Вот как выглядит картина мятежа в воспоминаниях активного участника событий матроса Леонарда Ленцнера: «Окна нашей казармы были открыты, и мы чутко прислушивались к бою склянок на кораблях, с волнением ожидая условных сигналов из пушки. Время тянулось томительно долго. Вдруг ночную тишину разорвал пушечный выстрел. Не ожидая остальных двух выстрелов, все повскакивали с коек, сорвали с бескозырок белые чехлы, кокарды и ленточки, запихали их под матрацы и с криками «ура», «долой самодержавие» побежали через малый двор на главный экипажный двор.
Когда мы подбежали к караульному помещению, здесь уже хозяйничали дружинники «азиатской» команды (с крейсера «Азия». — В.Ш.) во главе с Дементьевым. Караульные и часовые с деланным сопротивлением отдавали дружинникам винтовки и патроны… Посовещавшись мы решили, что Дементьев с его дружинниками останутся во дворе за укрытиями, чтобы не позволить «почетной охране» (верным правительству матросам. — В.Ш.) выйти из казармы во двор. А мы с Лобовым и 80 дружинниками направились к главному морскому арсеналу. Когда мы подошли к Княжеской улице и свернули к арсеналу, к нам присоединились дружинники 12-го и 14-го экипажей. Руководителем восстания матросов 12-го экипажа был матрос Филипп Малиновский. Организатором восстания матросов 19-го экипажа и членом Ревкома крепости был старший квартирмейстер Бакланов, а в береговой команде крейсера «Азия» большую работу вел Игнатий Демин.
Когда восставшие матросы подошли к арсеналу, к ним присоединись рабочая боевая дружина в количестве 30 человек (на самом деле боевики-эсеры. — В.Ш.), все вооруженные револьверами. Матросы радостно приветствовали рабочих-дружинников и их вожаков Дряничева и Федорова. Всего в рядах восставших было около 220 человек. Оружие составляли 22 винтовки и 30 револьверов. Убедившись, что арсенал никем не охраняется, решено было часть вооруженных дружинников оставить у запертых ворот, а всем остальным перелезть через железную ограду, которой был обнесен арсенал.
После первого орудийного выстрела одновременно с 12, 14 и 19-м экипажами восстали матросы еще одиннадцати флотских экипажей (1, 2, 3, 4, 5, 7, 8, 10, 11, 16 и 20), находившиеся в Кронштадте.
Вначале восстание носило острый характер. На Павловской (ныне Флотская) улице находилось десять экипажей и два учебных отряда. Командир 5-го экипажа капитан 2-го ранга Добровольский вооружил своих стрелков, квартирмейстеров и фельдфебелей и. пытался оказать сопротивление. Угрожая открыть огонь, Добровольский предложил восставшим сдаться, но в ответ услышал: «Город и крепость в наших руках». В свою очередь матросы предложили Добровольскому сложить оружие, но он отказался. После короткой перестрелки сторонники Добровольского были разбиты, а сам Добровольский захвачен восставшими и расстрелян.
Когда командир 7-го экипажа капитан 2-го ранга Шумов узнал о восстании матросов его экипажа, он, разгневанный, явился в экипаж и пытался заставить восставших матросов ложиться спать, но был убит возмущенными матросами.
Временно командовавший 4-м экипажем капитан 1-го ранга Митурич был арестован восставшими матросами и посажен в карцер. Захватив двадцать винтовок, матросы с возгласами «Да здравствует вооруженное восстание!» вышли на улицу и присоединились к восставшим матросам других экипажей.
Командир 10-го флотского экипажа капитан 2-го ранга Николаев вместе с фельдфебелем Рака возглавили группу квартирмейстеров, фельдфебелей и кондукторов, вооружили их и пытались оказать сопротивление восставшим, но были обезоружены.
В это же время раскрылись ворота, ведущие в 11-йи 20-й экипажи. Здесь были слышны одиночные выстрелы. Вскоре из ворот вышло около 400 человек и направилось к воротам 94-го Енисейского полка.
Около 12 часов ночи минеры из учебного отряда перелезли через забор во двор соседнего артиллерийского отряда, чтобы помочь артиллеристам справиться с сопротивлением офицеров и примкнувшим к ним фельдфебелей, квартирмейстеров и стрелков. Вместе с восставшими артиллеристами они ворвались в казармы отряда и захватили оружие. Дежурным офицером сводной роты 11, 16 и 20-го экипажей в эту ночь был штабс-капитан Стояновский. которому вынесли смертный приговор.
Восставшие вышли во двор и начали строиться в ротную колонну. К этой колонне вскоре подошли взводы восставших из соседних экипажей. Всего выстроилось здесь около 400 человек.
Когда вооруженное столкновение восставших с оставшимися верными самодержавию частями, происходившее на Павловской улице, закончилось, все восставшие (около 1500 человек) по приказу руководителя восстания Ивана Никифорова разделились на три группы: первая группа (800 человек) во главе с Никифоровым пошла к Енисейским казармам; вторая группа (500 человек) под командой Никитина направилась к главному морскому арсеналу и к пристаням; третью группу (200 человек) возглавил Сорокин и повел ее для захвата электростанции.
Когда первая группа. подошла к воротам Енисейского полка, и Никифоров предложил часовому открыть ворота и впустить матросов во двор, оказавшийся у ворот офицер в очень строгой форме приказал восставшим немедленно удалиться, указав при этом на стоявших у ворот роты вооруженных солдат. Всем стало ясно, что без оружия на успех восстания рассчитывать нельзя. И Никифоров повел восставших к арсеналу. Но на пути к арсеналу восставших матросов ожидал Иркутский полк и пять рот матросов школы строевых квартирмейстеров. На Офицерской улице вскоре завязался жестокий бой.
… В это время к арсеналу подошел отряд восставших матросов во главе с членами военно-революционного центра Сорокиным и Никитиным. Начались поиски винтовок, пулеметов и патронов к ним. Патронов вообще обнаружить не удалось.
В разгар поисков в арсенал прибежал со своими дружинниками Бакланов. Он рассказал, что в Енисейском полку солдаты выдали всех подпольных революционных работников и выступили на подавление восстания, что на Петербургской пристани высадился лейб-гвардии Финляндский полк.
В это время к арсеналу подошли восставшие матросы учебно-артиллерийского и учебно-минного отрядов, а также матросы других экипажей. Из собравшихся у арсенала 700 матросов осталось не более 300, остальные стали расходиться в разных направлениях.
Вскоре со стороны Петровской и Княжеской улиц послышались мерные шаги пехоты, а в конце Поморской улицы замелькали гимнастерки солдат роты Енисейского полка. Когда они почти вплотную подошли к засаде, раздался залп и рота почти полностью была уничтожена. Через несколько минут подошедшая со стороны Княжеской улицы рота лейб-гвардии Измайловского полка открыла огонь по дружинникам. Мы ответили на выстрелы двумя залпами. Противник занервничал и открыл огонь из двух пулеметов, заставив нас прижаться к земле. Когда пулеметы смолкли, гвардейцы с ружьями наперевес бросились на нас в атаку. Подпустив их на близкое расстояние, мы дали по ним три залпа и они побежали назад. Но у нас кончились патроны. Мы быстро перебежали улицу и через открытое окно проникли на первый этаж нашей казармы. Со стороны Павловской улицы также не слышно было больше выстрелов, но там шли аресты матросов солдатами лейб-гвардии Семеновского и лейб-гвардии Финляндского полков. Затем мы все одели на бескозырки белые чехлы и ленты, прикрепили кокарды, спрятали в рундуки сапоги. После этого все разделись и легли на свои койки.
Вошел Бакланов и, приведя в порядок бескозырку, обратился ко всем матросам с такими словами:
— Будут аресты и допросы, во время которых нас будут бить и пытать. Никто не должен выдавать своих товарищей. А если кто выдаст, такого наказать самой строгой матросской казнью. Согласны?
— Согласны, — дружно ответили матросы».
Из воспоминаний прибывшего в Кронштадт эсеровского боевика А. Пискарева: «Было приступлено к организации боевого штаба из представителей партий. Конечно, партии не сговорились; никто на уступки не шел, каждый хотел быть главным руководителем. Тратились целые часы драгоценного времени на обсуждение вопроса, например, о том, что делать с офицерами: убить или только арестовать. Особенное человеколюбие при этом проявляли меньшевики. Своей. защитой они вызвали недовольство матросов и рабочих (надо понимать, что большевики и эсеры требовали офицеров убивать). Вообще поведение интеллигенции было ниже всякой критики. Будь матросы предоставлены сами себе, они проявили бы больше организованности. Подготовка восстания была так плоха, что даже наша боевая дружина не знала, что делать и на что употребить имевшиеся у нее бомбы.
Было решено, что восстание начнется по сигналу. Но условленных четырех пушечных выстрелов никто не слышал. Между тем в разных местах неожиданно послышалась пальба. На улицах показались растерянные группы матросов с винтовками и безоружные. Мы спрашивали их, а они нас: куда идти и что делать? Никто ничего определенного не знал, и узнать было негде. Циркулировали разнообразные слухи. Сообщали, что форт «Константин» восстал, другие опровергали. А стрельба слышалась всюду.