— Подскажите, как добраться до дома,— ничего лучше в той ситуации я не смогла придумать. Мой товарищ вообще молчал, возможно, ему пришлось хуже, чем мне.
— Ага, пройдемте,— псевдопонимающе кивнул милиционер.
Нас задержали по подозрению в употреблении лекарственных средств без предписания врача. Отвезли в 17-ю наркологическую больницу. Там нас пытались заставить сдать анализы на предмет наркотического или алкогольного опьянения. То угрожали, то со слащавыми похотливыми ужимками а-ля Рената Литвинова взывали: "немного вашей крови и мочи!" Это действо выглядело невероятно шизофренично и эклектично.
Такое безумие в поведении "актеров" слишком явно не сочеталось с продуманным, сознательным игнорированием моего законного требования позвонить адвокату. В его присутствии я готова была совершать любые следственные действия. Но устроители шоу словно боялись привлечь свидетеля в это мутное дело. Также они опасались действовать силой — не посмели заставить меня сдать анализы. Последнее было особенно подозрительно, ведь насилие — привычный, можно сказать, обязательный метод их работы. Что могло их остановить? Быть может, мой отказ сдать анализы стал одним из самых сильных душевных потрясений в их жизни. Неведомое коснулось их впервые — тревожное, мучительное, неразгаданное — оно разрушало их самости. Выяснилось, что анализы сдают все. Мой товарищ… Он тоже сделал ЭТО. В 7 часов утра он уплатил штраф в размере 35 рублей за "употребление лекарственных средств без назначения врача". Юридический абсурд ситуации усугублялся тем, что результат анализа должен был стать известен не раньше, чем через неделю.
Впоследствии мне стало известно, что корреспондент Пресс-центра РУ связался с начальником службы ГУВД на метрополитене г-ном Луцеком. Тот, в свою очередь, связался с 8-м отделением, где ему сообщили, что меня задержали в качестве свидетельницы(!), стоявшей рядом с человеком, находившимся в состоянии наркотического опьянения. Между тем, как свидетеля меня не только не пытались допрашивать, но даже не зафиксировали в этом качестве ни в одном из протоколов. Человека, свидетелем преступления которого я будто бы являлась, отпустили — меня же после этого держали в отделении более семи часов. Несмотря на то, что в отсутствие обвиняемого присутствие свидетеля в деле теряет смысл.
Между тем оперативники пытаются завести со мной разговор об НБП. Меня приглашают в кабинет к не играющему никакой роли, но сюжетно-необходимому персонажу. Это, конечно, он — Хороший Следователь. Он не ругается матом. Предлагает сигареты и чай, позволяет воспользоваться телефоном и не интересуется глупостями типа наркотиков и их потребителей, то есть всей той чепухой, что явилась на редкость неудачным поводом для задержания двух замученных бандитами молодых людей. Хороший следователь всегда осведомлен более коллег. Этот начал почти с того же , что и господа-бандиты: Лимонов, НБП, правые, левые. Идеология, русский патриотизм. Но без пафоса. Без агрессии. Будто бы с уважением, с интересом. И, главное, не как опер интересуется, а чисто по-человечески. Слишком по-человечески. Это меня и рассмешило. Самая глупая ночь в моей жизни, глупые утро и день.
Шоу казалось завершенным. Вдруг по приказу принявшего утреннюю смену истеричного начальника срочно вызвали машину, чтобы везти меня в суд. Судить за украшение, узор, на котором показался милиционерам похожим на свастику. На самом деле, орнаментам с элементами свастики в разное время и в разных странах придавали разные значения. Пол Эрмитажа, например, украшают миллионы свастик. А в Индии свастика символизирует одного из самых почитаемых богов — Шиву.
Мне не хотелось вступать в историко-культурную дискуссию после бессонной ночи — замученной, с ненакрашенным ртом и без адвоката. Да и повод спонтанного судебного процесса показался весьма сомнительным. Словно он возник лишь для того, чтобы оправдать мое необоснованное задержание и избежать возможных претензий с моей стороны к правоохра- нительным органам. Особенно тревожила меня перспектива лишиться амулета, подаренного на мое пятнадцатилетие влюбленным в меня мальчиком. Поэтому я приложила все усилия к тому, чтобы амулет исчез. Недоумевающий милицейский начальник с тоской неисправимого материалиста глядел в протокол изъятия и читал по-слогам: "сва-сти-ка". Зафиксированная в протоколе свастика отсутствовала столь вопиюще, что меня даже не стали обыскивать — то ли от апатии, то ли от мистического благоговения. И немедленно освободили.
Я не знаю, зачем разыгрывался этот экстремальный спектакль с иномарками, избиениями, угрозами, отравлением, арестом. Правозащитники обращают внимание на следующие обстоятельства. Из иномарки нас высадили прямо у входа в метро "Чеховская" в половине первого ночи. В метро практически не было пассажиров. Единственный милиционер теоретически мог быть предупрежден из машины о нашем появлении. Обращает на себя внимание тот факт, что незадолго до случившегося моему отцу позвонили, и незнакомый женский голос предупредил, что меня арестуют. Буквально за несколько часов до ареста со мной созвонился корреспондент "Общей газеты", которому я пообещала организовать встречу с очевидцами событий в Риге. По его мнению, попытка защитить через прессу латвийских "лимоновцев" стала последней каплей, переполнившей чашу терпения органов.
Есть ли связь между моим арестом и моим участием в защите "лимоновцев" — это для меня не важно. Я продолжу начатое, хотя бы из детского упрямства. И еще. Я не хочу, чтобы меня называли "писателем". Вовремя "завязавший" автор попадает в будущее, а вечно пишущий пропадает в прошлом. Разница между гением и графоманом подчас в своевременности дуэли и меткости Дантеса. Между бронзовым памятником "великому русскому поэту" и изуродованным трупом неизвестного русского стойкого оловянного солдатика я выбираю судьбу второго. Не от скромности — от претензий.
Хочу искренне поблагодарить всех, кто был обеспокоен моей судьбой. Всех, кто звонил в 8-е отделение милиции: Сергея Ивановича Григорьянца ("фонд "Гласность"), Илью Додошидзе (радио "Свобода"), Максима Гликина ("ОГ"), адвокатов Карена Нерсисяна и Сергея Беляка, моих друзей Руслана, Лену, Алексея. А также всех тех, о чьих звонках мне не сообщили.
Отдельное спасибо президенту Путину, при котором, возможно, вновь оживет великая русская литература, получившая право на подвиг, на тюрьму, на смерть. Черные списки составляются из героев "Книги мертвых". И слышатся уже то ли залпы "Авроры", то ли визги расстрелов. Трупы. Пятна крови. "Красно-коричневые". Черные Списки — текст по законам военного времени. Четкая поэзия идеологии. Совмещение политики и искусства. Черные расстрельные списки — приговор хохочущему постмодерну. Такая история России возможна при единственном условии — наличии героев. В мире, управляемом информацией, идеальный способ убить Героя — оставить его вне информационного поля. Может быть, в этом кроется разгадка практически полного молчания СМИ о деле Эдуарда Лимонова.
[guestbook _new_gstb]
1
2 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="
"; y+=" 38 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--
39
[email protected] 5
[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]
Ольга Палатникова БАЛЛАДА О ЧУХРАЕ
Вот и еще об одном воине Великой Отечественной, защитнике страны нашей отныне мы будем говорить в прошедшем времени.
В эти горькие для российского кинематографа и всех ценителей искусства кино телеканалы, как и положено, отметились траурными репортажами. Набор комментариев тоже, как положено, трафаретный: в советской время задыхался под гнетом чиновников, картины запрещали, за "Балладу о солдате" выгоняли из партии, его детище — первое и весьма успешное хозрасчетное Экспериментальное творческое объединение — на "Мосфильме" закрыли со скандалом. Все это было. Только упустили, что, несмотря на разного рода сложности, он занимался любимым делом — творил, а не ломал голову, где найти спонсора. И не ходил на поклон к банкирам..
Сноровистые корреспонденты фальшиво-печальными голосами вещали, что натерпелся в те тоталитарные годы народный артист СССР, лауреат Ленинской премии, Кавалер трех орденов Трудового Красного Знамени Григорий Чухрай чудовищно. Как будто он не получал за фильм "Сорок первый" Специальный приз Международного кинофестиваля в Канне и там же четыре года спустя Золотую Пальмовую ветвь за свою "Балладу", опередив в конкурсе Феллини, Антониони и Бергмана. Не он председательствовал в жюри международных кинофорумов. А то, что почти все его картины являлись лидерами всесоюзного кинопроката, собирая более 30 миллионов зрителей в год, так о таких пустяках и вовсе напоминать не стоило — зачем раздражать российских кинопрокатчиков, если они о такой посещаемости даже и мечтать не смеют...
