Здесь лет десять назад поселился лукавый фермер, бывший долбежник сучков на фанерной фабрике. Поселившись, начал с того, что во все существовавшие в то время крестьянские партии и союзы написал заявление с просьбой о приеме в члены. Несколько из них, такие, как Черниченковская партия, близкая к власти, по своим каналам распорядились выделить мужику сельхозтехнику на льготных условиях, короче — даром. Он натащил в эту деревню Дыркину массу новеньких тракторов, комбайнов, сеялок. Весной под показательными телекамерами отечественных и заморских компаний вспахал земли окрест, половину засеял, с половины этой половины снял урожай и, пренебрегая всякой гласностью, целиком сгноил его.
До обвала цен еще успел по бартеру выменять пару тракторов на кирпич и цемент. Взялся строить образцово-показательный коттедж. Через три года под крышу подвел. Но до сих пор живет в сарае, не имея денег для покупки оконных рам и досок для пола. Зато с помощью оставшегося у него от времен "золотой лихорадки" сварочного аппарата соорудил пропускной пункт на дороге, шлагбаум. И оставшимся от кровельных работ битумом вывел на щите такую надпись: "Частные владения. Проезд — 50 руб."
В назидание жидовствующему мужику протаранив этот шлагбаум, Иван Орлов едет дальше, зорко всматриваясь в прорезь на плакате под грудями Джоконды.
Среди мрачных ельников на его пути вдруг встает баба с распущенными волосами и в белой до пят рубахе — как сама смерть. Она швыряет заступ под колеса штурмового автомобиля. А сама достойным шагом удаляется в сторону заброшенного кладбища, спускается в свежевыкопанную могилу, накрывается, как плащаницей, парниковой пленкой и требует, чтобы ее похоронили заживо.
Стоя над могилой в приготовленной посмертной записке Иван Орлов читает: "С невесткой жить нету мочи. Как участница войны с фашистами требовала отдельную жилплощадь. Администрация стала оформлять меня в интернат для престарелых. Расцениваю это как вынесение мне смертного приговора. Прошу похоронить и поставить памятник со следующей надписью: "Здесь покоится Офицерова Ульяна Федоровна — очередная жертва оккупационного режима".
Факт документальный. Сам Иван Орлов рассказал о нем в одной из многочисленных своих брошюр " Могила и тюрьма".
Именно там, в самой глубине России, по-прежнему живут сильные люди, совершающие мужественные поступки — подобно мученикам-первохристианам, тоже, кстати, поминаемых в святцах без имен, а только количественно.
Уже собран несметный материал о жизни Ивана Орлова. Хочется написать большую книгу о нем.
Кто-то рисует море, а я — каплю дождя на стекле.
Хочется написать о безвестном для России воронежском студенте, за курсовую работу которого корпорация "Боинг" готова учить его за свой счет, дать ему работу в ведущей фирме. А он — не желает уезжать с Родины.
Или о студенте — совсем не знаменитом, кормящем своими нелегкими заработками мать с младшим братишкой и успешно защитившем диплом.
О семилетнем мальчике из Вятки, сочинившем дивную сюиту, — совершенно оригинальную по форме. Только что пришедший в этот мир, он выслушал одному ему ведомые гармонии новой России.
Историю о московской девчонке из "поколения пэпси", на долю которой опять, как это часто случалось в русской истории, выпал пьющий муж — мелкий бизнесмен. Запил, угодил в лечебницу. Она, неумеха, взялась за его дело, раскрутила, выстояла в схватке с рэкетирами, нашла общий язык с конкурентами. Так что через месяц выписавшийся из психиатрической клиники суженый обнаружил процветающее предприятие. И опять запил.
Сколько людей в России — столько и книг, фильмов, художественных полотен, докторских диссертаций, очерков должно быть написано.
* * *
Стою за роллом уже двадцать три года. Готовлю массу для фарфора. У нас запущен костяной фарфор. Еще только в Англии есть одно такое же производство — больше нигде в мире. Добавляем пережженную кость — и вещь становится пластичной. Поверхность — как живая. Статуэтку с обнаженным человеческим телом потрогаешь — так она даже теплая. Вещь, конечно, не для простого человека. Для богатых всех стран и народов. Поэтому рентабельность у нас до 30 % выходит. За девять месяцев завод выручил пять миллионов долларов. Из них два — чистой прибыли. Из этой прибыли нам, рабочим, конечно, копейки перепадают. Но и этот мизер, в сравнении с прибылями, оказывается приличным заработком, если сравнивать с другими производствами. Я, например, получаю около семи тысяч в месяц. И не боюсь завтрашнего дня. Таких специалистов-смесителей, как я, мало. Могу даже права покачать, так как акционер. Могу выкупить пай и открыть свое маленькое производство — ролл недорого стоит. Главное — тонкости размола. Этому не учат. Это годами нарабатывается, на ощущение пальцев. Возьмешь щепоть и чувствуешь, чего еще надо добавить и сколько. А перед выдачей на лепку — на язык попробуешь. Этой массы за всю жизнь, наверное, тонну через себя пропустил, через легкие, через желудок. Пропитался. Если меня будут кремировать, то получится фарфоровая статуэтка на память неутешным родственникам.
Шуму много было полгода назад о нашем элфэзэ (Ломоносовский фарфоровый завод. — А. Л.). Нас покупали и перепродавали. Сначала инвесторами у нас были совсем "темные" — из оффшорных зон, зарегистрированных на Виргинских островах, на Кипре. Потом к нашему лакомому пирогу подключились американцы. Когда еще Путин был премьером, до ухода Ельцина, они угрожали, потому что средства-то выделял ихний Конгресс. Но это все нас, рабочих, как бы и не касалось. Капитально-то нас прокатили намного раньше — еще при Кириенко. Тогда был такой период, что перестали выдавать зарплату. Дефолт или как там? Теперь-то мы понимаем, что это было сделано нашим начальством специально. Докопались до всей ихней бухгалтерии — до белой и до черной. Теперь понимаем, что и в дефолт этот деньги у них были для зарплаты. Но они под шумок попридержали. Мы стали продавать акции, чтобы прокормить семьи. Что и требовалось доказать. Акции они скупили у нас, и быстренько опять раскрутили производство. Только теперь уже от прибыли мы никакого процента практически не получали. Я пораньше допер и взаймы у родственников взял, но акции не стал продавать. Вот у меня еще кое-что наваривается. А у большинства — ноль. Тарифная ставка по разряду и привет.
Прошлым летом я и еще двое мужиков с завода смотались в Англию. В город Челси. К тамошним фарфорщикам. Надо сказать, интересно было. У них там все, конечно, поаккуратнее устроено. Газоны. Бассейн. Хотя у нас тоже сауна имеется. Но главное — я понял, что по сути мы ничуть не хуже. Наш фарфор конкурентоспособен. Главное — традиции не потерять. Ну и пускай англичане на электронных весах отвешивают пропорции. И химический анализ каждой партии проводят целыми сутками. А мы — на язык, на ощупь. Ну и что? Главное — результат! Наш фарфор даже у них там, в Англии, продается. То есть мы там у них под самым носом рынок оккупировали.
Ленинградская область
* * *
Я — учительница-бюджетница с большим стажем. Двое детей: дочь и сын. Дочка учится в одном из нижегородских вузов. Сын пока школьник. Муж работает в другой организации, но тоже бюджетник. Все вроде заняты, работаем. А есть нам нечего. В прямом смысле — нечего. Болят желудки от голода. Дети мои — как былинки. Нет, они уже ничего не просят, знают, что у меня нет ничего, кроме моих слез.
Так уж получилось, что последнюю нормальную зарплату мы получили в январе. Нет, нам "дали зарплату" и за февраль. За пять дней... И так у очень-очень многих учителей, врачей. Но считают: дали — живи. Как жить на 60 рублей полтора месяца?
Дали и за март. Сначала 29 процентов, потом еще проценты. На долги не хватило... На еду тем более. Не говорю уже об одежде. Кто-то ходит без сапог, кто-то без пальто зимнего остался. На те гроши, которые нам еще и не выдают, купить ничего невозможно.
Не знаю, как в других районах, а у нас власть местная предпочитает взаимозачеты.
Песок стоит, предположим, 7 рублей, а мы его берем по 14-16 рублей. В прошлом году многим "выдали зарплату" мягкой мебелью. Вроде бы хорошо, да? Но на рынке она стоила бы 2,5-3 тысячи рублей. Нам же эту мебель привезли за 7 тысяч.
Зарплата моя за год составила 8400 рублей. Из них я должна была взять эту мебель (зато мягкую!) за 7 тысяч. Конечно, я отказалась. В итоге не получила ничего.
Некоторые рассуждают: свой картофель, овощи, а если не лентяй — есть и скотина. Но весной поросята стоили 350 рублей. Где такую сумму взять? И где взять корма? А картошка — ее уже есть не хочется. Завела бы я, возможно, и корову. Снова беда. С утра до вечера в школе. С уроков не уйдешь ни подоить, ни покормить.
