…Иванов уже восемь лет работает над «Явлением Христа». Сделано огромное количество эскизов, изучены сотни лиц. Он мечтает побывать в Палестине, пройти дорогами, которыми ходил Иисус. Увы, эти мечты неосуществимы. Его не понимает даже отец, а петербургские покровители считают картину пустой затеей и блажью. Ему отказывают в средствах, денег нет совсем.
А кажется, чего проще! Вот заказчики. Клиентура. На Иванова спрос есть, только работай! И платить готовы по хорошим расценкам.
Но у Иванова только один заказчик — высший и строгий. Он поручил ему работу, от которой невозможно уклониться, которую никому не перепоручишь и ни с кем не разделишь. Нельзя отвлекаться от главного на пустяки. Художник сделал свой выбор.
Единственное, что ему нужно, — тишина и спокойствие, мир и сосредоточенность. И еще согласие с самим собой. Он не может работать, если внутри хаос чувств и беспорядок в мыслях. «Бога нельзя чувствовать и постигать иначе человеку, как согласиться с собою, увидеть все в гармонии и потом действовать в силу сих убеждений… Смесь чувств, не управляемых разумом, всегда ведет за собой стыд и негодование на себя… Я поставлю теперь себе правилом не только не писать, но и не говорить ничего, не упорядочась после какого-либо сильного для чувств случая…»
* * *
«Явление Христа народу» — история всего человечества, книга судеб. Картина удивительная, нет другой такой в русском искусстве. В ней такой глубокий идейный замысел, что дна не разглядеть.
Пространство картины делится на две части: небо и землю, на грани которых — Спаситель мира, Учитель людей. Он пришел к нам. Это величайшее событие, после которого история пошла по-другому.
Вот Иоанн Креститель, Предтеча, проповедник в овчине и грубом плаще, вздымающий крест так, что он оказывается прямо в геометрическом центре полотна. «В те дни приходит Иоанн Креститель и проповедует в пустыне Иудейской и говорит: покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное… Тогда Иерусалим и вся Иудея, и вся окрестность иорданская выходили к нему и крестились от него в Иордане, исповедуя грехи свои… Я крещу вас в воде в покаяние, но идущий за мною сильнее меня, я недостоин понесть обувь Его. Он будет крестить вас Духом Святым и огнем…» Кажется, он говорит это не только присутствующим в картине, но и неисчислимым народам, проходящим по земле, всем нам.
Явление Христа народу. 1836–1857
За Предтечей — группа учеников: Иоанн Богослов, Андрей Первозванный, Нафанаил Сомневающийся. Замыкает эту группу выходящий из воды мальчик, готовый идти за Предтечей ко Христу, и немощный старик, опирающийся на палку. Юность и старость вместе.
Златокудрому Иоанну Богослову в золотистых одеждах, излучающему доверие и чистую радость, противостоит рыжеволосый обнаженный юноша, смотрящий вдаль. Это не случайно, как и все на картине. Спокойный, свободный, естественный юноша — олицетворение античного мира с его обожествлением красоты тела. Рядом с ним — еще две обнаженные фигуры, «дрожащие». Они стесняются своей наготы, ощущают себя крайне неуютно. Тело — это орудие греха. Здесь встречаются два мира — языческий и христианский.
Ближе всех к Христу «кающийся» в багряном одеянии, в образе которого угадывается Н. В. Гоголь. Иванов и Гоголь подружились в Италии. Повинуясь законам судьбы, они оказались в Риме — в одном месте, в одно время.
«Изобразить на лицах весь ход обращения человека ко Христу!» — объяснял намерение художника Гоголь. Такое понимание картины очень близко к тому, что Гоголь писал в «Дополнении к „Развязкам Ревизора“», пытаясь пояснить смысл своей пьесы. «Что ни говори, но страшен тот ревизор, который ждет нас у дверей гроба. Будто не знаете, кто этот ревизор? Что прикидываться? Ревизор этот — наша проснувшаяся совесть, которая заставит нас вдруг и разом взглянуть во все глаза на самих себя. Перед этим ревизором ничто не укроется, потому что по Именному Высшему повеленью он послан и возвестится о нем тогда, когда и шагу нельзя будет сделать назад».
Может быть, такое понимание собственной пьесы, финальной «немой» сцены напрямую связано с «Явлением Христа»? Ведь Гоголю был хорошо известен замысел всей картины и отдельных ее эпизодов.
Мы можем только гадать, что они передумали, переговорили вместе. Следы этой дружбы — в творениях Иванова, в статьях и произведениях Гоголя.
На ранних эскизах Иванова портретное сходство с Гоголем можно найти и в образе раба. Это важнейший для понимания философского смысла картины персонаж, который располагается на переднем плане полотна вместе со своим господином, справа от Иоанна Крестителя. Раб с веревкой на шее, самый последний здесь человек, подает своему хозяину одежды. В этот момент слова проповеди проникают в его сердце, и — сквозь отчаяние — на его лице появляется улыбка надежды, в которой радость и вера в спасение.
«Имеющие уши да услышат, имеющие глаза да увидят. Я здесь!» Понимающих Иисуса немного. Это самые простые и обычные люди: рыбаки, земледельцы, сборщики налогов. Для того чтобы понимать Учителя, у них есть самое главное — скромность, доверие и терпение.
Раб выполняет приказ своего господина. Старик с белым холеным телом и пышными, ухоженными седыми кудрями торопится — нужно быстрее одеться, чтобы прилично выглядеть в такой необычный, интересный момент, поскорее занять место в первых рядах, разглядеть этого учителя получше. Может быть, задать кое-какие вопросы. Он не знает, что вряд ли Иисус будет говорить с тем, кто спрашивает только из любопытства или желания подтвердить свои же собственные мнения. На такие вопросы Учитель отвечать не станет.
Прямо напротив Христа находится юноша, который помогает подняться слабому старику. Путь к Христу от этих людей — по прямой. Они хотят идти: если ты делаешь шаг к Учителю, он делает навстречу тебе десять шагов. Кажется, что Иисус должен занять место юноши, одетого в такие же точно одежды, как и он. Эта группа — символическое изображение миссии Спасителя, являющегося ослабевшему, ветхому человечеству, чтобы возродить его к жизни. Каждый человек может уподобиться Христу, если долгом его становится служение людям.
В глубине располагаются фигуры, которые также наполнены смыслом: старик, зрелый мужчина и ребенок. Они олицетворяют три фазы, три этапа, три возраста человечества.
Все люди на картине образуют два потока, которые движутся в противоположных направлениях. Правосторонний устремлен вниз, по часовой стрелке. Эти люди не смотрят на Спасителя, взгляды их потуплены. Скорбные и печальные, они удаляются от одинокого путника на холме. Не то смущенье, не то страх читается на их лицах. Левый поток людей, ведомых Иоанном, движется вверх, к Христу.
Мотив встречного движения от Бога к человеку и от человека к Богу повторяется и в центре, и по краям композиции. Эти обращения развиваются не равномерно, а в своем сложном ритме разных импульсов.
Прямо к Спасителю идут только люди в глубине слева. Эта группа кающихся с воздетыми руками, поднимающаяся по склону холма к Иисусу, не сразу видна на картине. Тем не менее она чрезвычайно важна. Символично то, что Учитель идет не к ним, и даже не к «праведным», которых ведет за собой Предтеча, а к людям, которые потерялись, сбились с пути.
Эту группу сверху замыкают римские всадники. Копье одного из них направлено на Иисуса. Крест и копье — орудия казни, символы будущих страданий Христа. Они обозначают невидимую черту, границу между Спасителем и всеми остальными. Иисус одинок. Есть только он, горы, небо — и люди, к которым Учитель с каждым шагом становится ближе, оставаясь при этом далеко.
«Царствие подобно пастуху, у которого сто овец. Одна из них заблудилась. Он оставил девяносто девять и стал искать одну, пока не нашел ее». И вот уже юноша в серых одеждах устремился к Христу. Он развернулся против течения, перестал быть частью бредущей толпы. Его в чем-то убеждает старец, убеленный сединами, в чьих глазах недоверие и сомнение, но юношу не удержать. Он увидел и узнал. Кажется, какая-то невидимая нить протянулась между ним и Иисусом, и чтобы ни говорили — прочь отсюда! Ученик и Учитель нашли друг друга.
Есть еще один персонаж, скромный и незаметный. На него трудно обратить внимание сразу. Иванов называл его «странник», «путешественник». Он и «ближайший» — единственные на картине, которые имеют портретное сходство и не являются собирательными образами, как все остальные. «Ближайший» — это Гоголь, а «странник» — сам Иванов. Это его автопортрет. Так же как Предтеча и Христос, «ближайший» и «странник» на картине не имеют пары. Они одиноки. Есть еще одна деталь, которая сближает «странника» с Иисусом. Он, подобно Христу, остается зрителем, внутренне никак не вовлеченным в события, изображенные на полотне.
