src="images/_26384_600.jpg"/>
Всё началось с того, что Старуха Извергиль обнаружила в своём супе таракана.
Непонятно, как он мог попасть в её кастрюльку, закрытую крышкой. Старуха Извергиль обвела ненавидящим взглядом всех, кто был на коммунальной кухне, и в горле её заклокотало.
К горлу был приделан специальный аппарат — старухе сделали операцию, и сама она говорить не могла. Аппарат засвистел, кашлянул и выплюнул короткие слова:
— Вы все умрёте. И ты, ты… Ты первый….
Но тут его хрип стих, и Старуха Извергиль, хлопнув дверью, покинула кухню
Мальчик и Евгений Абрамович переглянулись.
Их сосед по прозвищу Зенитчик, ничего не заметил. Он страдал жесточайшим похмельем и раскачивался на своём стуле, сжав стакан прозрачного лекарства.
— Не обращай внимания, — сказал, наконец, Евгений Абрамович. — Ты же знаешь, она всегда так.
Женщины в этот час ушли на работу, и дома остались только мужчины. Евгений Абрамович наслаждался прелестями библиотечного дня, Зенитчик не мог выйти из запоя, новый сосед ночью вернулся из командировки, а мальчик уже месяц продлевал себе справку в поликлинике, чтобы не ходить в школу.
Но сладкий день начался с проклятия, и они молча разбрелись по комнатам.
В своей комнате Мальчик посмотрел на дождь, который лился за окном, и, вздохнув, лег на диванчик с книжкой.
Но чтение не шло — он вспоминал Старуху Извергиль и её ненавидящий взгляд.
Он действительно боялся смерти — было непонятно, какая она, как происходит встреча с ней, но мальчик знал наверняка, что это что-то очень стыдное и неприятное. И ещё неприятнее ему становилось от того, что, как ему казалось, глупая старуха смотрела тогда прямо на него.
Однажды он видел смерть — самую настоящую, с косой. Тогда он пришёл с улицы Марата на Пески и сидел на лавочке у двери чужого дома, ожидая друзей. Настало время белых ночей, и в этот вечерний час город казался жёлтым и тревожным. Мальчик время от времени оглядывался, на низкорослые облупленные дома, но вдруг из арки вышла фигура в чёрном балахоне.
Она приближалась к нему, и самое страшное, что мальчик не мог различить её лицо.
Фигура была всё ближе и ближе, и коса дрожала в её руке — но он прилип к скамейке. Смерть прошла совсем рядом и исчезла. Друзья сказали, хохоча, что он принял за смерть сумасшедшую старуху из соседнего дома, которая действительно всюду ходила с гигантским посохом, но мальчик не верил им до конца.
Он помнил ужасный холод, которым повеяло на него, а затем отпустило.
Потом, спустя несколько лет, он рассказал эту историю Евгению Абрамовичу, и тот отнёсся к ней на удивление серьёзно. Он спросил мальчика, помнит ли он, в какую сторону была направлена коса, и какой в точности был чёрный балахон.
Но прошлое ускользало, и мальчик помнил только жёлтый свет и чёрное пятно с узкой полоской сияющей стали.
Тогда Евгений Абрамович повёл его к себе в комнату и разложил на столе несколько книг со старинными гравюрами. Там была смерть с косой, смерть с кинжалом, голый скелет с косой и скелет в царской короне. Мальчик так увлёкся разглядыванием этих картин, проложенных тонким и хрупким пергамином, что понемногу забыл о своём страхе.
Он узнал, что всё кривое оружие — символ женщины, а прямые мечи и кинжалы — мужской символ, прочитал о Хароне и корабле мёртвых.
Евгений Абрамович стоял над ним, и рассказывал о том, что смерть вовсе не так страшна и во всех преданиях связана с рождением.
— Вот ты привык к тому, что вода — это жизнь, — говорил он, — а она у многих народов как раз начало смерти, и когда человека крестили, он выныривал из воды, будто из объятий смерти.
Понемногу разговор перешёл на алхимию, и они вместе разглядывали чертежи странных приборов в другой книге.
Сейчас хорошо было бы пойти к Евгению Абрамовичу, но тот уже собрался и вышел из дома.
Мальчик отложил книгу и задумался. Надо сходить к Чучельнику. Чучельник был его старым приятелем — и сам казался мальчику стариком. На самом деле, ему было едва за сорок, и он вечно сидел в здании Зоологического музея на соседней улице.
Чучельник не любил, когда его звали таксидермистом — чучельник он был, просто чучельник.
Мальчик оделся, криво обмотал вокруг шеи шарф и шагнул в гулкий подъезд под грохот уже кем-то вызванного лифта.
Чучельник курил на лестнице, в закутке, образованным широким подоконником и какими-то коробками.
Курить в комнате-мастерской было нельзя, воздух там был легко горюч, и даже взрывоопасен.
— Прокляла, говоришь? — он затянулся, и так забросил голову назад, что лицо его пропало — торчала только борода.
— Это не беда. Знаешь анекдот? Сидит мужик дома, а к нему звонят в дверь. Он открывает, а там маленькая смерть, сантиметров десять ростом. Он на неё смотрит, а она ему и говорит: «Не дрейфь, мужик, я за канарейкой». Ха!
А потом он добавил посерьезнее:
— Я ведь сам, как Харон для канареек. Они все по моей части. Впрочем, что — сейчас я тебе лося покажу.
Действительно, в мастерской мальчик увидел огромную голову лося. Таких голов он не видал никогда. Широкие разлапистые рога заполняли полкомнаты, они росли из головы животного, как дерево. Пока ещё безглазый, лось с удивлением смотрел на мальчика, будто спрашивая, как он тут оказался, и где остальное его тело.
Всё было в том, что Чучельник часто брал левую работу — и вот сейчас какие-то охотники привезли ему свой трофей. Начальство знало об этих делах, но закрывало на них глаза — как специалист, Чучельник был гораздо дороже своей небогатой зарплаты.
Мальчик потрогал рога и обратил внимание на длинный спелёнутый свёрток, лежавший в большой эмалированной ванночке под слоем резко пахнущей жидкости.
Чучельник перехватил его взгляд, и резко произнёс:
— А вот туда смотреть не надо.
И, укрыв ванночку плёнкой, стал рассказывать о мамонтах. В Зоологический музей привезли мамонта, и уже целый год складывали его скелет, крепя одну кость к другой специальной проволокой. Оказалось, что когда мамонта нашли, то у него ещё была шерсть, и доброхоты начесали Чучельнику огромный клубок мамонтовой шерсти. Теперь он хотел связать из неё свитер. Мальчик потрогал шерсть, и про себя решил, что она ничуть не лучше той самой проволоки
Они говорили о том и о сём, потом Мальчик помогал Чучельнику точить на токарном станке какие-то специальные палочки-распорки, и они опомнились, только когда начало темнеть.
Скоро должна была вернуться с работы бабушка, и мальчик
