Чего греха таить, имела место и такая версия.
Загадочное преступление истолковывалось, да и сейчас истолковывается по-разному. Отец убитой, персональный пенсионер Николай Андреевич Райх считал, например, что преступление совершено с единственно мародерской целью — завладеть квартирой, а все многозначительные слухи и подозрения понадобились, чтобы замести следы. Живет и семейное предание о том, будто после трагедии в трехкомнатную квартиру въехала чья-то пассия — молодая и красивая, а в однокомнатную — шофер Берии. Как помнит читатель, квартиру Мейерхольдов в Брюсовском переулке разделили на две отдельные.
Случилось это уже в октябре 1939 года. Мейерхольд был еще жив и томился на Лубянке в ожидании суда, который 1 февраля 1940 года приговорил его к расстрелу с конфискацией всего лично ему принадлежавшего имущества.
Эпилог
Точное место захоронения Мейерхольда стало известно недавно: Донское кладбище, общая могила № 1. В 1955 году его посмертно реабилитировали, а обвинение объявили сфальсифицированным.
Зинаиду Николаевну Райх похоронили на Ваганьковском кладбище. Ее убийцы не найдены до сих пор.
Последним подозреваемым по этому делу был проживавший в том же доме солист Большого театра Союза ССР Дмитрий Головин. Его арестовали в 1943 году. Однако доказательства в совершении им этого преступления следствием добыты не были. Тем не менее Головина осудили на десять лет лишения свободы за шпионаж. Наказание он отбывал и умер в 1966 году в Анапе.
В 1988 году Генеральный прокурор СССР А. Сухарев и члены комиссии Политбюро ЦК КПСС М. Соломенцев, А. Яковлев, А. Лукьянов доложили М. Горбачеву об итогах проверки заявления Т. С. Есениной: «В настоящее время лиц, виновных в убийстве Райх З. Н., установить не представляется возможным».
М. Горбачев с таким заключением согласился.
Что происходило в Кремле в ночь, когда Гитлер напал на СССР?
Эта тема была сверхсекретной даже во времена правления Хрущева, не говоря уже о послевоенной сталинской эпохе. Первым, кто приподнял краешек покрова тайны, был Никита Сергеевич. Отставной советский лидер, делая надиктовки своих воспоминаний, изобразил Сталина полностью потерявшим самообладание и пребывавшим в состоянии страха, паники и шока.
С легкой руки хрущевской команды, тоже засевшей за мемуары, в общественном сознании утвердился стереотип, согласно которому Сталин в панике скрылся на даче и беспробудно пьянствовал там до 30 июня, не принимая никаких решений и даже не давая о себе знать. Когда обеспокоенные члены Политбюро примчались в Кунцево, они увидели, что вождь, совершенно опустившийся и подавленный, в страхе забился под кушетку, полагая, что соратники приехали, чтобы его арестовать.
Прошли годы, и вот всплыли новые свидетельства и документы, внесшие путаницу и в без того противоречивые факты.
Кто доложил первым
Несмотря на монбланы книг, написанных политиками, министрами, генералами, не говоря уже об историках, беллетристах и документалистах, до сих пор не дан четкий и внятный ответ, когда и от кого Сталин узнал о начале вооруженного вторжения фашистской Германии. Более того, по сведениям, полученным автором этой книги в крупнейших библиографических центрах, нет ни одной публикации, в которой бы исследовался данный вопрос.
А он чрезвычайно важен для выяснения того, что происходило в Кремле в первый и последующие несколько дней после начала боевых действий. Это ключ к разгадке одной из самых тщательно скрываемых тайн Великой Отечественной войны.
До выхода в свет мемуарной книги маршала Жукова тема первых минут войны в советской документальной литературе не освещалась. Изложенная в «Воспоминаниях и размышлениях» сцена ночного телефонного доклада начальника Генерального штаба Жукова поднятому с постели на даче Сталину стала хрестоматийной. Она многократно воспроизводилась в десятках произведений художественной прозы, на кино- и телеэкранах.
Напомню самые существенные моменты эпизода, рассказанного Жуковым через 30 лет. Только те, без которых понимание дальнейшего повествования будет весьма затруднительным.
Итак, в ночь на 22 июня 1941 года всем работникам Генерального штаба и наркомата обороны было приказано оставаться на своих местах. Жуков вместе со своим первым заместителем Ватутиным под утро находился в служебном кабинете наркома обороны Тимошенко.
В 3 часа 07 минут Жукову по ВЧ позвонил командующий Черноморским флотом адмирал Октябрьский и доложил о приближении со стороны моря большого количества неизвестных самолетов. В 3 часа 30 минут позвонил начальник штаба Западного округа генерал Климовских: немецкие самолеты бомбят города Белоруссии. Через три минуты — аналогичный звонок из Киева, через четыре минуты — из Вильнюса.
Тимошенко приказал Жукову звонить Сталину. «Звоню, — читаем у маршала. — К телефону никто не подходит. Звоню непрерывно. Наконец слышу сонный голос дежурного генерала управления охраны.
— Кто говорит?
— Начальник Генштаба Жуков. Прошу срочно соединить меня с товарищем Сталиным.
— Что? Сейчас?! — изумился начальник охраны. — Товарищ Сталин спит.
— Будите немедленно: немцы бомбят наши города! — Несколько мгновений длится молчание. Наконец в трубке глухо ответили:
— Подождите.
Минуты через три к аппарату подошел И. В. Сталин.
Я доложил обстановку и просил разрешения начать ответные боевые действия. И. В. Сталин молчит. Слышу лишь его дыхание.
— Вы меня поняли?
Опять молчание.
Наконец И. В. Сталин спросил:
— Где нарком?
— Говорит по ВЧ с Киевским округом.
— Приезжайте с Тимошенко в Кремль. Скажите Поскребышеву, чтобы вызвал всех членов Политбюро».
На сегодняшний день мы располагаем двумя свидетельствами, опровергающими описанный эпизод.
Но и они не совпадают! Сходятся только в одном: не Жукову пришлось будить Сталина.
По мнению сына Берии, и Поскребышеву не надо было обзванивать членов Политбюро:
— Все они, включая моего отца, — говорит Серго Лаврентьевич, — давно находились в Кремле. Разумеется, не ложился спать в ту ночь и Сталин. Почему-то нигде не пишут, кто первым сообщил ему о начале войны. А между тем информацию Сталин получал не только от начальника Генерального штаба…
Намек ясен: в каком свете выглядит руководитель спецслужбы, если глава государства получает сообщение о начавшейся войне не от разведки, которая должна знать все и вся, а от военных? Бывшие генштабисты в штыки восприняли заявление сына Берии и усмотрели в нем стремление выпятить роль грозного ведомства, которому Жуков якобы отвел незаслуженно мало места.
Впрочем, нашлось немало и тех, кто разделяет точку зрения Серго Лаврентьевича. Ветераны органов госбезопасности, движимые корпоративными чувствами, горячо подхватили эту версию.
Отставники-генштабисты, горой вставшие на сторону своего бывшего начальника, резонно спрашивают:
— А с какой стати, собственно говоря, Жукову надо было придумывать, что именно он разбудил Сталина ночным звонком? Незавидная роль — сообщать диктатору о начале войны. Тимошенко, и тот не осмелился — Жукову приказал…
У Серго Берии свой взгляд на эти, как он их называет, неточности:
— Георгий Константинович был умный человек и отлично понимал, что читатель без труда разберется, что к чему. Ну кто, скажите, поверил, что Жуков мог вспомнить никому не известного полковника Брежнева? Но ведь написано… Не могла такая книга увидеть свет без упоминания фамилии генсека. Кто посмеет упрекнуть маршала в том, что так получилось? Нисколько не сомневаюсь, что, идя на какие-то уступки, Жуков знал, что выигрывает в главном — получает возможность сказать пусть не всю, но правду о войне.
Отставники-кагебисты приводят такой аргумент:
— Мемуары несут отпечаток того времени, той политической ситуации, в которые создаются. Они всегда ангажированы моментом. Если Жуков придумал эпизод с Брежневым — в угоду тогдашней конъюнктуре, то — снова в угоду все той же конъюнктуре! — отошел от исторической правды, не замечая фигуры Берии. Разве могла при Брежневе выйти книга Жукова, если бы в ней правдиво изображались все главные действующие лица войны? А если бы она вышла в хрущевские времена? Это была бы совсем другая книга — подтверждающая антисталинистскую версию, согласно которой в ночь на 22 июня командующие со своими штабами, ничего не подозревая, мирно спали или беззаботно веселились.
Так, с Берией ясно, подумает какой-либо нетерпеливый читатель. А кто второй свидетель?
Вячеслав Михайлович Молотов. Первый заместитель председателя Совнаркома и нарком иностранных дел.
