не выдержали и заявили, как у Хармса: «Нас всех тошнит». И рассказали, что Геннадий Ракитин – это коллективный антивоенный проект, и «стихи» его – это всего лишь переводы верноподданических творений немецких нацистов 1930-х-40-х годов. Вот, например, «Лидер» (Ты как садовник, что в своем саду / Плоды трудов тяжелых пожинает. / Народ ликует, флаги в высоту / Взметнулись. Время тихо наступает» – это перевод стихотворения «Фюрер» нациста и антисемита Эберхарда Мёллера, просто Гитлера на Путина заменили, делов-то. Как и в стихах про портрет – переводе творения «Гомера штурмовых отрядов» Гериберта Менцеля, штурмовика и члена НСДАП с 1933 года. И как же чудно зашло это нацистское пойло в сегодняшней России – даже дипломы за участие в конкурсах патриотических стихов несуществующий Геннадий Ракитин получал, и Михалков-то его цитировал, а Маргарита Симоньян вообще выразила надежду, что «такие, как Ракитин, окончательно заменят в наших книжных [магазинах] врагов народа и прочих попутчиков». Не сомневаюсь, что этот проект войдет в учебники. Я бы его назвала – постфактум – «И кто у нас тут нацист?» Ответ в комментариях не нуждается.
Все-таки это супер-история про Z-поэта... - Tatiana Voltskaya | Facebook
July 02, 2024 10:09
«Вся опубликованная до 1 августа 1990 года... - Алексей Венедиктов | Facebook
«Вся опубликованная до 1 августа 1990 года литература, в том числе авторства Артура Конан Дойла, Михаила Булгакова, не будет подпадать под закон о пропаганде наркотиков» — депутат Крашенинников Доброжелательненько
«Вся опубликованная до 1 августа 1990 года... - Алексей Венедиктов | Facebook
July 02, 2024 10:08
«Старые тихие» и «новые громкие»
И молчать, как известно из того же проницательного Галича, можно по-разному — есть те, кто молчат «против», а есть те, кто «за». Можно с фигой в кармане, а можно без. Здесь тоже есть свой нюанс. Из классики политической науки известно, в чем состоит разница между авторитаризмом и тоталитаризмом. При авторитаризме можно просто молчать, как это было в довоенный период, когда еще внутри России технически и физически были возможны протесты и работали независимые медиа. Тоталитарный же режим требует соучастия в своих ритуала и практиках. Пусть не тотально, но требует подачи голоса за него или расплаты телом уходящего в окопы мужчины. И вот получается, что в тоталитарной системе те, кто не соучаствуют, обмениваются долгими понимающими взглядами и ходят на похороны, уже сопротивляются. Иначе откуда взялись все эти люди внутри России, которые на глазах у «новых громких» стояли в очередях за тем, чтобы поставить подпись за Бориса Надеждина, открыто, при соглядатаях и цифровых системах слежения, выходили с цветами и поминальным свечами после смерти Навального, пришли на Борисовское кладбище? И этих людей мы назовем «тихими»? Работающих в России врачей, адвокатов, профессоров, учителей, социологов, книжных издателей, редакторов, журналистов, писателей, режиссеров и представителей прочих профессий с либеральными взглядами? Разумеется, многие из них не молчат, но, возможно, с точки зрения «новых громких» высказываются или действуют недостаточно шумно. Назовем «новыми тихими» и тех, кто потребляет их продукцию и услуги, пока их не запретили, потому что этот тип потребления (с намеками, с фигами в кармане и проч.) дает им утешение и чувство локтя (и нечего здесь стесняться пафосных слов)? Они не одни, кто-то остается с ними здесь, в России. Откуда взялись перестроечные активисты и народные фронты во второй половине 1980-х? Почему все, за исключением открытых диссидентов, в том числе в союзных республиках, молчали до той поры, пока свобода сама не стала мейнстримом и чуть ли не модой. Будем честны — молчали до того момента, пока не разрешили говорить СВЕРХУ. Откуда чуть ли не миллионные демонстрации при Горбачеве, а затем выступления и против самого генсека и президента? Оттуда — Горбачев разрешил. До того, как не началась революция сверху, не начиналась революция снизу. И так было всегда в истории России и Советского Союза. Помимо того, что «новые тихие» не самый удачный термин для обозначения обычных людей, которые живут в России и вынужденным образом по-разному адаптируются к внешним обстоятельствам, это еще и новая разделительная линия: мало нам уехавших и оставшихся, девяностодесятников и антидевяностодесятников и проч. Не случайно «дискуссия» вокруг термина идет под справедливой вывеской «медиасрач» или просто «срач». Толку от этого никакого, кроме еще одного повода для радости в кругах «громких» и «тихих» путинистов.
«Старые тихие» и «новые громкие»
July 02, 2024 10:04
«Старые тихие» и «новые громкие»
Между разными категориями россиян опускается железный занавес, точнее, несколько занавесов и все — рукотворные. Широкие обобщения, экзистенциальные обвинения, язык невиданной ненависти, причем обращенный против более или менее своих, а не чужих. Быстро организующиеся сетевые трибуналы, тройки и расстрельные команды дерьмометателей. Антидевяностодесятники против девяностодесятников, уехавшие против оставшихся, несущие вселенскую ответственность за происходящее против не желающих ее нести. Фильм об Иване Урганте стал поводом для очередного ожесточенного «срача» с вынесением приговоров и формулированием определений. Сергей Николаевич назвал фильм «осторожным манифестом оставшихся»: «Плачем только во сне, страдаем исключительно молча. О главном не говорим ни в кадре, ни за кадром. Обмениваемся всепонимающими долгими взглядами, исправно ходим на все похороны, обильно цитируем Мандельштама, любуемся петербургскими видами, гадаем по «Урании» Бродского... Программа-минимум для русского интеллигента времен СВО». «Новые тихие» — все-таки, судя по уточнению автора термина, не все оставшиеся, а представители интеллигенции, приспособившейся, принюхавшейся, нашедшей способ выживать при режиме. Любой обобщающий термин, естественно, упрощает ситуацию. Социологически против Путина и войны в России миллионов 30, а то и больше (если экстраполировать на все трудоспособное население 15–20 процентов респондентов социологов). Не все они «интеллигенция» (что это такое в обстоятельствах
