— Стоять! — прервал всех Ворон, вставая между нами, хотя я даже не дёрнулся со своего места. — Разошлись по углам! Драки нам тут ещё не хватало! Давно в контейнере никого не было?! Ты! — обратился он к Выдре. — Соображай, что несёшь, вояка, блядь! И ты! — это уже мне. — Не провоцируй!
Здесь каждый сам ебёт свою совесть! И нехуй ей меряться! Это всех касается! Не забывайте, у нас ДРГ [29] под носом шарится! Так что всё внимание и боевую удаль направить на врага, а не друг на друга! Всё! Всем спать!
— И разошлись, как в море корабли… — пробубнил Шум. И, хоть я его и не видел в этот момент, я был уверен, что он улыбался. Как всегда.
Превышенное время в командировке давало о себе знать. Те, кто это проходил, знают, как начинают выбешивать особенности того или иного бойца, находящегося рядом с тобой. Любая мелочь, несопоставимая с твоим эго, становится сначала мелким камешком в обуви, перерастая со временем в камень преткновения, о который ты рано или поздно споткнёшься.
Спать не хотелось. Уютно укутавшись в бушлат, я курил возле затухающего костра во дворе. Местное небо ночью очень красиво, если ночь безветренна и безоблачна. Непривычно яркие звёзды и, кажется, можешь достать их рукой, настолько они кажутся низкими. Осень подходит к концу, а это значит, что скоро грядут ночные заморозки и песчаные бури. Днём ещё может быть тепло, а вот ночи будут уже не такими, какими были…
Выбив из своего потрёпанного «калаша» шомпол, я ворочал им затухающие угольки от той скудной сгоревшей мебели, которую сожгли сегодня парни, пытаясь поджарить на открытом огне пристреленную курицу. Кураж и жажда отведать свежего мяса помешали здравому смыслу, так как жарить куриное мясо на горящих обломках лакированной домашней утвари было заранее пропащим делом. Такое мясо горчило и отдавало привкусом краски. Но изголодавшихся по вкусу нерафинированной еды бойцов это мало смущало. Неиспользованные в пищу остатки курицы догорали в этом же костре. Глядя на обгоревшую в костре голову убитой птицы, я невольно испытывал слабую тревогу.
«Какие-то бородатые черти петляют вокруг посёлка и сбрасывают СВУ нам на головы. И их всё ещё ищут. Интересно, а мы, в случае их полномасштабного нападения на наши дома, так же умело маскировались бы и вели подрывную деятельность, как они ведут её здесь с нами?»
— Русс…
Я обернулся на тихий голос, но никого не увидел.
— Русси…
Я задрал голову вверх, пытаясь увидеть дежурившего на посту бойца. Но никого не было видно и на фишке. Опустив голову, я увидел лежащий у моих ног медицинский жгут. Снова Шум оставил или кто на этот раз?
Тихие шаги за спиной заставили дёрнуться и развернуться. Из той части глубины двора, куда ходили бойцы из числа мусульман делать намаз, ко мне приближался силуэт невысокого роста. И по мере его приближения, я, обильно обливаясь потом, уже понимал, кто это. Неизменная полосатая футболка и светлые шортики, так неподходящие под ночной холод, высвечивали из тени на слабый свет остатков костра маленького мальчика.
— Русс, помоги… — просил мальчишка с грязным от пыли лицом, протягивая в мою сторону обрубок левой руки, из которой толчками наружу вытекала тёмная кровь.
На ощупь схватив жгут под ногами, чтобы наложить его на страшную рану, я таращил глаза, разглядывая свои руки. Они горели таким ярким огнём, будто их облили бензином и подожгли. Жгут в моих руках стал оплавляться и капать расплавленной резиной мне на берцы, источая вонь горелого каучука и явно различимую гарь человеческого мяса. Подошедший вплотную ко мне мальчишка протянул обрубок своей левой руки, из которой с хлюпаньем выбрасывалась кровь мне прямо в лицо.
— Русс! — недетским голосом закричал мальчик.
— Да заебал ты мычать уже! Просыпайся! — кричал мне в лицо Кусок.
То, что погибший от моей руки мальчишка мне снился, уже даже не удивляло.
— Давай, иди в дом, нехер тут валяться. Эх… Только за-срать всё и можете… — с этими словами Кусок выбил из своего «калаша» шомпол и стал сгребать в остатки костра мелкий бытовой мусор, среди которого виднелась голова недавно убитой и зажаренной на углях этого костра курицы.
Глава 24
Указательный палец Фемиды
Смертная казнь была бы гораздо более эффективным средством борьбы с преступностью, если бы она применялась до преступления.
© Вуди Ален
Проснувшись на удивление рано и вполне отдохнувшим, я не спеша оделся и вышел во двор, где Кусок уже колдовал над газовой горелкой, негромко звеня посудой.
— Чай будешь? — предложил мне старшина. — Только заварил.
— Я бы кофейка выпил, — направляясь к кубовику, чтобы умыться и избавиться от остатков сна, ответил я, — кипяток есть?
— Да, есть, возьми в чайнике.
Умывшись, я присел на ящик, разминая сигарету и вдыхая аромат кофе в своей кружке.
— Гремлин ещё до рассвета сорвался куда-то, — как бы между прочим сказал Кусок.
— А чертей этих ещё не нашли, не знаешь?
— Вроде нет, я не в курсе.
Понемногу двор стал заполняться бойцами. Одни, фыркая и отплёвываясь, умывались у кубовика, другие доставали нехитрую снедь для завтрака, третьи направлялись в нужник. Шум выглядел немного свежее, чем накануне и уже с аппетитом что-то жевал, восполняя утраченный организмом резерв сил.
— Едут! — послышалось на фишке.
— Кто едет? — переспросил Ворон, задрав голову вверх.
— Ливанцы эти! Два пикапа! Опознавательные знаки те же, что и вчера.
Корвин с Гурамом, не сговариваясь, оставили свои дымящиеся кипятком кружки и направились в дом, на ходу доставая радиостанции. Послышались одиночные выстрелы, от звука которых многие стали бросать свои кружки и тарелки, чтобы скорее схватиться за оружие.
— Да не ссыте вы так! — снова послышалось с крыши. — Это они в воздух стреляют.
Двор наполнился раздражёнными возгласами неодобрения:
— Тьфу ты! Как дикари с охоты!
— Бля, я чай разлил!
— Вот же дебилы, я аж проснулся!
— Они что-то волокут за собой! — добавил Мэни с фишки.
— В смысле? Что волокут?
— Хер его знает! К одной из машин что-то привязано и волочится по земле. Пыль поднимается, мне плохо видно даже в бинокль!
— Может, пойдём, посмотрим? — несильно толкнул меня локтем Маслёнок.
— Я бы тоже посмотрел, — сказал Папай.
— И я, — отозвался Тагир.
Я посмотрел на Ворона, тот лишь пожал плечами, мол, как хотите. Взяв на всякий случай автоматы и набросив на себя разгрузки, мы вчетвером вышли из нашего двора, направляясь лёгкой трусцой в сторону расположения садыков. Бежать туда несколько кварталов, и по нарастающему гулу человеческих криков, мы безошибочно нашли направление.
На небольшой площадке почти в центре посёлка собралось немало народа. От разношерстности одежды слегка рябило в глазах, но толкучки не было. Пыльные пикапы стояли рядом, уже пустые. Весёлая тарабарщина со всех сторон давала понять что-то радостное только для тех, кто её понимал. И мы стали пробираться ближе к пикапам, чтобы самим понять причину такой радости. К одному из пикапов за ноги был привязан один из тех, кого отловили ливанцы. От волочения по грунтовой дороге и насыпи одежда захваченного боевика была разодрана в клочья. Но не это было для него самым болезненным. Связанные за спиной в плечах руки были стёрты по локтевые суставы и представляли собой рваные раны двух обрубков. На удивление, боевик был ещё жив, что и было поводом для радости окружающих. Один из шиитов с жёлтой повязкой на голове, под возгласы окружающих склонился над умирающим обрубком и одно за другим отрезал его уши. Повертев их в руках перед разбитым до синевы лицом игиловца, ливанец отшвырнул уже не вызывающие у него интерес уши под ноги ликующих садыков.
— Из первого ряда посмотреть хотел? — перекрикивая общий ор, донёсся до меня вопрос.
