Я перезвонил Елене Пугач и Николаю Лынову, спросил, как складывались отношения Виктора Андреевича с алкоголем. И дочь, и политический конкурент ответили одинаково - был непьющий. Ну разве что в праздник, чуть-чуть.
После похорон администрация завода в порядке исключения приняла решение посмертно погасить перед Швыревым задолженность по зарплате за два года. Пока из 117 тысяч рублей выдали 43, но обещают в ближайшее время выплатить все остальное. Начальник отдела кадров Рогачев, рассказывая мне об этом акте великодушия, не смог сдержать эмоций: «Зачем ему деньги, он же умер уже. А мне, между прочим, завод еще больше должен».
Капотня как курорт
От пункта приема цветных металлов - неформального центра местной экономической активности - к общежитию Степаныч довел меня минуты за три. «А так бы плутал ты полчаса», - проводник немного помялся и попросил пять рублей. И точно: четырех- и пятиэтажные хрущевки ничем не отличались друг от друга, и улиц нет, микрорайон называется «1-й квартал Капотни». Дома пронумерованы причудливо: после третьего идет седьмой, а после двенадцатого - пятый. Желая еще как-то отблагодарить щедрого гостя Капотни, Степаныч поделился местной приметой: «Факел на заводе сегодня еле горит, нефть, значит, не пришла. Можно ночью спать спокойно». С нефтеперерабатывающего завода послышался протяжный гудок. «Ну точно, отдыхают люди», - улыбнулся Степаныч.
Михаил и Елена Гуляевы тоже отдыхают. С 2001 года. За этот отдых у них и еще примерно у десяти человек в прошлом году московские власти отобрали квартиры и выслали их на вечное поселение сюда, в Капотню, в общежитие под номером 6 все в том же 1-м квартале, тянущемся от нефтеперерабатывающего завода через скупку цветных металлов до местного кладбища. Гуляевы за 5 лет задолжали городу квартплату в размере 60 тысяч рублей. «Я когда-то в автосервисе стеклами занимался, а потом меня хозяин обманул. В общем, после того случая решил больше ни на кого не работать, раз кругом один обман», - без злобы, с философской рассудительностью говорит Михаил Гуляев. На вид ему лет 60, хотя на самом деле - 43. «Вот, зубы в этой Некрасовке почти все потерял». - «Под окнами нашего дома был скотомогильник, со всей Москвы туда трупы животных привозили сжигать. Но, конечно, экономя газ, не сжигали, а закапывали неглубоко. Зато здесь, в Капотне - почти курорт!»
Потом почти все встреченные мной старожилы микрорайона, а также новоприбывшие повторяли, что Капотня - курорт. Москва-река прямо под окнами, около общежития его обитатели сколотили из жести и досок «беседку», в которой в теплое время играют в карты или в домино, в соседних гаражах и на кладбище кипит какая-то частнопредпринимательская жизнь. И еще огороды. Гуляевы говорят, что местная управа, а также комендант общежития чуть ли не насильно вручают жильцам куски земли в пойме Москвы-реки: «Жизнь-то налаживается! Раньше нас в Некрасовке за огород гоняли. А теперь в аренду на 49 лет огороды раздают. Весной на трех сотках насадим картошки, чеснока, капусты. Древостоя вокруг полным-полно, нажжем на золу для удобрения, еще нам две яблони и несколько вишен достались. А что Некрасовка? Там даже грибы не росли, а тут вон в ольховниках сколько опят осенью было!» Для подтверждения, что Капотня - настоящий курорт, Михаил Гуляев ведет нас по длинному, плохо освещенному коридору к Андрею Васильевичу, живущему в общаге почти тридцать лет. Андрей Васильевич когда-то приехал в Москву по лимиту, устроился монтажником в «Строительное управление 233», потерял там здоровье, получил в середине 90-х инвалидность. «Заводы сейчас встали в Москве. Вода стала чистая. Рыба появилась. Я „телевизоров“ (небольших сетей - П. П.) наплел, и эту рыбу ловлю. Иногда по десятку окуней и плотвиц за день получается. Еще огород: осенью накопал три мешка картошки, насушил на батарее две наволочки яблок. Пенсия опять же почти 4 тысячи рублей. В общем, жить можно!» - описывает инвалид свою жизнь.
Гуляевы не сильно переживают по поводу потери двухкомнатной квартиры. Михаил с неохотой, но все же описывает процесс изъятия государством их недвижимости. Квартира - 46 кв. м. Суд прошел за пять минут. Судья предоставил Гуляеву слово, а он честно ответил, что не знает, о чем говорить. «Мы не такие ученые, как вы». При этом правительство Москвы проявило гуманность и за свой счет перевезло их вещи в общежитие. Правда, и вещей особых не было - трудно поверить, но все имущество семерых человек поместилась в обычную «Газель».
Да, в семье Гуляевых когда-то было семь человек - Михаил с Еленой и пятеро их детей. Но, начиная с 2001 года, с того времени, когда Михаил принял принципиальное решение больше не позволять себя эксплуатировать, с периодичностью раз в год государство отнимало у них по ребенку. Причем, как уверяет Михаил, причиной тому был не алкоголизм («Пью я умеренно, жена меньше умеренного, да и не на что сейчас потреблять») или насилие («Мы люди верующие, я даже с мужиками редко дерусь»), а «неспособность родителей обеспечить детям достойную жизнь». Примерно так было написано в постановлении суда, и Михаил аккуратно выписал эти слова на тетрадный, в клетку, листок.
«Вот же шакалы! Приходили к нам в квартиру, в кастрюли залазили, смотрели, чем мы питаемся, у детей трусы проверяли, чистые ли. А мы не Абрамович, чтобы трусы каждый день стирать!» - при упоминании о детях Михаил оживляется, как и жена, которая на время даже отключает звук у боевика с Дольфом Лундгреном, который она смотрит на DVD. - «И нет бы все по-честному! А то как я уйду на улицу, так приходят социальные работники и говорят, что вот сыночка вашего по путевке в санаторий отправить хотим. Лена человек честный и доверчивый, ну и отдавала детей, с вещами даже. А тех и след простывал». В итоге четверо детей оказались в детдоме невдалеке от общежития, на Верхних Полях в Люблино. А один ребенок - по опекунству у бабушки, мамы Елены. Хотя социальные работники запрещают отцу и матери общаться с ним, Михаил иногда приносит в дом ребенку яблок. «Огород копать его весной возьмем!» - как-то мечтательно произносит Михаил.
По закону Гуляевы должны отчислять на содержание детей в детдоме 50 % своей зарплаты. Но ни Михаил, ни Елена официально нигде не работают, и тогда к ним применили более щадящий режим компенсации затрат на содержание их потомства - по 1 тыс. рублей на каждого ребенка в месяц. «Вот и набежало уже по 250 тыс. рублей долга, то есть полмиллиона на двоих. Какой-то судебный чиновник приходит к нам раз в месяц, чтобы описать имущество за долги. Но мы прячем DVD с телевизором, а большего у нас описывать нечего», - Михаил обводит рукой комнату. Взять, кроме этой электроники, действительно нечего: на полу разложен матрас, на грубо сколоченном из досок столе - алюминиевая кастрюля, две тарелки и чашки, ношеные ботинки, короб и стулья. В коробе, заполненном наполовину, лежит какая-то одежда. Еще в 19-метровой комнате есть полочка, и на ней - больше десятка картонных икон (самая большая - размером с лист А-4 - Николай Чудотворец). Михаил сообщил, что они с Еленой верующие. И животных с растениями тоже любят: в коробе на одежде спит кот, а на подоконнике готовится зацвести герань.
Тем временем Дольф Лундгрен снес последнему отрицательному герою голову, и провожать меня в коридор вместе с Михаилом вышла и освободившаяся от просмотра боевика Елена. Семья Гуляевых ведет меня по общежитию и обстоятельно показывает бытовые условия. Этажи здания разделены на две части. На каждой половине - по 16 комнат, и на эти 16 комнат приходятся общие кухня (три четырехконфорочные плиты), душ (из двух кабин) и туалет - с 4 раковинами и 3 отхожими местами. «Всем всего хватает, никто не толкается, мышей и тараканов регулярно травят», - докладывает Михаил. «Только бы квартплату поменьше, а то за комнату с электричеством выходит по 1400 рублей в месяц», - жалуется Елена. Гуляевы, впрочем, и эти деньги платят нерегулярно, понимая, что дальше их выселять некуда.
По всему выходит, что жизнью в Капотне Гуляевы если уж и не довольны, то не особенно против нее возражают. Тем более что гуманное московское правительство оставило их проживать в Москве, а не выкинуло куда-то в Подмосковье. А вариант отправиться километров за 70-80 от столицы у Гуляевых был. Бизнесмены (риэлторы) брались решить их проблему - заплатить за них коммунальный долг, приватизировать на свои деньги жилье, подыскать им вариант с той же двушкой, но уже в новом доме в Дмитрове или Клину. «Когда я подсчитал, насколько они нас обмануть хотят, а выходило тридцать тысяч долларов минимум, то отказался от этих риэлторов. Да и в какой-то Клин ехать. Я с рождения москвич!» - гордо заявляет Михаил.
Поднимаюсь с третьего этажа на четвертый. Где-то в самом торце, как рассказали мне, живет 58-летний Николай Блохин, тоже выселенный сюда за коммунальные долги. Но соседка Блохина Аня («по отчеству не привыкла, хоть и шестой десяток пошел»), говорит: «Коля плохо слышит, да и, скорее всего, пьяный спит, потому стучать в его дверь бессмысленно. Да и вообще его третий день не видно, может, в торговом комплексе „Москва“, что в Люблино, заночевал - он так часто делает.»
