вся наша жизнь во всех своих проявлениях представляется нам самим то как бы одним сплошным упадком во всех отношениях, то, напротив, едва приметным, но могучим развитием самобытных форм жизни.
На самом же деле любовь к Купону и желание, чтобы эта любовь не имела неразрывно связанных с Купоном последствий, предлагаются нашему обществу как идеал, которому оно должно бы следовать. Одновременное дружелюбное сожительство в наших сердцах Христа и антихриста, как кажется, и есть та наша система личной и общественной морали, которою наше общество должно руководствоваться в своих взаимных отношениях. Если "по-европейски" такое, положим, купонное дело, как ситцевая фабрика, проявляет себя не только "прызводством" ситца, а еще и так называемым "рабочим вопросом", "стачками", сопровождающимися столкновениями с войсками! и т. д. и т. д., то то же дело "по-нашему" должно быть поставлено совершенно иначе: фабрика будет, ситец будет, этому никто не будет препятствовать, а всего прочего не должно быть ни в каком случае. Почему? Да просто потому… "чтоб не было!.." И так во всем: всякое европейское зло приемлем, но европейский против этого зла крик — не приемлем и стараемся утвердить такое положение дел, чтобы каждый делал только свое дело [24] и в чужое не мешался, не осложнял бы его неподходящими к делу соображениями. Все это, как видим, и отражается на неподвижности нашей жизни, на тягостной суете сует выполнения необобщенных и неосмысленных обязанностей, не подвигающих вперед ни личного, ни общественного благосостояния.
И хотя, повидимому, влачение жизни во имя таких идеалов и может быть иной раз принимаемо за тихое и благообразное житие, но иногда не мешает и "очувствоваться", освежить в себе представление о человеческом достоинстве, и вот почему загробное слово Маркса, прямо указывающее на ненормальное состояние нашей мысли и совести, освежая и оздоровляя то и другое, заслуживает нашей глубокой благодарности.
Единственно лишь там, где есть великие надежды и великие идеи, великие мысли о будущем, — там только и есть в умах тот принцип литературной жизни, который помешает им окаменеть и не допустит дойти литературу до истощения,
В наше время в моде удалять радость из всякого рассказа. Наше время печально, а писатели выражают чувства избранных. Но это недолго продлится: во всяком случае это не последнее слово человечества в деле поэзии и искусства, потому что это противоречит психологическому закону, по которому память уклоняется от печальных воспоминаний и так часто, как только можно, возвращается к счастливым моментам. Придет время, когда в поэзию снова станут заносить неоцененные моменты радости, часы счастия. Когда пройдет теперешняя мода, родится искусство, которое будет служить оправой для этих моментов, как бы бриллиантов, и тогда они будут издали ярко сверкать как в книгах, так и в жизни.
Я нисколько не осуждаю того, что поэзия перестала изображать идеальные фигуры. Но последствием этого стало то, что человеческий уровень принизился в современных романах. Слишком часто характеры так незначительны, что наилучшее описание не может сделать их интересными.
В настоящее время все соглашаются, что в художественном отношении умственное значение изображаемых лиц совершенно безразлично. Это верно лишь до известной степени, потому что высшие умы всегда будут привлечены более возвышенными и более трудными задачами.
Великий поэт не откажется всходить на какую угодно высоту, до которой поднимались его современники. Он захватит в свою сеть все сокровища ума и души. В настоящее время, можно сказать, вечно женственный переходит в стоны и плач по человеку, а мужественный представляет или то, что грубо, или то, что жалко.
ОТ АВТОРА
Предисловие к первому изданию сочинений
