Дугин. Что не надо?
Свиблова. 100 граммов масла было достижением. Я стояла за ними по пять часов, и не надо мне об этом говорить. (Ведущий. Ну, ближе к сегодняшнему дню.) И когда мужчины начинают рассуждать о том, что нам надо сохранить напряжение между мужчиной, тут уже наступает предел. В конце концов, сегодня огромное количество детей, заметьте, по любви, рождается в пробирках. Что же до напряжения… женщины всегда готовы подыграть мужчинам. Мужчина вообще рождается ребенком, и остается им до конца. (Ведущий, в панике. Это же патриархальный взгляд на мужчину!) И мы всегда ему должны сказать, что он главный, он лучший, а мы пока пойдем и поработаем. Потому что мы как женщины знаем: дети должны быть накормлены, семья сохранена, а все остальное диктует материальный базис: кого чему учить, сколько женщин надо занять на производстве.
Дугин. Я все-таки от производства вернулся бы к культуре. Обратите внимание, что женщины на протяжении всей русской истории служили основным, скажем, каналом передачи традиций, обеспечивали непрерывность между различными этапами русской истории. По мужской линии русская история представляет собой череду разрывов. По женской линии это взаимосвязь и непрерывность. В очередную смуту, в очередную революцию мы всякий раз ввергаемся мужскими коллективами, которые что-то не поделили или столкнули идеологические модели, но выплываем с обратной стороны благодаря женщинам, которые восстанавливают вековые традиции.
Свиблова (снова возвращаясь к доверительной интонации, пронизанной личным подтекстом). В данном случае я просто полностью поддерживаю сказанное. Мужчины, как маленькие дети, могут подраться… (Дугин. Ломают все.) …у них гораздо больше амбиций, что может иногда принять жуткие формы. Женщины, на первый взгляд, эмоциональное существо, но функция сохранения рода и жизни приводит в ней к победе стабильного начала. Были у нас, конечно, активные террористки и активные феминистки, но крайне редко. Нормальная женщина призвана сглаживать и давать ровный фон выживания. (Дугин. Совершенно верно.) И в политической жизни, может быть, она опора консерватизма. Я лично никогда в жизни не пыталась вообще сравнивать себя с мужчинами, даже в тех сферах, где мы совместно работали. Я-то как раз здесь самое страдательное, наверное, существо, потому что я всегда думала, что рождена, чтобы служить мужчине. Я вышла замуж в 19, и своему первому мужу вышила шарф с буквицами ММ: «Мастеру от Маргариты». Да, я могу управлять, я пробиваю необходимые решения. Но внутренне все равно… (Ведущий. Значит, Вы носитель патриархального сознания и модернизационной практики.) …понимаю, что мужчина главный. Поэтому я с ними просто никогда не спорю, я так всегда пытаюсь как-то, сев на краешек стула, сказать: вы меня не трожьте, пожалуйста, мне дайте вот этот кусочек дела сделать.
Ведущий. Игорь Семенович, а мы можем от европейской состоявшейся женщины услышать такую речь, какую слышим от Ольги Львовны здесь и сейчас?
Кон. Не уверен. Но мы можем, мы имеем эмпирические данные, утверждать, что надо очень бережно относиться к мужскому самолюбию, оно ранимо. Когда я преподавал, то говорил своим студенткам: женщина может быть гораздо умнее мужчины, но по-настоящему умная женщина еще подумает, надо ли этот ум показывать. (Дугин. Все можно потерять.) Да, можно потерять молодого человека…
Ведущий (несколько усмешливо). Александр Гелиевич, мне кажется, Вы всех переиграли. Все дуют в вашу дуду.
Кон. А то, о чем говорил Александр Гелиевич, насчет консерватизма, то здесь никакой русской специфики нет. В эволюционной биологии, при всей ее спорности, есть положение о том, что мужское начало поисковое и рисковое, а женское консервативное, поскольку главное — надо вырастить потомство. Но вопрос в том, что мир все равно меняется. И как социолог я хочу сказать, что важно смотреть на факты, а не подменять их нашими нормативными представлениями. Вот мы говорим о патриархальности. А что значит патриархальность? Это цельное явление или разрозненное? Возьмем русскую древность. С одной стороны, боярышни, действительно, живут в тереме, любовников не имеют (хотя у царевны Софьи, как известно, был Василий Васильевич Голицын). Если вы возьмете крестьянских девушек той же эпохи, там совсем другие нормы молодежного общения. И то и другое патриархальное, и то и другое патриархатное, тем не менее, разное.
Если говорить, наоборот, о сегодняшних мужчинах, то одна из главных мужских ролей, и самая проблематичная сегодня, это отцовство. Что значит традиционное отцовство? Воплощение власти. Бог наверху, царь в государстве, отец в семье. И когда-то отцовская власть была абсолютной. Но это давно кончилось. Да, конечно, от отца сегодня ждут, что он принесет деньги, но он не только зарплатоноситель, а должен общаться с детьми. И к нему предъявляются повышенные претензии: чтобы он с детьми возился, за ними ухаживал, хотя он раньше… (Дугин. А это не феминизация разве?) … этого сроду не делал. Как это все сочетается, вот здесь возникают проблемы.
Ведущий. То есть опять мужчина страдающая сторона, я понял.
Кон. Да. И поэтому каждая конкретная супружеская пара должна внутри себя договориться: как они поддерживают бюджет, кто какие решения принимает. Само понятие «мужчина — глава семьи», по серьезному счету, потеряло значение. По одному вопросу муж, по другому жена, по третьему дети, по четвертому вместе. А когда мы спрашиваем, кто глава семьи, мы выясняем конфликты и уровень притязаний. Женщина, которая не хочет ссориться со своим мужем, она признает, что он глава семьи, но на самом деле она принимает все решения… Кроме того, вам сегодня экономика не позволит убрать женщин из состава рабочей силы и сосредоточить их в семье, даже если мужчинам будут платить очень большую зарплату. Не получится.
Ведущий. У меня вопрос ко всем одинаковый. Я понимаю, что нельзя писать историю будущего, но все-таки, ваш прогноз: культурная матрица матриархально-патриархатной традиции, она имеет шансы сохраниться в меняющемся мире?
Дугин. Конечно. То, о чем говорит господин Кон, это совершенно реальные процессы. Идет демаскулинизация, в России происходит постепенно эрозия патриархата. И параллельно эрозия матриархального отношения к женщине как к идеалу. Софийность русской культуры и наши установки испаряются на глазах естественным образом, если угодно. И искусственным образом этому способствуют процессы глобализации. Поэтому мы имеем очень серьезные шансы потерять то, что имеем и имели до сих пор, то, что мы проносили сквозь самые серьезные исторические и идеологические испытания, и стать, как другие. И по большому счету, столкнуться с распадом этих отношений полов. Я считаю, что это угроза любви, на самом деле. Когда спадает напряжение между мужским и женским началом, наступает конец гигантского этапа мировой истории, в которой мы тоже принимали участие, конец нашей тысячелетней истории, которая была основана на культе любви.
Ведущий. А что делать для того, чтобы не утратить?
Дугин. Надо биться за сохранение патриархальной культуры…
Ведущий (с иронией). То есть его законодательно закрепить?
Дугин (то ли не замечая иронии, то ли не обращая внимания на нее). В конечном итоге, да. И создать такие предпосылки. А самое главное, культурно. Через воспитание.
Хорошилова (умиротворяюще). Семья менялась в истории. Когда-то, когда мы говорим о традиционном обществе, даже ХVIII века, там авторитет отца, действительно, был незыблем. Хотя отец мог быть лично слабым человеком, ничтожным, по сравнению с женой. Мать должна была по любому серьезному поводу отсылать ребенка: иди, спроси отца. Но каждый знал свой маневр, и это сохраняло людей, сохраняло семью, сохраняло общество. Затем происходит процесс гуманизации семьи. Как и во всем мире. Семья это уже не только хозяйственная ячейка, надо не только накормить детей, вырастить их, и, в общем, вытолкнуть в большой мир, но появляются общие интересы. Люди в семье могут быть собеседниками, они могут не только душевно быть близкими, но и духовно, и умственно. Конечно, мы женщин не вернем назад, они уже не захотят только дома быть. Но мы все равно должны всячески сохранять и превозносить ту семью, где есть духовные, душевные и общие культурные интересы. И женщину, если она решилась родить не одного, а несколько детей, не надо унижать бедностью.
Кон. Кажется, Ильф и Петров сказали, а я всю жизнь повторяю: не надо бороться за чистоту, надо просто подмести пол. Позиция, согласно которой мы чего-то должны бояться, от чего-то обороняться, мне глубоко чужда, так же как стремление к оригинальности. Делай по максимуму, а дальше, как говорится, история или Бог, или кто-то там другой, рассудит.
