Шейнин-старший прошел Афган, воевал в десантуре на Алихейле. Сейчас добился очень высокого положения, является руководителем программы «Времена» на Первом канале — фактически вторым человеком после Владимира Познера. Он сделал себя сам, то, что называется «селф-мейд мэн». Когда вы включаете телевизор в пятницу вечером, это его работа.
Казалось бы, журналисту такого уровня и такого влияния отмазать сына от армии элементарно, тем более что он сам испытал все её прелести на собственной шкуре.
И тем не менее Шейнин-младший идет служить. Очень и очень необычно с точки зрения нашего времени.
Хотя, с точки зрения морали, наверное, все нормально.
Однако у Димы есть свои взгляды на этот вопрос.
— Почему ты решил идти в армию?
— Да я особо-то и не решал. Просто выбора нет. В институт не успел, потому что раньше было время — ну, думаю, ладно, еще месяцок посижу, в компьютер поиграю. Доигрался, короче…
— А отмазываться?
— Я никогда не думал об этом. Да и вариантов нет, если честно. Я когда год назад проходил медкомиссию, то выяснилось, что полностью здоров. Так что по здоровью отмазываться нечем. А за деньги отец сказал, что отмазывать меня не будет. Хочет, чтобы у меня своя голова на плечах была. Правильно, в общем-то. Если бы сам заработал — тогда, пожалуйста. Но даже если бы и были деньги, отмазываться я бы все равно не стал. Как-то это не то… С одной стороны, и полтора года жизни тратить не хочется, с другой стороны и ущербным быть не хочется. Если бы в институт поступил, другое дело, но сейчас время уже упущено.
— У тебя отец воевал. Что ты знаешь про армию?
— Я читал его рассказы. Все что я знаю про армию, про войну, я знаю из них. Страшно, конечно. И дедовщина, и что бить будут. К тому же сейчас я попадаю в первый призыв на полтора года, естественно, по отношению к нам дедовщина будет жестче. Но я морально готов к этому. Хотя у меня вот друг служит, где-то в Серпухове, рассказывает, что у них там пионерлагерь — не бьют, ничего. У него только положительные эмоции.
— А кем ты хочешь вообще стать по жизни?
— Если бы я знал ответ на этот вопрос, я бы сейчас в институте учился бы.
— Ты как оцениваешь свое материальное положение — бедный, богатый, средний класс?
— Средний класс, наверное. Все что мне нужно, у меня есть. Я благоустроен в жизни.
— В твоей среде армия наверняка не пользуется популярностью. У тебя нет чувства исключительности — что никто не служит, а ты пойдешь?
— Нет, нету. Я же не один пойду, еще мои знакомые тоже пойдут служить. Несколько человек.
— Ты считаешь, что будешь отдавать долг Родине?
— Нет, не считаю. Просто надо идти — воинская повинность, и приходится идти. Я бы может, и хотел бы служить в армии, но не в такой, как сейчас. Армия должна быть профессиональной, чтобы там служили те, кому это нравится и кому хочется. А не хрен знает чем заниматься. Полная фигня. Мне армия ничего не даст, это потерянные полтора года будут.
— В Чечню не боишься попасть?
— Нет. Туда ведь срочников не отправляют…
— Ну, это ты так думаешь… А если б отправляли?
— Повоевать, может, и хотелось бы. Но не в Чечне. Это не война, это непонятно что, недоразумение какое-то. Зачем туда пацанов восемнадцатилетних отправлять? Я в Чечне не хотел бы воевать.
— А если представить такую ситуацию, что у нас сейчас началась война, типа Второй мировой, ты учишься в институте и у тебя есть все возможности откоса — тогда что? Пошел бы?
— Конечно. Может, это и глупо звучит, но я патриот, я люблю свою страну, и если вдруг на нас кто-то нападет, я сразу же пойду в армию. И все, с кем я близко общаюсь — тоже пойдут. Большинство, девяносто процентов, отмазываться бы не стали. Мы с друзьями не говорим об этом, не говорим, что вот, мы такие патриоты, но если что-то случится, в стороне оставаться не будем. Я могу за них это сказать, я в этом уверен. В любом случае, пойдешь ведь защищать не какую-то абстрактную Родину, а себя, своих близких, свою землю.
— То есть получается, что сам ты в армию идти не хочешь, но пойдешь, потому что отмазываться не хочется еще больше. Но если бы началась война, то ты пошел бы по любому, правильно?
— Да. Потому что тогда это действительно был бы долг перед Родиной. Я бы защищал себя, своих близких. И все мои знакомые также.
ЗЫ: На следующий день после этого разговора за Дмитрием пришли двое с милицией и увезли его на Угрешку. Почему было применено насилие, не понятно — парень не бегал, косить не собирался, сидел, ждал вызова. Видимо, просто по привычке. Как бы там ни было, сейчас Дмитрий Шейнин находится на Московском сборном пункте. В общем, не плачь, девчонка, пройдут дожди…
Профессионал.Михаил — человек уникальной судьбы. Солдатом срочной службы воевал в Афганистане, в спецназе ВДВ. Затем застал Таджикистан. С развалом Союза уволился из армии, работал в службе безопасности авиаперевозок, объездил полмира — российские компании тогда стали активно осваивать Запад, Ближний Восток, Африку. Служил в Израильской армии, четыре раза воевал в Ираке в американской армии. Гражданин США.
Недавно вернулся на Родину.
У него все хорошо. Есть семья, двое сыновей, свой дом в Подмосковье, в котором вместе с ним живут и его друзья-сослуживцы. Что-то типа пункта постоянной дислокации его группы. Занимается бизнесом, создает свою организацию ветераном Миротворческих миссий, и постоянно находится в режиме «стенд-бай».
Своего настоящего имени он просил не называть. Выполняем его просьбу. Михаил — это псевдоним.
— Как ты попал в Ирак?
— В девяностых уволился со службы, работал в системе безопасности авиаперевозок. Мотался по миру… Если помнишь, тогда же все в Америку ломились, получать вид на жительство. А мы туда летали по работе. Ну и написали заявление в корпус морской пехоты. Официально у них иностранного легиона нет, но есть наборы под что-то. США еще до 11 сентября довольно активно использовало выходцев из третьих стран, хотя это нигде это не афишировалось. В тот момент их интересовал Афган — в частности, Кандагар. Нам было все равно куда, лишь бы грин-карту получить. Но затея эта повисла, никакого гражданства не дали. То языка не хватает, то того, то сего. Они там все нежные, не говорят прямо: «пошел на фиг, ты дебил». Говорят — мы с вами свяжемся. Полгода проходит, год… Понятно, пролетели.
Вернулись в грузоперевозки. И в Африке познакомились с одним американцем, бывшим морским пехотинцем. Этот человек занимался набором в Югославию, в международные полицейские силы. Сидел раньше в Домодедово, был такой «Домодедово-центр». В Москве пересеклись, он дал телефон и предложил прилететь в Италию, там поговорить уже конкретно. Поехал наш товарищ, мы передали с ним документы. В Италии этот амер поставил вопрос: если скажут прилететь за свой счет в какую-то страну и там пройти интервью, вы согласны? Мы согласились. А те, кто говорил: нет, у меня вообще денег нет, тех отфутболивали. Через какое-то время — вызов в консульство…
— То есть, это все было официально?
— А как тут сказать: официально, неофициально? С нашей стороны всем до балды было, что происходит. Россия вся под управлением была: что оттуда скажут, то и делалось. Вербовочные центры были не только в Москве — и в Саратове, и в Смоленске. Об этом все знали. Моих товарищей, например, собирали в Италии, в Римини, под табло на вокзале. Сажали в грузовик и отправляли на военную базу. В итоге все-равно все попадали в Бахрейн, там основной вербовочный лагерь и учебный центр подготовки. Оттуда потом в Калифорнию.
Но я не думал, что из этого что-то получится. Это на несколько лет все растянулось. То письма по электронной почте приходят. То какие-то звонки, что-то уточняют. Мужик какой-то позвонил: по-английски с ним поговорить. Какую-то фигню поспрашивал, я какую-то фигню ответил. Он про меня подумал — дебил, я про него.
Первое конкретное собеседование было в Джексон-Вилле штат Флорида, потом в Арабских Эмиратах, в Дубаи. Потом Бахрейн. Там месяц физподготовки и проверки на коммуникабельность. Отбор был довольно жесткий. Это сейчас набирают всех подряд, даже если английского почти не знаешь; а тогда отсев большой был.
Я попал в соединение, которое было расформировано после первой иракской войны. Но в связи с тем, что я уехал после второго месяца, в академии здесь учился, то с Афганом пролетел, ребят без меня отправили. В Кандагар, в Шиндант и в Мазар-и-Шариф. В Мазар-и-Шаирифе погиб у нас парень. А меня распределили в подразделение, которое отправляли в Ирак. Перебросили в провинцию Анбар. Это был уже 2003-й, уже Багдад был взят.
