А что г. Скуратов говорит о финансовой стороне университетского вопроса, то это ни более, ни менее как изобличает в нем знакомство с политико-экономической наукой. Доказывать ему, что общество должно жертвовать на училища и что это просто выгодно самому обществу, — довольно долго. Пусть он полюбопытствует сообразить выводы, показывающие влияние нравственного развития народа на богатство страны; пусть хоть статистику Кольба посмотрит или вспомнит, чем англичане объясняют успехи швейцарской промышленности? Не понимаем также, зачем это экзаменовать университетских студентов в С.-Петербургской Академии наук? Какую пользу тут видит автор?.. Опять положим, что петербургский студент все равно придет и в храм российской премудрости; ну, а киевский, харьковский, казанский? Тем, по образу пешего хождения, это совершать будет неудобно. Уж если автору нравится так централизация, который мы, в известных случаях, безусловно не отвергаем, то лучше же, кажется, допустить меньшую централизацию сборов на содержание высших училищ.
Г. Скуратов сетует тоже, что “нет ничего легче, как вывести простолюдина в дворяне; но нет ничего труднее, как сделать из дворянина плебея”. Да зачем же и делать-то? Что г. Скуратова занимает: слово? “Да ведь слово — звук пустой”. Это все само собой сделается. Не все же только дворяне-помещики, дворяне-чиновники, да дворяне-нищие; есть уж много и дворян наборщиков, и сапожников, и даже извозчиков. Немножко терпения — возьмутся за ум сами. А теперь, пока они еще бредят правами и навыпередки рвутся пристраивать чад в училище правоведения, дающее право претендовать на должность, да в пансионы, не дающие ровно ничего, кроме возможности сказать, что “моя дочь в пансионе была”, — с ними ничего не поделаешь. Их образумит жизнь, а не регламентации учебных порядков; иначе же их ничто не образумит.
Что же касается русского пролетариата, к которому г. Скуратов сопоставил результаты, выведенные Рилем из событий 1848 года, в которых германские пролетарии заявили себя ярыми врагами общественного строя, то у нас вовсе не тот пролетариат. Германскому пролетарию не к чему приложить своих рук, и правительства не могут придумать, куда направить эти руки, а у нас дел — непочатый угол. Остановка за тем только, чтобы большинству этих пролетариев открыт был доступ к богатствам страны. Пособия, нужные для этого дела, не могут быть обременительными, и тогда останется в пролетариате только ленивый. Пересмотрев статью г. Лескова, на которую ссылается г. Скуратов, мы видим, что в ней идет дело именно о неестественности пролетариата, появляющегося у нас вследствие экономических и административных неурядиц, и о необходимости прекратить это зло в самом зародыше, а совсем не об опасностях от разрушительных способностей пролетариев и еще меньше об угрожающем дворянству наплыве. Тут простое дело: доктора медицины здесь, например, служат переводчиками при газетах или корректорами, а народ пропадает без медицинской помощи. Тысячи людей спят и видят кусочек земельки, а мы только похваливаемся нашими степями. О наших благотворителях даже на Афоне знают, а ссуды на начало дела бедному человеку сыскать негде. Вот ведь он каков пока, наш пролетариат-то! Ему пока еще можно очень легко помочь, но, разумеется, не нужно откладывать дело в долгий ящик.
Мы теперь поговорим только о двух русских ученых обществах, которые у нас славятся своею независимостью, изобилием средств и многоговорением. Эти общества: Русское вольно-экономическое и Географическое. Оба они в мае закрыли свои заседания и наговорили себе кучу любезностей.
Над Русским вольно-экономическим обществом не смеялся только тот, кто его не знает. Русское географическое общество покоится под сенью безвестности. Издаваемого им журнала никто не читает, потому что читать его нельзя было даже и по заказу, а зазнали его немножко только по Политико-экономическому комитету, в котором назад тому года с два затронули довольно живые и жизненные вопросы. Так, например, заговорили о единстве мер, весов и монеты; о причинах денежного кризиса в России; о затруднениях в русской торговле и о русской колонизации. Даже “Искра”, сатирический журнал, посвященный преимущественно и исключительно разработке домашних отношений русских писателей, обитающих в С.-Петербурге и в Москве, отозвалась о полезной деятельности этого комитета и, разумеется, прошлась на его счет. Затем сказал о нем словечко “Современник” и хроникер “Отечественных записок”. Журнал “Время” заговорил о комитете не шутя. Он почуял в нем силу и заметил ему, что комитет не умеет пользоваться этой силой. Ставя вопрос таким образом, он исключительно отнесся к мнению одного члена общества “о русском расселении”. Член, мнения которого обратили на себя внимание “Времени”, ответил на замечание этого журнала письмом, в котором развил свою мысль о необходимости предоставления свободы русскому расселению и пр. Из всего сказанного этим письмом мы теперь помним только общее впечатление, равносильное отчасти мнению “Искры”, осмеявшей многоглаголание и ничегонеделание Политико-экономического комитета.
С тех пор мы внимательно следили за этими двумя обществами, и теперь, когда они (в мае месяце) окончили свои блистательные заседания, дождавшись их умилительно-красноречиво заключительных речей, скажем о них наше мнение.
В два года, в течение которых мы присматривались к обоим этим обществам, они сделали едва ли что-нибудь годное и чему-нибудь полезное. Это были истые “говорильни”, в которых Иван Васильевич Вернадский пламенным потоком своих речей вводил в полемический жар своего благородного друга и ученого противника Владимира Павловича Безобразова, а благородный друг и ученый противник красноречивого Ивана Васильевича Вернадского не менее красноречивый Владимир Павлович Безобразов возражал своему благородному другу и ученому противнику Ивану Васильевичу Вернадскому. Гости сидят, слушают всю эту трескотню словоизвержения и скучают; но соответственная обстановка ученых зал заставляет их думать, что они дело делают. Ни один вопрос, зарешавшийся в этих заседаниях, ничем не заявил себя в русской жизни. Скажут, что ученые общества не влиятельны, что они не властны реформировать что-нибудь на самом деле, что их задача разобрать вопрос только в теории. Допустим, что это частию правда; но где же хотя одна доконченная теоретическая работа? Где хотя одна дельная монография, составленная в этих обществах после долговременных и многословных дебатов? Их нет. Есть только бесконечные “журналы заседаний”, где видно, что в той или другой говорильне присутствовало столько-то и столько-то членов, что Иван Васильевич Вернадский и Владимир Павлович Безобразов потешились при обстановке довольно эффектной и позволили перекинуться умным словцом господам Скачковым, Семеновым, Небольсиным, Перозио и tutti quanti.[220] Вот вам один род деятельности, исключительно приятный самим рыцарям: В. П. Безобразову и И. В. Вернадскому.
Второе, это выборы членов и секретарей. Тут опять наивлиятельнейшим лицом является В. П. Безобразов. Кого же выбирают? Возьмите-ка записки географического общества: каких географов вы там не увидите?! Словом, Географическое общество, кажется, ничем не руководствуется при выборе новых членов, или, может быть, оно и руководствуется, но руководствуется такими соображениями, которые приличны только нашим обществам quasi-филантропическим.[221] Влиятельные люди в правительственной сфере восходят, текут и сходят с горизонта, и если, в соображениях В. П. Безобразова с товарищи, достаточно какому бы то ни было лицу сделаться влиятельным чиновником, чтобы попасть в члены ученого Географического общества, то они очень скоро так укомплектуют свои ученые общества, что действительно ученому человеку и влезть будет некуда, да и делать, пожалуй, нечего.
Наконец, есть экспедиции. От этих экспедиций ждешь города, а они возвращаются с лукошком. Дурно ли они составляются, или они импонированы в своей деятельности, мы отвечать не будем, но результаты их слабы, бедны, даже… почти ничтожны.
Затем есть еще отдельные спосыланьица. Не знаем хорошо, кто именно и в каких географических или экономических соображениях спосылал в прошедшем году В. П. Безобразова по неким местностям срединной России; но из замечательных вещей, описанных им во время этой поездки, знаем хорошо, что такие апостолы географии, этнографии и статистики не могут принести пользы, и если они нужны для слагания комплиментов своему обществу, воспевая в лице общества самих себя, то пусть уж их на этот предмет и употребляют. А писать экономические очерки, докапываться до живца народного промысла и хозяйства им не след. Общество, пользующееся талантливыми трудами даровитых рассказчиков, глубоко зачерпывающих народную жизнь и осмысленно ставящих народные нужды, средства и стремления, вряд ли будет читать г. Безобразова. Ученое же общество не найдет ничего в его писаниях ни для одного вывода, а если оно может найти, так отчего же оно не сделало этого в течение целого года?
