С начала моей работы в Кремле прошло уже пять месяцев, а я все никак не мог привыкнуть к нагрузке. Часам к пяти начинала сильно болеть переносица, а до конца рабочего дня оставалось еще часа три-четыре. Единственным лекарством был сон. Но и с ним начались проблемы. Все чаще приходилось принимать снотворное.
Где-то уже за полночь разбудил телефон. Из приемной Ельцина звонил дежурный Валентин Мамакин. Сказал, что со мной хочет переговорить президент.
Однако разговор не состоялся.
У меня на квартире (что оказалось неожиданным для дежурных) не было спецсвязи, а по открытой линии Борис Николаевич по деликатному вопросу разговаривать не стал. Трубку взял «прикрепленный» и со слов президента сказал мне, что Борис Николаевич мою записку прочитал и сразу же после этого говорил с министром безопасности В. Баранниковым. Велел мне поддерживать с ним связь. Я с удивлением понял, что, кроме меня, об Обращении Фронта национального спасения президента никто не проинформировал.
На следующий день с утра я «поймал» Баранникова в машине и, сославшись на указание Бориса Николаевича, расспросил его о «принятых мерах». Меры, как всегда, были вялыми: министр уклончиво говорил о том, что готовится заключение юристов по правовой оценке Обращения, вместе с Генеральным прокурором будет рассмотрена возможность возбуждения уголовного дела, готовится письмо за подписью А. Руцкого в Верховный Совет с просьбой «разобраться в фактах» и «занять позицию».
Пока В. Баранников и Генеральный прокурор «готовили заключение» и «изучали возможность», непримиримая оппозиция готовила свой конгресс. Он открылся при огромном стечении прессы в Парламентском центре Верховного Совета на Цветном бульваре 24 октября. Прошел почти месяц со дня Обращения, а власть ничего не сделала, чтобы защитить себя от волны политического экстремизма. Газеты открыто писали о «муках безвластия».
* * *
За три года, что я провел в Кремле, у меня возникало немало трудных вопросов, на которые я не находил ответа. Даже при широком доступе помощников президента к конфиденциальной информации вне поля их зрения оставались сугубо секретные сведения, которые ложились на стол президента в единственном экземпляре. Какую-то часть информации от спецслужб президент получал в ходе личных устных докладов руководителей соответствующих ведомств — в то время Баранникова, Грачева, Ерина, Примакова.
Тем более мне казалось поразительным: президент часто будто «не видел» того, что видел самый простой человек на улице. В Москве пышным цветом расцвела открытая антиправительственная и антипрезидентская пропаганда. Почти возле каждой станции метро, в центре столицы, рядом с Красной площадью молодые люди и «тетки-энтузиастки» со значками Сталина или Ленина на груди распространяли откровенно профашистские газеты и листовки с призывами свергнуть власть «иуды Ельцина». Все это происходило в двух шагах от Лубянки, от Министерства безопасности. Баранников обязан был знать об этом по долгу службы. Был обязан, но далеко не всегда знал… или не хотел знать. Мне не раз приходилось разговаривать с ним по телефону после какой-нибудь очередной антипрезидентской провокации в Москве, и выяснялось, что он был «не в курсе», обещал навести справки.
Странно и то, что президент неоднократно давал указания прекратить крайности, закрыть откровенно фашистские издания. Но после его указаний ничего не менялось. Когда я спрашивал об этом Баранникова, он отвечал, что нет необходимой юридической базы. Нужно, наверное, быть совершенно наивным человеком, чтобы не понимать, что у любого государства, кроме «юридической базы», должны быть и имеются иные методы для того, чтобы защитить граждан, Конституцию, демократию. Мне много лет пришлось прожить во Франции, и я своими глазами видел, как жестко и мгновенно действуют французская полиция и спецслужбы, когда речь вдет об интересах Франции или защите конституционного порядка. И меня просто поражало бездействие органов МВД и МБ. Понимал ли Борис Николаевич, что все его грозные окрики зависали в воздухе, что все «межведомственные комиссии» по борьбе с преступностью и Совет безопасности реально ничего не сделали, чтобы прекратить разгул и политического, и чисто воровского экстремизма?
Думаю, даже уверен, что понимал. Но сделать ничего не мог. Его строгие поручения силовым министрам или заявления от имени президента, которые делал пресс-секретарь, только сотрясали воздух. Так было и в случае налета на редакцию «Московского комсомольца», когда боевики общества «Память» учинили в газете погром, а приехавшая через сорок минут милиция «ничего серьезного в инциденте не усмотрела».
Это была самая тяжелая пора безвластия, усугублявшаяся каким-то упорным параличом, а может быть, даже саботажем правоохранительных органов. Похоже, что «на всякий случай», возможно, с приглядом на скорую смену власти, их руководство попросту ничего не делало. Органы правопорядка были дезориентированы. Кому служить? Ельцину, который «еще» находится в Кремле, или членам ГКЧП, которые при политической поддержке Верховного Совета, не исключено, скоро выйдут из тюрьмы «Матросская тишина» и займут кремлевские кабинеты?
В этот период, видимо, в связи с тем, что мне нередко приходилось выступать по телевидению и по радио, я получал большую почту. Писали простые люди, пенсионеры, женщины, военные в отставке, которые у нас по советской традиции (в которой нет ничего дурного) всегда политически наиболее активны. Большинство писем еще были доброжелательными, хотя все чаще попадались и крайне злые письма ненавистников Ельцина с прямыми угрозами — «вот мы придем, тогда посмотрите…»
Часто в письмах звучал и прямой упрек мне: почему, дескать, не говорите президенту правду? У простых людей, как и во времена Сталина, было стойкое убеждение, что «президента обманывают», что помощники не говорят ему правды, что «если бы наш Борис-то Николаевич узнал всю правду», то уж он навел бы порядок. Это было наивно, но трогательно.
Буквально за два дня до открытия в Москве конгресса Фронта национального спасения я получил одно из таких писем. Писала М. И. Колоскова, жительница Москвы.
«… И все же многие считают, что Вы не все, что творится, даже у нас в столице, сообщаете президенту или президент на Вашу информацию не обращает внимания. А между тем очень стыдно и больно смотреть на то, что творится вокруг нас, — то, что у нас в столице настоящий фашизм уже в действии. Если Вы настоящий помощник, то дайте ему почитать газеты. Хотела бы я посмотреть в лицо президенту, что бы он ответил. Посмотрите, на Тверском бульваре, в переходах метро — эти страшные лица молодчиков во всем черном, в сапогах. Настоящий СС — дайте автомат и начнется бойня. Почему не принимаются меры? Вы тот человек, который должен сказать Борису Николаевичу всю правду. А как оскорбляют президента? Стыд и позор! Вы же прекрасно знаете, откуда все эти идеи, и не привлекаете к суду этих подонков. Почему? Впечатление, что Вы сами их боитесь. А ведь если это начнется, Вы будете прятаться за стенами Кремля и за охрану. Такое положение просто заставляет уезжать порядочных и честных людей. Вам лично не мешало бы пройти по улицам, пойти на митинг фашистов, и Вы сами-то что-то увидели бы и сообщили президенту. Странно, чего Вы ждете? Когда начнут убивать, будет поздно. Я русская женщина, и мне больно на все это смотреть. Жалко, что уезжают евреи, особенно ученые, врачи, учителя. Пока государство не примет зам кон о запрете всех газет типа «День», «Пульс Тушина», «Черносотенная» и др., до тех пор у нас будет произвол. Принимайте срочные меры. У стадиона «Динамо», остановка автобуса 105, напротив стоит большой серый дом и там метровыми буквами всякие гадости краской написаны. Гадости о Б. Н. Ельцине. Народ стоит, ждет автобуса, и эти лозунги написаны на доме. Сто раз стыдно. Надо заставить МВД, МБ, Министерство юстиции заняться этими очень насущными вопросами, а то мы все время опаздываем. Как бы опять не опоздать — и навсегда. Прошу Вас, если Вы смелый человек, покажите мое письмо Борису Николаевичу. Я его уважаю. Пусть знает правду. Будьте здоровы и говорите Президенту только правду, если она даже горькая.
Колоскова».
Непримиримая оппозиция тем временем писала президенту свои «открытые письма». 21 октября «Правда» опубликовала письмо группы народных депутатов президенту: «Если Вам дорога Россия — уйдите в отставку». Это была часть пропагандистской подготовки к Конгрессу Фронта национального спасения. Борис Николаевич слал «поручения» Баранникову с требованием «навести порядок», а тень «нового порядка» все тяжелее нависала над Москвой. Министр обороны Грачев заверял президента, что армия полностью под контролем и поддерживает президента, а в зале и холлах Парламентского центра, где собрался Конгресс, не скрывая своей принадлежности к армии, в военной форме спокойно расхаживали старшие и младшие офицеры. Значительная часть офицерства, присутствовавшего на Конгрессе, была в штатском. Видимо, участие офицеров МО и МБ в Конгрессе было таким же сюрпризом для Баранникова и Грачева, как и создание Фронта национального спасения. По сути дела, тревогу по-настоящему била только демократическая пресса.
