Ознакомительная версия.
Однако разрушение внешнего проекта белорусской «партизанской элиты», нацеленного на завоевание власти в масштабах Советского Союза и переустройство его по белорусским принципам, не остановила и даже не поколебала ее внутренний проект, нацеленный на модернизацию и развитие самой Белоруссии.
Поразительно, но при анализе советского опыта развития Белоруссии трудно удержаться от ощущения, что она была выбрана в качестве своего рода «советской Шамбалы» – полигона отработки социальных технологий, для создания и отладки действительно принципиально нового, советского типа человека и принципиально нового, советского типа общества, гармонично увязывающего этого человека с качественно новым типом общественных отношений. И действительно, Белоруссия была во время Советского Союза и остается по сей день самым советским элементом советской цивилизации.
Возможно, такой проект, как и многие другие, был действительно разработан на общегосударственном уровне при Сталине, а затем реализовывался «по инерции», в силу закрепленной страхом на уровне социальной памяти и не осознаваемой непосредственно привычки. При выборе Белоруссии, возможно, был учтен не только исключительно спокойный и уравновешенный белорусский национальный характер, но и то, что Белоруссия понесла наибольший ущерб от Великой Отечественной войны, в которой, только по официальным данным, погибла четверть ее населения (да и от всех предшествующих войн). Понятно ведь, что максимальный масштаб разрушений означал наибольший масштаб и глубину изменений, которые можно было осуществить в ходе восстановления и реконструкции.
Однако нельзя полностью исключить вероятность и того, что белорусский проект был частной и не разглашаемой инициативой самой «партизанской элиты» – людей, по классической формуле, реанимированной Гумилевым, обладавших «длинной волей» в ее наиболее полном выражении. Из нашего исторического далека они, с учетом их опыта нелегальной и подпольной работы, представляются вполне способными на его реализацию свойственными им непрямыми и скрытыми от глаз бюрократии, «партизанскими» методами – и даже без формализации этого проекта.
Однако, вне зависимости от того, чем именно был этот проект и кем и когда он был инициирован, его проявления не вызывают сомнения.
Так, бесспорно, что в советские годы именно Белоруссия была полигоном для отработки и отладки для последующего применения в масштабах всей страны практически всех современных технологий, для опробования которых ее природно-климатические условия были применимы хотя бы в минимальной сфере.
Это касалось не только промышленных, но и социальных технологий. В частности, в то самое время, когда сельское хозяйство СССР представляло собой в прямом смысле «черную дыру», а социальные отношения на селе являли собой картину деградации в самом прямом смысле, Белоруссия покрывалась сетью развивающихся агрогородков. При всех их недостатках, на которые справедливо указывали (и указывают) белорусские источники, их отличие от основной части сельскохозяйственной практики Советского Союза (а сейчас России) бросается в глаза. Они значительно опередили свое время, – в частности, практическое применение теории «агрополисов» на Западе, – и по сей день действительно довольно эффективно соединяют в себе преимущества городской и сельской жизни.
До сих пор производит глубокое впечатление стремление белорусов к сохранению собственной культуры и собственного общества. Так, Белоруссия едва ли единственная из стран постсоветского пространства в принципе не допускает к себе строителей-«гастарбайтеров» (да и «гастарбайтеров» в целом), сохранив во многом благодаря этому как этноконфессиональный баланс общества и относительно благоприятную социальную атмосферу (так как никто не портит рынок труда готовностью «на любую работу за любую оплату»), так и собственных весьма квалифицированных строителей, скорость работы которых сопоставима с китайскими.
К моменту прихода Лукашенко к власти существенная часть значимых производственных активов Белоруссии и ее недвижимости были переданы в частные руки, золотовалютных резервов не было, налоги собирались крайне плохо, а страна была обременена огромным для нее и притом частично скрытым внешним долгом: представители демократического руководства тайно взяли от имени государства около 2,5 млрд. долл. краткосрочных займов, уже непосильных тогдашней белорусской экономике.
Поэтому Запад считал, что у Лукашенко нет иного пути, кроме получения новых внешних кредитов и полного подчинения Западу, и он неизбежно пойдет нормальным путем латиноамериканских популистских режимов. Современная ненависть к нему и вызвана главным образом отказом от западного диктата и восстановлением экономики Белоруссии в интересах белорусского общества, без ее подчинения транснациональному капиталу.
Значимую роль в этом сыграл возврат приватизированных либеральными реформаторами активов, который происходил специфически белорусским способом. Похоже, никому, несмотря на все ожесточение политической борьбы, и в голову не пришло объявить приватизаторов «олигархами», «спекулянтами» и «врагами народа».
Насколько можно судить, несколько сотен предприятий и объектов недвижимости, подлежащие возврату, были разделены между несколькими ближайшими помощниками Лукашенко, в личной честности которых не было сомнений, которые стали вести от имени государства хотя и жесткие, но все же переговоры с их новыми владельцами.
Если незаконность передачи собственности была очевидна, новому владельцу предлагали просто отдать незаконно полученное имущество, сохранив у себя прибыль от его использования. Если он отказывался, у него отбирали собственность по суду. Поскольку новые владельцы приватизированной собственности хорошо понимали наличие второй возможности, они, как правило, шли по первому пути, добровольно возвращая собственность государству и сохраняя себе не только заработанную на ней прибыль, но и доброе имя.
Однако большинство активов было передано частным владельцам, как и в России, на основе формально не прямо криминальных, а спорных и специально запутанных схем. Чтобы не проводить сложное расследование и не вести длительных судебных заседаний, а главное – чтобы сохранить кадры предпринимателей и мирные отношения между ними и государством, им предлагали, вернув незаконно или полузаконно присвоенные активы, купить аналогичные при полной юридической и коммерческой поддержке государства (в том числе через предоставление льготных кредитов на приобретение этих активов). Поскольку большинство предпринимателей уже успело заработать ощутимые деньги за счет эксплуатации приватизированных активов, не хотело ссориться с государством и остро нуждалось в надежной легализации имущества, они шли на соглашение с государством, хотя в целом процесс затянулся на долгих четыре года.
В результате экономика стала производительной, а не спекулятивной, а государство и бизнес развиваются (при всем понятном и объективно неизбежном недовольстве друг другом) не просто в мире, но и в тесном сотрудничестве, обеспечивая сравнительно здоровое развитие и нормальное самочувствие всего общества.
Безусловная эффективность Лукашенко, проявляющаяся как в социально-экономической, так и в политической сфере (где он, например, на равных противостоит российской правящей бюрократии, не обладая практически никакими значимыми ресурсами), вызвана, как представляется, именно его опорой на советский белорусский проект.
И сам Лукашенко, и его окружение, и само белорусское общество созданы, сформированы этим проектом и потому, в целом соответствуя друг другу, демонстрируют загадочную для привыкшего к постсоветскому хаосу наблюдателю эффективность и устойчивость.
Да, разумеется, этот проект несет на себе полноценный отпечаток не только достоинств, но и недостатков советской цивилизации. Недостаточная инициативность государства в вопросах качественного развития общества, бюрократическая пассивность (проявляющаяся, в частности, в пренебрежении возможностью стать центром разработки новых технологий для России, Украины и Казахстана путем привлечения известных изобретателей и создания им минимальных условий для работы) и ряд других недостатков создают для Белоруссии серьезные стратегические проблемы.
Однако, вне зависимости от ее будущей судьбы, сам факт наличия по соседству «советской Шамбалы» с поистине невероятным потенциалом в области развития и стабилизации в первую очередь именно общественных отношений дает России исключительно важные дополнительные возможности для форсированного проведения комплексной модернизации.
Давление глобального экономического кризиса
Степень эффективности экономики Беларуси можно обсуждать бесконечно, причем результат будет кардинально меняться в зависимости от избранной базы сравнения. Бесспорно одно: несравнимо меньшие по сравнению с Россией хозяйственные ресурсы используются несравнимо более эффективно. Это касается и социальных, и производственных вопросов – достаточно указать на более высокую, чем в России, урожайность пшеницы (при отсутствии Краснодарского края, Старополья и других житниц) и на чудовищные летние лесные пожары 2010 года, остановившиеся на границе. (Секрет этого волшебства ужасен для России: в Беларуси власти их просто тушили, а не рассматривали как инструмент личного обогащения при помощи выколачивания все новых слабо контролируемых государственных денег.)
Ознакомительная версия.
