Как раз в эти дни, когда показывали фильм, в "Правде" печатались главы из документальной книги Алексея Шахова "Тракторозаводский щит Сталинграда". И есть там такой рассказ о передислокации 124-й стрелковой бригады: "Измотанная пешим переходом в 33 километра с юга на север города вдоль берега Волги, бригада более всего нуждалась в отдыхе. Районные власти получили уведомление: к заводу подходит бригада, люди сильно устали, приготовьте воду. По призыву властей на улицы вышли женщины с ведрами, бочками, кое-кто даже принёс молоко. Бойцы очень хотели пить..." Это было 29 августа. Урсуляк изукрасил бы гуталином и всю бригаду, и женщин с вёдрами, а в кринках вместо молока был бы дёготь...
Не было у меня, говорю, желания смотреть ещё один образец володарщины. Но какие рекламные завывания! Какие восторги! Какая квалификация! И как о "Конармии": "Лучший роман ХХ века"... Даже — "Новая "Война и мир"... Впрочем, нет, Наталья Иванова объявила по телевидению: выше "Войны и мира". Что у Толстого? Подумаешь, кто-то проиграл в карты сорок тысяч... Только это она и помнит. А одна знакомая сказала мне: "Как можно после холокоста читать Толстого или Тургенева? Вот Гроссман!.."
Так имею ли я моральное право писать о фильме, если не читал роман? Думаю, что да. Ведь он же не по роману, как "Война и мир" С.Бондарчука или "Тихий Дон" С.Герасимова, а "по мотивам" романа, сам романист не имеет к фильму никакого отношения, перед нами совершенно самостоятельное произведение. К Шолохову, например, Герасимов обращался при отборе артистов на роли. И как только увидел он Петра Глебова, так и воскликнул: "Это Гришка и есть!". Приветствовал он на роль Аксиньи и Эмму Цесарскую ещё в чёрно-белом фильме по первой книге, и Элину Быстрицкую, одобрял и других. А тут?.. И "по мотивам" — дело тёмное.
Вот несколько примеров, на которые обратил внимание Олег Пухнавцев в "Литгазете". Наш наблюдатель в перископ видит, как неспеша прогуливается какая-то парочка, похоже, что влюбленные. Он сообщает данные артиллеристам. Бах! И парочки нет. Какое зверство! Даже влюбленных не щадят эти русские дикари. В другой раз — какая-то весёлая возня немцев, человек десять, с верблюдом, фотографируются на нём, что ли. Бах! И нет дюжины немцев вместе с верблюдом. Злодеи!.. О. Пухнавцев пишет, что немцев жалко, а наши кажутся извергами. А мне не жалко, и нет тут никаких извергов, потому что всё это не что иное, как просто "комната смеха" на "Мосфильме". В Сталинграде беспощадные бои продолжались не один месяц, противники знали друг друга, как облупленные, и хорошо известно им было само положение: какие места простреливаются, где находиться особенно опасно, где можно укрыться и т.п. И никакие прогулочки влюблённых на глазах у снайперов, никакие фотозатеи с верблюдами и бегемотами в зоне обстрела были совершенно немыслимы. Ну, не дураки же немцы. И в романе этого "мотива" нет, ибо Гроссман был в Сталинграде и видел войну. Ну, не переправлялся он там шесть раз через Волгу, как Симонов, но был же.
А вот под видом "мотива" уж просто антигроссмановское враньё. На каком-то открытом месте перед строем немецких солдат торжественно поднимают фашистское знамя. "Беглым — огонь!" И горы трупов... Мерзких сталинистов и торжественность момента не остановила. А в романе, как напомнил О.Пуханцев, все по-другому. Оказывается, немцы построены не по поводу флага, неизвестно почему поднимаемого, а для созерцания казни русской женщины с малым ребенком на руках, уже облитых бензином. Им всё равно было не избежать смерти. Потому и шарахнула наша пушка. Вдруг да как-нибудь наши-то спасутся? Вот как обходятся с "мотивами" романа создатели фильма.
Владимир Бондаренко в том же номере "ЛГ" смеется: "Вершина русской прозы ХХ века! Как же все мы, и правые, и левые критики, прошли мимо великого писателя?" Я заглянул в биографический словарь "Русские писатели ХХ века". Как же мимо! Вон их сколько: Ф.Левин, Л.Шиндель, В.Оскоцкий, В.Кулиш, А.Бочаров, С.Липкин, А.Берзер да ещё не упомянутые Б.Сарнов, В.Новодворская, Т.Иванова... Правда, пейзаж несколько однообразный, но всё же. А если вспомнить ещё В.Войновича, Е.Боннэр да опять С.Липкина, которые помогли переправить роман за границу, то получается уж такой скучный пейзаж. Ведь почти все одного склада!
И что же тут ещё о писателе? А.Бочаров сообщает, что родился он в Бердичеве, по словам Бабеля, которые вспомнил В.Бондаренко, в "нашей жидовской столице". Прекрасно. В столице! А то я думал, что в провинциальной Жмеринке. Не удивительно, что с годами столичный житель, по словам Бочарова, обрел "планетарное мышление" и "планетарные чувства". Это и позволило ему с "подлинной мощью запечатлеть смертельную битву не двух враждебных армий, не двух непримиримых держав, а двух равно тоталитарных государств. Руководствуясь общечеловеческими идеалами, писатель сумел встать выше схватки двух сил, уловив надругание над народом и свободой в обеих странах". Тут, конечно, и напоминание о том, что "исследователи (см. выше. — В.Б.) единодушно (кто бы сомневался! — В.Б.) отмечали близость дилогии к "Войне и миру" Толстого". И приводится несколько цитат из "Жизни" почему-то не совсем в духе Толстого. Например: "В Сталинградской битве выяснилось(!), как хрупка жизнь человеческая...". А до этого никто не знал и не догадывался? А я-то думал, что сие печальное обстоятельство было известно ещё задолго до Первой Пунической войны. Кроме того, Толстой-то не сумел встать над схваткой — он целиком на стороне своей родной русской армии, своей державы. Что же это означает? Да неужто Гроссман сумел встать выше и Толстого?
В.Бондаренко считает, что до войны Гроссман был заурядным советским писателем, писавшим скучно правоверные романы да повести и мечтавший о Сталинской премии за свой роман "Степан Кольчугин", где описал становление молодого революционера, но не получивший его по причине серости этого сочинения. А после войны, говорит Бондаренко, Гроссман стал еврейским писателем, и "Жизнь" — это роман о трагедии еврейского народа, роман, "мстящий за свой народ". Кому мстящий — русскому народу, который сделал всё для его спасения? Выходит...
Солженицын не согласен, что Гроссман стал еврейским писателем. Я позволю тут единственный раз в жизни согласиться с покойным титаном мысли. Нет, вовсе не встал Гроссман в ряд с душевным Шолом-Алейхемом, в котором так сильна любовью к бедным и униженным, так язвительна насмешка над американствующими соплеменниками, с его добротой и юмором; не встал с Хаимом Бяликом, которого Максим Горький считал великим поэтом; не встал рядом даже с Ароном Вергелисом, с которым я в столовой Дома творчества в Коктебеле когда-то дружески дебатировал вопрос: не противоречит ли заповедям Торы его появление прямо с пляжа здесь, в столовой, с голым и большим волосатым пузом. Нет, не стал Гроссман видным еврейским писателем, а стал плохо видным антисоветским.
И вот что примечательно. Допустим, о Бялике писали, его переводили Горький, Брюсов, Вячеслав Иванов, Бунин... Какие имена! А о Гроссмане, как мы видели, — почти сплошь — однодомцы да односумы.
Незадолго до показа фильма "Жизнь и судьба" мы узнали немало интересного и неожиданного о его творцах. Так, Елена Ямпольская, главный редактор газеты "Советская культура", в беседе с Володарским сказала: "Книга Гроссмана гнилая. И гнилость очень умело вплетена в ткань повествования. Как вам удалось обойти эти места?" Собеседник ответил: "А я эти гнилые места просто выкинул". Ну, как мы видели, порой выкидывал он совсем иное, что делало ситуацию ещё более вонючей. Признав роман столь отталкивающим, Володарский сказал о Гроссмане вообще как о писателе: "Это действительно, гнилой писатель". И уж совсем убийственно: "Это писатель, не любивший страну, где он родился и жил". Вот я, дескать, уж так люблю, а он на грош не любил.
Спрашивается, чего ж ты, патриот, взялся инсценировать мерзкий роман мерзкого писателя? Зачем? Почему? Не могу же я думать, что только ради большого гонорара. Ведь нормальный человек с таким писателем и за миллион на одном поле не сядет. Но вот, пожалуйста, сел, можно сказать, в одну карету... Между прочим, эти простые вопросы не пришли в голову рецензенту упомянутой патриотической газеты. Он больше озабочен благопочтением: Василий Семенович... Эдуард Яковлевич... Сергей Владимирович... Как, Василий Семёнович не любил страну? "Может, это чересчур категорично?". Да уж не надорвался ли Эдуард Яковлевич над этим сценарием, не эта ли работа свела его в могилу?..
Автора многое в фильме восхищает, потрясает и трогает: "Особенно ценно, что мы видим настоящую войну" (на которой не щадят даже верблюдов)... "Образ Сталинградской битвы, созданный в фильме, восхищает своей силой и достоверностью"... Да ведь нет же в этом "образе" ни окружения немцев, ни их капитуляции, ни одного нашего командующего, хотя бы Рокоссовского. Упомянут только В.И.Чуйков, командарм-62. Но как! Вот какой-то выродок с восторгом рассказывает, будто Василий Иванович кому-то выбил зубы; вот сам Чуйков, пьяный, бессмысленно лопочет за кадром: "Василий Иваныч... солдат и друг... солдат и друг... солдат..." Больше им сказать нечего об этом человеке, дважды Герое, маршале, которому за Сталинградскую победу мы обязаны многим, там и похоронен он, командарм-62, рядом с секретарём Сталинградского обкома партии, председателем Городского комитета обороны Алексеем Семеновичем Чуяновым,— там, на великом кургане России, за который 135 суток, ни на день не затихая, шли бои, пропитавшие его кровью.
