Альберта была стройной молодой шатенкой с короткой стрижкой, глубокими глазами, тонкими скулами и серьезным взглядом. Она работала со мной в "Пасифик Белл", и мы не понаслышке знали телефонную службу, по крайней мере на уровне "оператор - клиент". Мы хотели написать книгу, в которую вошли бы все мыслимые махинации, которые придумывают люди, чтобы обмануть телефонную компанию в вопросах установки телефона, оплаты местных и междугородных звонков и т. д. Рабочее название было "На проводе". Мы с Альбертой зарегистрировали это название в Гильдии писателей в Голливуде. Мы решили придерживаться юмористического, может быть даже анекдотического, стиля в ходе изложения всего спектра хитрых уловок. Детально рассматривались десятки способов мошенничества со звонками по кредитным карточкам. В общих чертах описывались возможности и ограничения различных телефонных линий. Это было "внутреннее" знание о работе телефонной компании, по крайней мере, на элементарном уровне. Но то, что мы уже написали, было бесформенно и громоздко. Требовалась умелая обработка, и Карлос согласился помочь в работе над последовательностью и целостностью изложения. Это не была первоклассная антропология, но это было нечто. Карлос ушел из университета, время от времени возвращаясь в университетский городок, но никогда никому не говорил, что именно происходит.
"Полагали, что он более-менее подходит под категорию бросивших обучение, - говорит доктор Мейган. - Таких очень много. Когда я случайно встречал его, он говорил мне, что работает со своим информатором и пишет работу. Он спрашивал, не посмотрю ли я ее, когда он закончит, и я сказал, что буду рад. Про себя я думал, что он подобен всем, кто задумал что-то великое, но так ничего и не напишет. Это стандартная игра, в которую играют и студенты, и ученые, и писатели".
Над редактированием книги о телефонной компании Карлос работал почти исключительно с Альбертой. Мой вклад большей частью заключался в форме идей, и к лету 1965 года работа была почти завершена. Оставалось только привести в порядок отдельные места и главы, уплотняя изложение, поясняя неясные разделы, и придумать более товарное название. С самого начала Карлос с Альбертой не поладили. Во-первых, Альберта была резкой и любила поспорить. Выглядела она очень костлявой и всегда носила хлопчатобумажные штаны и блузки из рубашечной ткани, которые Карлос терпеть не мог. Их индивидуальности сразу же пришли в столкновение, и споры между ними никогда не утихали. Очень скоро после начала их совместной работы стало ясно, что Карлос не сможет закончить ее.
Как рассказывает Карлос, его работа с доном Хуаном и индейцами достигла самого серьезного и устрашающего уровня, устрашающего потому, что начали появляться все эти сомнения относительно того, что реально, а что нет. Он переживал краткие проблески искаженных ассоциативных связей, которые интерпретировал как неглубокие состояния необычной реальности. Все это происходило в то же самое время, когда он разочаровывался в Альберте и книге о телефонах и волновался за обучение К. Дж. и за свое собственное будущее. Карлос по-прежнему делал свои заметки в поле и в библиотеке и продолжал писать дома, но грандиозный замысел его антропологического романа все еще не обрел завершенной формы у него в голове. У него был материал, было впечатляющее общество, у него были замечательные герои - чего у него не было, так это соответствующей развязки.
Карлос сходил с ума. Он расхаживал по Леверинг-авеню, где жил, потом зашел в дом, сел за рабочий стол и уперся взглядом в груду заметок, сложенных на краю стола. Он только качал головой. И вдруг в самом разгаре всего этого, когда он был на грани полного помешательства под тяжестью грозящей неудачи, именно тогда, когда все рисовалось в самых мрачных красках, к нему пришло озарение. Он просто сходил с ума. Вот и все! Он записал все свои сомнения и написал о своей ослабевающей объективности, он принял все это!
В январе в головокружительной галлюцинации он превратился в ворону. Вороньи лапки выросли у него из подбородка, сначала неустойчивые, выходящие из мягких тканей под нижней челюстью. Затем из затылка появился длинный черный хвост, а сквозь щеки вылезли огромные вороньи крылья. Через месяц это произошло опять, но только на этот раз он по-настоящему летал. Они говорили с доном Хуаном об этом опыте в течение многих дней, говорили о возникающих вновь и вновь тревоге и волнении Карлоса. Ему удавалось сохранять здравый рассудок только благодаря пониманию того, что его переживания с доном Хуаном были следствием двух вещей: психотропных растений и тонких указаний шамана. Карлос пытался поймать его на слове, но безуспешно.
Постепенно он начал понимать, что здесь имело место нечто большее, нежели просто галлюцинация. Это было больше, чем быть абсолютным человеком или абсолютной птицей. Было что-то еще. Может быть, он просто начинал верить во все эти магические разговоры, или, возможно, действительно существовала некая непонятная промежуточная территория, состояние ума, нелинейное, нерациональное и не воспринимаемое никакими чувствами в западном понимании вещей. В любом случае Карлос проигрывал.
Если бы Карлос сохранял достаточное расстояние между собой и индейцами, как Саагун, то в результате получился бы интересный и научный, но совершенно неполный рассказ. Если бы, с другой стороны, он сразу удачно разобрался бы с этой Отдельной Реальностью, если бы он вдруг начал видеть людей как серебряные нити света и т. д., если бы он пошел по этому пути, тогда его попытка продать свой труд консерваторам из УКЛА оказалась бы обреченной на провал. Тим Лири уже пробовал что-то доказать и потерял свое место в академии; Карлос не был уверен, что готов к этому.
Если и были какие-то надежды заработать немного денег на нашей с Альбертой книге, то они растаяли к осени 1965 года. Карлос был вне себя от потраченного времени с Альбертой, от того, как она осыпала его оскорблениями из-за чего-то, и сказал мне, что если она хочет, чтобы книга вышла, то ей придется поискать другого редактора. И вот неожиданно не осталось ничего: ни книги, ни школы, только груда неоконченных записок о брухо. Карлос вернулся в пустыню.
В последние месяцы того, что он позднее назовет первым циклом своего ученичества, Карлос пишет о том, как сидел со скрещенными ногами на своем месте силы возле дома дона Хуана, распевая свои песни, подаренные ему Мескалито, или же пассивно плывя в туманном шаманском потоке. Через несколько часов дон Хуан позвал его из дома, только это был вовсе не настоящий дон Хуан - голос был другой, а фигура, неуклюже двигавшаяся по веранде, была тяжелой и вялой. У индейца был холодный притупленный взгляд, и он издавал странные булькающие звуки в дверях, хныкая и имитируя припадок удушья. Он звал Карлоса, стоявшего снаружи, и наконец фигура дона Хуана удалилась.
Позднее, на рассвете, дон Хуан вышел на веранду и широко потянулся. Однако это тоже был не дон Хуан, а кто-то другой, каким-то образом принявший его облик или сделавший что-то в этом роде. Правой рукой Карлос схватил камень, принимая боевую позицию, и неожиданно закричал и швырнул камень прямо в фигуру дона Хуана, который закачался, завизжал и заковылял в кусты. Через несколько часов дон Хуан, настоящий, вышел из дома.
Это была странная и устрашающая иллюзия. Карлос объяснил это тем, что дьяблвра, или ведьма, просто приняла облик дона Хуана и пыталась одурачить Карлоса. Это было очень логично в мире магов - один человек принимает форму другого и так далее. Но рационалисту возможными показались бы только три объяснения. Первое заключается в том, что дон Хуан, прекрасно сознавая, что инсценирует искусную головоломку, просто притворился кем-то другим, чтобы преподать Карлосу какой-то важный урок. Или, может быть, дон Хуан на самом деле не сознавал своих собственных движений на веранде. Возможно, он впал в какой-то глубокий религиозный страх, вошел в какое-то шизофреническое другое "я", неизвестное реальному дону Хуану. Если бы это было действительно так, то объяснение насчет дьяблеры, принимающей вид его тела, не было бы абсолютной ложью - старик на самом деле верил бы в это. Была еще третья возможность. Может быть - только может быть, - было что-то еще. Возможно, существовало нечто, столь примитивное и выходящее за рамки понимания, что это можно объяснить только с точки зрения магии и колдовства.
Вся эта история с дьяблерой оказала глубокое впечатление на Карлоса. Он цитирует дона Хуана, который по какому-то поводу сказал, что ведьма заставляет невероятно страдать свою жертву. Она эксплуатирует свою жертву, согласно дону Хуану, и Карлос считал, что точно знает, что он имел в виду. Женщины всегда были причиной самых эмоциональных и неприятных эпизодов в его жизни: его мать, его тетки, я, тетушки Альта и Ведьма, Альберта Гринфилд. Карлос давно уже начал смотреть на некоторых женщин в Лос-Анджелесе как на злобных ведьм, и из-за такого отношения он иногда чрезмерно драматизирует свое положение, во многом так, как он делал это, когда умерла его мать. Он поэтому был совершенно разбит, когда в начале 1966 года я объявила, что собираюсь забрать К. Дж. из школы Святой Софии и уехать из Лос-Анджелеса навсегда. Я устала от его не выполнявшихся обещаний, особенно тех, что он давал К. Дж" просившему приходить к нему, и не появлялся неделями, а затем вдруг заявлялся без предупреждения и ожидал, что мальчик поймет. Все, чего я хотела, - это уехать от Карлоса и найти себе другую работу в другом месте. У нас были самые странные отношения.
