Влиять на процесс принятия решений в Америке возможно. Но мы этих возможностей не используем. Те же израильтяне или китайцы этим активно пользуются. Они создали огромное легальное лобби, которое преодолеть внутри американской системы нельзя. Они смогли навязать свою повестку. Они действуют через университеты, Конгресс, через общественные организации и комитеты. Хорошо это или плохо, но это так. И мы могли бы сделать свое лобби. Причем половину еще на американские деньги. Америку нужно наводнить агентами влияния, тем более что там и так уже сотни тысяч русских. Наверное, мы ведем такую работу. Но, видимо, крайне мало.
Американцам особенно интересны социальные сети в России, потому что политика у нас закрытая и цензура в СМИ, а Интернет свободный. Это одна из немногих наших вещей, которая их по-настоящему интересует. Гарвард делал большое исследование российских блогов. И поскольку я достаточно заметная часть российской блогосферы, они, узнав, что я в Штатах, пригласили меня съездить в Вашингтон на презентацию…»
NAVALNY.LIVEJOURNAL.COM:
Завтра буду в городе Вашингтоне. Инспектировать работу Вашингтонского—обкома. Выступлю на презентации исследования русской блогосферы, которое сделал Гарвард – Blogs & Bullets: Mapping the Russian Blogosphere. Гарвард создал какую-то супермашину, которая не только готовила попкорн, но и анализировала 11 000 русскоязычных блогов и поняла Тайну Русских Блогов. Возможно, даже услышим ответ на главный вопрос блогосферы: как стать тысячником.
Из беседы с Алексеем Навальным:
«…Они создали программу, которая механически анализирует, как развивается наш Интернет, выявляет взаимосвязи. С ее помощью выявляются группы и сообщества по интересам: где и в какой пропорции националисты, где либералы и остальные, как они пересекаются. Это тот случай, когда научный анализ попросту подтвердил то, что мы и так знаем. Но все равно было интересно посмотреть, как они красиво и наглядно нарисовали, как оттуда смотрятся наши политические технологии. Они выяснили, что у либералов, националистов, левых – у них все само двигается, потому что люди, которые распространяют информацию, в ней заинтересованы и хотят, чтобы ее получили другие. А так называемое облако „нашистов“ идентично „инструментальному“ облаку. То есть это те же люди, которые используют технические алгоритмы для продвижения идей. Сегодня они распространяют информацию для „нашистов“, завтра для кого-то еще. Эти „нашисты“ не смогли породить самовоспроизводящуюся систему распространения информации: им сказали разместить пост – они разместили. Не сказали – ничего дальше не пошло. Оно не живое.
Несмотря на то что у кремлевских молодежек формально есть какая-то массовость, даже по их работе в блогах видно, насколько все у них не получается. Для того, чтобы, что называется, „вывести в топ“ какой-то пост, они используют технические возможности накруток. У них нет даже тысячи человек, которые могут консолидированно что-то писать, создавать контент. Каждому нужно объяснить: заходи в коммент и пиши дословно вот это. Им совсем не удалось сформировать хоть сколько-нибудь значимую идеологическую группу. Хотя бы тридцать человек. Идей у них нет. Есть немногочисленные люди, которые могут им написать умные тексты про идеологию – Чадаев[44] или Ашкеров[45], – но это совершенно не соответствует той действительности, которую видят обычные люди, когда выходят из подъезда. А у тех, кто все это организовывает, нет никакой философии. Это, по сути, сетевой маркетинг, у них для этого есть много денег. Это превратилось в замечательный бизнес и источник прибыли для кучи людей.
Я рад, что был в Америке. Идея поехать учиться за границу казалась сперва совершенно дикой: чужая страна, все советское внутри меня этому противилось. Как любой советский человек я панически боялся и до сих пор боюсь говорить на английском языке. У меня есть мечта поехать в Японию или Новую Зеландию и пожить там несколько месяцев, посмотреть на мир глазами другого человека. Но такой возможности нет и, видимо, уже не будет никогда. Поэтому побыть в Америке не туристом, а посмотреть на всамделишную жизнь – это был немаловажный фактор. Мне кажется, это крайне важно – понять, как там все устроено. Избавляешься от многих предрассудков. Ты можешь миллион раз прочитать, что полицейский друг человека, но до тех пор, пока ты не увидишь, что именно на твоей улице на месте дорожных работ или уборки опавших листьев он регулирует движение, пока ты не пойдешь в полицию по какому-то делу, ты не поймешь, что система подчиненности, взаимоотношений между обычными гражданами и представителями власти совсем другая.
Любому нашему человеку было бы полезно там побывать и почувствовать, как само общество заставляет тебя жить по закону. Если есть знак, что парковка запрещена, можешь быть уверен, что машину увезут. Оставил на пять минут – привет, у тебя на стекле штраф на 40 долларов. У нас же сразу начнут кричать: „Как быть?! Нет места! Куда ставить?!“ А никуда не ставить. Не надо ездить на машине, если тебе ее некуда ставить. Это сделано для общего удобства, а не для твоего, чтобы люди могли по тротуарам ходить. Меня несколько раз штрафовали. В результате я парковался, а потом шел пешком километр. Это неудобно и неприятно. Но когда ты понимаешь, что это касается всех, ты просто начинаешь жить по этим правилам. Ты о них знаешь, ты им следуешь, и жизнь становится простой. Люди не только установили правила, но они их сами соблюдают. Там нет взаимоотношений власти и общества. Точнее, государства и общества, потому что власть она и есть само общество: там бесконечное число гражданских организаций, каждый чем-то занят, многие поют в хоре, все студенты вовлечены в нон-профит, и никто никого не заставляет.
Для этого есть несколько существенных предпосылок: первое – это, конечно, традиция. Это считается почетным, правильным. Если ты живешь на своей улице и ты добропорядочный гражданин, ты обязательно состоишь в каком-то обществе. Это воспринимается как свое, как личное дело, которое ты делаешь для себя. Потом там поощряется финансирование нон-профит организаций: ты можешь отдать им часть денег, которые заплатил бы в качестве налога. Эти организации могут собирать достаточно большие деньги, некоторые из них очень богаты. Они не стоят, как у нас, перед Общественной палатой с протянутой рукой и не выпрашивают государственные гранты. Они сами скорее на всех смотрят свысока, потому что, по большому счету, ни от кого не зависят и не существуют по принципу «лояльность в обмен на деньги». Они имеют возможность выражать действительно общественный интерес. Вся власть там внизу, поэтому и организации создают внизу, чтобы воздействовать на власть. И если общество многодетных матерей выступает против мэра и говорит: „Тебя не переизберут!“ – то он с ними будет еще как взаимодействовать. И с остальными тоже. Он будет с ними сотрудничать, выполнять их требования, бороться, что угодно делать, но игнорировать он их не сможет – это реальные избиратели.
Все эти люди, крошечные сообщества и организации и есть власть. И все это сделать очень просто: им не нужно регистрировать общественную организацию, создавать юридическое лицо, искать бухгалтера. Назначили себе казначея – и собирайте деньги. Это ваша организация и ваши деньги, и вы вправе поступать с ними по собственному усмотрению. Вы собрались, чтобы скидываться деньгами, покупать на них краску и каждую третью субботу ходить что-то красить? Пожалуйста, скидывайтесь и красьте, это ваше личное дело! Сколько какой школе дать денег, как регулировать местное здравоохранение – они решают сами у себя в муниципалитете, исходя из того, что нужно именно им. Когда ты понимаешь, что источник власти лежит внизу, насколько по-другому все работает, за этим очень интересно наблюдать. Это невозможно понять, пока ты не почувствуешь сам, пока ты не проведешь там хотя бы полгода.
Тем не менее остаться в Америке мне не хотелось. Пока я там был, эту тему полгода мусолили в Интернете. Но было понятно, что я вернусь. Все, чем я занимаюсь, все, что мне дорого и чего я достиг, – оно здесь. И я хочу этим заниматься дальше. И моя семья это отлично понимает. Дочка не хотела возвращаться, потому что там учиться гораздо легче. Она ходила в частную школу, и ей очень нравилось. Я сам менял школы и помню, какой это был чудовищный стресс. Мы сперва за нее очень боялись, к тому же новый язык. Но там все очень дружелюбно, и это не показное. С тобою будут возиться, пытаться тебя интегрировать, она приобрела много друзей. Но поскольку ей девять лет, то ее мнения никто не спрашивал.
Я считаю, что эмиграция – это капитуляция. Нужно быть бойцами. Мы несем ответственность за тех, кто не может уехать. Мы должны не бросить все, а сделать так, чтобы все остальные жили нормально. Это наша обязанность. Да, жизнь одна, но она не для того, чтобы провести ее с комфортом в другой стране, а для того, чтобы изменить свою собственную, чтобы тебе и всем остальным было комфортно именно здесь. Со мной, наверное, многие не согласятся, но мы не имеем права этого не делать…»
