Ознакомительная версия.
Русское (ещё советское) предисловие к книге скандинавских лингвистов написал известный деятель культуры Пётр Палиевский. Небольшое по объёму, это предисловие тем не менее весьма полезно для целей данной книги, и я ниже приведу извлечения из него, но вначале познакомлю читателя с обширной цитатой из книги академика Дм. Лихачёва «Великое наследие».
С этой цитаты Пётр Палиевский начинает своё предисловие, и она, эта показательная цитата, составляет, собственно, чуть ли не половину всего предисловия Палиевского.
Вот что писал Дм. Лихачёв и на что П. Палиевский счёл уместным так обширно сослаться (выделение жирным курсивом везде моё — С. К.):
«Сочинение киевского великого князя Владимира Мономаха, известное под именем «Поучение», написано в конце XI — начале XII века. «Поучение» дошло до нас совершенно случайно, в единственном списке, в составе Лаврентьевской летописи, которая рисковала сгореть вместе со списком «Слова о полку Игореве» в московском пожаре 1612 года в собрании рукописей Мусина-Пушкина, но не сгорела только потому, что была взята из библиотеки Н. М. Карамзиным.
Можно быть совершенно уверенным, что если бы Лаврентьевская летопись сгорела, то «Поучение» Владимира Мономаха было бы объявлено подделкой и защитить его подлинность было бы гораздо труднее, чем сейчас защищать подлинность «Слова о полку Игореве». «Поучение» никак не отразилось в последующей русской литературе, оно нигде не упоминается…»
Не правда ли, это сказано и почти о «Дневниках» Берии? До их публикации о них ведь тоже не было известно ничего.
Впрочем, и далее Дм. Лихачёв, имея в виду «Поучение» Мономаха, пишет то и так, что заставляет вспоминать также о дебатах вокруг «Дневников» Берии:
«…текст «Поучения»… — это, казалось бы, «явная» вставка; частное письмо и автобиография Мономаха, которые имеются в «Поучении», необычны для литературы XI–XII веков… Можно… привести… много других аргументов в защиту поддельности «Поучения»…»
Но! Но далее академик Лихачёв продолжает:
«…По счастью, рукопись сочинений Мономаха сохранилась, и никаких подозрений она не вызывает».
Оно и понятно — Владимир Мономах не мешал Владимиру Ленину, и в советское время царские архивы хранились лучше, чем при царе.
А вот Лаврентий Берия очень мешал многим и при жизни, и за гробом (которого, правда, у Лаврентия Павловича, скорее всего, и не было).
Поэтому вряд ли где-то сегодня можно отыскать оригинал рукописи «Дневников»… Это во времена Булгакова — современника Берии — рукописи в России не горели. Но «пожары» хрущёвской «борьбы с культом», горбачёвско-ельцинской «катастройки» и путинско-медведевской «борьбы с фальсификацией истории» оказались и оказываются для русских архивов более гибельными, чем даже знаменитый московский пожар 1812 года».
Профессор Козлов задаётся вопросом — зачем-де Кремлёву понадобилось создавать поддельные дневники Берии — и отвечает на свой же вопрос так:
«Если руководствоваться первой формулой типологии документальных фальсификаций — формулой целедостижения (инициация подлога + изготовление подлога = цели подлога) — становится очевидной цель, которую преследовал фальсификатор: реабилитация Берии, а через него — сталинизма вообще».
Я уже писал, что у профессора Козлова нет никаких оснований высказывать однозначные мнения относительно тех или иных моих намерений. Он со мной на брудершафт не пил, за одной партой мы не сидели, душу я ему не изливал…
Поэтому рекомендую профессору Козлову отвечать лишь за самого себя.
Не раз говорил и ещё раз повторю, что в целях исторической реабилитации Л. П. Берии я написал достаточно от своего собственного имени, чтобы скрываться, — в целях реабилитации Л. П. Берии, за его имя.
То же могу сказать и об эпохе Сталина — она вообще не нуждается в реабилитации, поскольку её мощь, величие и необходимость для России могут отрицать лишь неосведомлённые невежды.
Или — осведомлённые подлецы.
Дмитрий Лихачёв в своей книге «Великое наследие» (стр. 111–112), говоря о возможных попытках объявить «Поучение» Мономаха «подделкой», иронизирует:
«…Объяснить, зачем понадобилось в конце ХУЛИ века сочинять «Поучение» Мономаха, можно было бы так: Мономах — родоначальник московских государей, его шапка — символ монархической власти, и его «Поучение» оправдывало её…»
Подобного рода ирония уместна и по отношению к профессору Козлову, самочинно присвоившему себе право высказываться за других.
А вот Пётр Палиевский:
«Сочинение, о котором идёт речь в предлагаемой книге, тоже возникло в краях, где когда-то родилось желание «испить шеломами Дона», — только несравненно больше этих «шеломов» погибло на дне реки. Рукопись его тоже сгорела (как и рукопись «Слова о полку Игореве». — С. К.) — в нашествии более ужасном, чем война 1812 года. И оно вызывает не меньше стремлений доказать его поддельность, чем «Слово о полку Игореве». Это произведение — «Тихий Дон» М. А. Шолохова.
В самом деле: почему русская классика находится под столь сильным отрицательным вниманием? Тут и «Слово о полку Игореве», и переписка Г розного с Курбским, и документы известной ереси Феодосия Косого… Дважды в нашем веке проводилась очень основательная работа по доказательству того, как хитроумно «склеил» Толстой из неведомых публике материалов «Войну и мир». Почему же это Пушкин, наоборот, из несомненной подделки Мериме умел создать подлинные «Песни западных славян»? Поднял из-под насмешливого уничтожения Жанну д’Арк? История когда-нибудь ответит на эти, надо признаться, трудные вопросы…»
Вопрос выше задан по существу, и его можно отнести не только к ситуации с русской классикой, но и с историей СССР, с историей эпохи Сталина и Берии…
Причём и честный ответ будет схожим!
Русская классика, как и русская, и особенно советская, история, находится под столь сильным отрицательным вниманием именно потому, что сам факт их существования в мировой культуре и истории мира ненавистен всей мировой и отечественной сволочи.
Ей, этой прогнившей якобы «элите», равно ненавистен и писатель Шолохов, и государственный деятель Берия.
Шолохов — потому что он стал великим советским писателем и яркой фигурой советского общества во времена Сталина.
Берия — потому что он был великим реформатором и яркой фигурой эпохи Сталина.
Не знаю, общались ли когда-либо Шолохов и Берия. Коллизия с заступничеством Шолохова, когда он в октябре 1938 года обратился к Сталину по поводу необоснованных репрессий в Вёшенском районе, происходила с участием ещё наркома внутренних дел Ежова.
Берия, хотя уже и работал в НКВД СССР, только входил в работу и занимался тогда налаживанием дел в ГУГБ НКВД СССР.
Но дело Берия и Шолохов делали одно, пусть и в разных его направлениях.
Шолохов работал в сфере культуры, Берия — в сфере государственного строительства, однако объединяло их то, что Шолохов работал в сфере советской культуры, а Берия — советского государственного строительства.
Через десятилетия, как видим, их «объединило» и ещё одно — сомнение в том, им ли принадлежат тексты, публично объявленные принадлежащими им.
И в этом тоже есть, возможно, некий высший смысл.
Тема VI
«Дело Берии» и делишки «демократов»
С темой дневников Л. П. Берии оказалась связанной и ещё одна тема, чем я, должен признаться, немножко горжусь.
Дело вот в чём.»
Сразу же за статьёй профессора Козлова «Реабилитация подлогом — как в кино» в номере 2 журнала «Родина» под рубрикой «Книжный развал» следовало сообщение о том, что издательство «Кучково поле» опубликовало сборник документов «Политбюро и дело Берии».
В журнале «Родина» об этом тысячестраничном «кирпиче», изданном под общей редакцией О. Б. Мозохина, было сказано так:
«В сборник документов вошли наиболее информативные материалы, в которых освещается подготовка и проведение процесса над Л. П. Берией и его окружением. Основная масса документов рассекречена недавно и вводится в научный (ну-ну. — С. К.) оборот впервые. Публикуемые документы ранее были недоступны исследователям, что затрудняло проведение полноценного анализа этого процесса. Настоящий сборник ставит своей целью расширить представление общественности (в пределах тиража аж в «целую» тысячу экземпляров при розничной цене одного экземпляра более 1000 рублей. — С. К.) об этом до настоящего времени закрытом деле. Публикуемые материалы позволяют проследить процесс подготовки и принятия решений по обвинению Л. П. Берии и его окружения в государственных преступлениях».
Ознакомительная версия.
