Владимир ОГНЕВ:
– Глаза и сердце Балаяна хотят охватить мир в его целостности. Он знает, что публицистическая книга – «не сборник разных тем», а «попытка через многообразие людских судеб определять общий пульс времени». Но быть ЛЕТОПИСЦЕМ времени ему мешает темперамент, он задыхается под наплывом тем. Они многообразны, как круг его интересов, они безграничны.
Балаян обладает даром магнетического внушения своих идей, энергией слова. Он, временами кажется, сдерживает себя в художественных всплесках, когда чувство превалирует над привычной дисциплиной мысли, тормозящей поэтические сравнения. Но темперамент берёт своё. И тогда, словно описание ночного неба над Севаном, стихия красоты вырывается наружу…
Аркадий УДАЛЬЦОВ:
– …Работая в «ЛГ», всегда знал, что особенность нашего собкора по Армении заключается прежде всего в том, что в каждом его тексте заложен факт, мысль или история, которые обязательно заинтересуют нашего читателя. А что ещё было нужно руководству, да и всему коллективу газеты? Нам очень хотелось, чтобы любая статья, опубликованная в очередном номере, была замечена, прочитана и вызвала отклики. Отклики на публикации Балаяна нередко доставляли в редакцию мешками.
Анатолий ЮСИН:
–Рабочий кабинет путешественника в Ереване – точная копия камчатского. Напоминает музей: вдоль одной стены туго натянута рыбацкая сеть. В ячейках её – звёзды из Авачинской бухты, королевские крабы, ус кита, загарпуненного кем-то у берегов Антарктиды, челюсть акулы, пойманной кем-то в Индийском океане. На потолке вместо люстры висит огромный стеклянный шар – рыбацкий кухтыль – поплавок трала… В центре комнаты два стола. На каждом по пишущей машинке.
Лев АННИНСКИЙ:
– Перед нами человек со стальными мускулами. Гиревик. Штангист. Мастер спорта.
И он же – в расцвете сил падает с разрывающимся сердцем, так что врачам приходится вытаскивать его с того света.
Я раскрою контекст, в котором они сцепляются: сила и слабость.
Контекст силы. Чемпион Нагорно-Карабахской области по двухпудовым гирям, чемпион по штанге среди курсантов военно-морских учебных заведений, чемпион Балтийского флота по тяжёлой атлетике. Автор рекордов Андижанской области Узбекистана в жиме, рывке, толчке и в сумме троеборья (335 кг)…
Контекст слабости. После того как землетрясение 1988 года обрушило Спитак, американцы приняли на лечение покалеченных армянских детей; в их отправке за рубеж участвовал и Балаян. Через три месяца он встречал этих детей в аэропорту уже подлеченными: дети шли на костылях и с палками, но были на своих ногах – и они улыбались! Бросившись обнимать и целовать их, он почувствовал ком в горле… пожар в груди… «Нельзя же умереть от счастья», – успел подумать…
Сергей САРИНЯН:
– …Уже с первых дней своей врачебной практики на Камчатке он писал все свои произведения в дороге.
Спустя годы он очень ёмко охарактеризует эту свою тягу к дороге, к странствиям, к необычному, авантюрному: «Я был и остаюсь путешественником и умру таковым», потому что «путешественник – состояние души. Это диагноз».
Светлана СОЛОЖЕНКИНА:
– А Зорий Балаян стоял у мачты –
был репортаж им в дикой качке начат,
И он глядел в блокнот: каракули там что-то
напоминали… Спину кашалота?
Морских ежей? Угрей, свернувшихся в клубок?
Он разберёт… Ему поможет Бог!
Ким БАКШИ:
– Армения – главная тема моей жизни. Да ещё, добавим, Зорий – мой друг. Правда, однажды в открытой печати, по случаю, он озаглавил свою публикацию: «Ким Бакши – мне друг, но истина дороже». И я не преминул ответить, что «Зорий Балаян мне друг, но истина мне не дороже». Конечно, в моей собственной формуле куда больше было желания подчеркнуть факт уважения к другу, нежели несогласия с крылатым выражением.
Фёдор КОНЮХОВ:
– …Ваша кругосветка по дорогам мировой армянской диаспоры является историческим достоянием всего армянского народа. Вы высоко подняли авторитет своей Родины. Я люблю Армению, бывал там не раз. Уверен: свидетелем первой армянской кругосветки стал библейский Арарат. Вот почему я молился за своего друга Зория, за весь экипаж, за вашу яхту, которая пронесла вокруг Земли флаг Армении…
Елена БОНЧ-БРУЕВИЧ:
– …Я как редактор стала первым читателем всех томов Собрания сочинений Зория Гайковича Балаяна, выходящих в издательстве «Художественная литература». Конечно, слова «первый читатель» несколько лукавы. Ведь были миллионы подписчиков «Литературной газеты», которые искали на её страницах материалы собственного корреспондента по Армении. Изданы не только на русском и армянском, но и на других языках более 70 книг Зория, и они разошлись по всему свету. Да, в Собрание сочинений, как принято, вошли уже опубликованные произведения автора. Но только когда они, подчинённые некой сверхзадаче, собираются в одну книгу, переплетённую в строгую элегантную обложку, дополняются вкладками иллюстраций и рисунков, а на обороте титула появляется редакционный совет из известных людей – вот тогда только рождается пленительное для любого писателя словосочетание – «Том Собрания сочинений».
В зеркалах кривых, и не только
В зеркалах кривых, и не только
Книжный ряд / Обозрение / Книжный ряд
Теги: Владимир А. Торин , Амальгама
Владимир А. Торин. Амальгама. – М.: Вече, 2015. – 368 с. – 5000 экз.
Владимир А. Торин написал вещь, похожую на переливающееся разными тонами венецианское стекло. Это беллетристика, выдержанная по всем законам жанра, но никак не снижающая уровень текста. Ведь следование законам жанра – это условие, обязательное для успеха, а если к этому добавить немного вкуса и чутья, какое у Торина присутствует в достатке, получается то, что получается. Массовая литература? Нет. Это игра с очень серьёзными правилами, где судьёй выступает воображение. А если воображение берёт бразды правления в свои руки, то пошлость сразу же отступает. Ведь воображение всегда привносит в авторский замысел категорию особенного, то есть предмет для романтизма. А где есть романтизм, там исчезает понятие массовости, поскольку полёт фантазии – дело эгоистичное, благородное и индивидуальное. Всё это очень свойственно роману «Амальгама», который читается на одном дыхании, а по прочтении заставляет задуматься над тем, что всё-таки движет нашей историей, откуда в ней столько парадоксов и от чего зависит тот или иной исторический исход. Уверен, что автора, человека образованного и интеллектуально неравнодушного, все эти вопросы интересовали всегда. И вот он решил предложить свою версию. В ней он ни в чём не пытается никого убедить, просто старается придать тайнам истории некую стройность, разгадать их последовательность и скрытый смысл.
Нас окружает немало предметов. Мы часто воспринимаем их привычно, как непосредственную часть антуража современности. Но только избранным дано в простой вещи увидеть нечто, из чего можно вытянуть безмерные нити таинства. Почти в каждой квартире или доме есть зеркало или зеркала. Но мало кто задумывается, из чего они сделаны и сколько в рецепте зеркал содержится загадок. Владимир Торин с писательским любопытством посмотрел не в зеркало, а на зеркало как на некое философское стекло и пришёл к удивительным выводам: про зеркала нам на самом деле мало что известно… В «зеркальной истории» много тёмных пятен, которые иногда просветляются в форме символов и странных обычаев, как, например, завешивание всех зеркал в доме усопшего или необходимость посмотреться в зеркало, когда про что-то забываешь и возвращаешься…
Сюжет Владимир Торин строит весьма изобретательно, по всем рецептам захватывающего литературного блюда. Здесь и загадочная завязка на венецианской улице, где герою, современному молодому человеку по имени Сергей, вручают некий фолиант, а вручивший сразу становится жертвой загадочных убийц. И неожиданный экскурс в ближайшую историю, в 1991 год, и ещё более неожиданный – в давнюю эпоху, когда всю Европу держал в страхе свирепый германский император Фридрих Барбаросса.
В центре повествования оказывается тайна венецианских зеркал, часть из которых имеет разные магические свойства и способна существенно менять историю, если в них будут смотреться или не смотреться те, кто эту историю призван творить. Тайну зеркал по приказу знаменитого венецианского Совета десяти оберегают Хранители, отряд прекрасно обученных воинов – бывших беспризорных детей, которых растят и воспитывают как элитное воинское подразделение... И конечно, есть силы, много веков пытающиеся эту тайну разгадать, чтобы подчинить себе мир. Такая вот фабульная парадигма. Кто-то скажет: обычное авантюрное фэнтези, каких много. О чём тут говорить? Но говорить на самом деле есть о чём. Книга Торина не так проста, как кажется. И в жанровом, и в смысловом, и, если угодно, в идеологическом отношении. Во-первых, Торин обладает прекрасным даром рассказчика. Он умеет рассказать историю. Что я под этим подразумеваю? То, что он выстраивает события в таком порядке, чтобы перед читателем возникла цельная и объёмная картина происходящего. Этим даром, увы, обладают немногие нынешние писатели. А некоторые либеральные начётчики, вроде Слаповского или Иличевского, отсутствие этого дара выдают едва ли не за художественную доблесть. Во-вторых, Торину удаётся избежать так часто встречающихся в данном жанре «ходульных» персонажей, которые предназначены только для осуществления сюжетной идеи. Торину удаётся создать характеры, со своими особенными тонкостями, живые и яркие, запоминающиеся и нелинейные. В поступках героев нет ни одной неубедительной мотивировки, а их сочленение друг с другом выписаны естественно и без натяжек. Благодаря этому даже самые невероятные мистифицированные коллизии не воспринимаются вычурно. В-третьих, автор обладает серьёзной историографической подготовкой, и потому то коловращение, которое он придаёт персонажам, перемещая их во времени и пространстве, не пугает и не отталкивает шарлатанской неточностью, все событийные ландшафты и временные перспективы выписаны весьма точно и основываются на фактологической работе, не приемлющей никаких передержек.
