– К слову, Тимур Бекмамбетов – один из немногих в нашем кино, кто работает «на два фронта». Он снимает и в России, и в Америке, посильно умножая мощь голливудского кино, которое и так завоевало весь мир. Скажите, может, нашему кино могло бы помочь введение квот на западную кинопродукцию?
– Тут опять-таки нужны определённость и ясность в головах. Вот как-то позвали меня членом жюри Шанхайского кинофестиваля. Там я довольно много общался с верхушкой китайской кинематографии. И они мне рассказали, что в Поднебесной снимается примерно такое же количество фильмов, как у нас. Я, наивный, думал, что и проблемы мы переживаем схожие. «Как конкурентно боретесь со сверхприбыльным американским кино?» – вежливо задаю я в вежливом китайском тоне вопрос. «А этот фактор практически не существует. Мы приняли закон, по которому во всекитайском прокате показывается всего 16 американских картин в год. И ни одной больше». – «Как?» – изумляюсь я. «А так. Мы хотим, чтобы Китай оставался Китаем, а не превращался, допустим, в Америку. Мы хотим, чтобы молодёжь была в курсе, как развивается наша страна, какие проблемы её волнуют. Вот почему отдаётся приоритет национальному кино. А с голливудской продукцией любой желающий может познакомиться, купив диск и поглядев его дома. Диски эти свободно продаются». «Но вот сейчас на фестиваль приезжает большая делегация американских кинематографистов со звёздами первой величины и во главе с главным боссом студии «ХХ век Фокс». Почему так? – не унимаюсь я. – Вы их угнетаете, а они к вам едут, да ещё в таком звёздном составе?» «Потому что они надеются пробить 17-ю картину», – отвечают китайцы.
Вот это и есть политическая воля, это и есть целенаправленная и ясная забота о национальном кино и национальном зрителе.
Или вот совсем другая страна – Колумбия, где когда-то я снимал картину. Там никаких квот не было. Любой поход в любое кино стоил 5 долларов. Но если кинотеатр показывал латиноамериканскую ленту, 4 доллара шло в доход кинотеатра, а один доллар – в фонд поддержки национального кино. Если кинотеатр показывал американскую картину, то один доллар шёл кинотеатру, а 4 доллара – в фонд поддержки латиноамериканского кино. Думается, неслучайно это кино, равно как и китайское, переживают настоящий взлёт.
О ЗЕМНЫХ ПРОБЛЕМАХ, КОТОРЫЕ РЕШАЮТСЯ НА НЕБЕСАХ
– Но у нас тоже что-то делается во имя грядущего расцвета кинематографа. Вот, например, создан Фонд поддержки кино, который, впрочем, вы уже удостоили упоминания. Вы не верите, что он поможет развитию нашего кинематографа?
– На мой взгляд, обязательно нужна стройная, выверенная система мер, извините, даже не по поддержке, а если угодно, по воссозданию отечественного кинематографа. А появление того или иного фонда с не совсем ясными целями – это продолжение купания нашего кино в мутных водах. Впрочем, я вполне могу быть и неправ. Жизнь покажет.
– Как вам кажется, государство в должной степени поддерживает сегодня наше кино?
– Суммы, которые называются, – это чудесные, восхитительные суммы. И ничего, кроме как «спасибо партии и правительству за наше счастливое детство», сказать по этому поводу невозможно. Но распределение этих волшебных сумм свершается на небесах.
Все последние свои фильмы я снял только благодаря поддержке государства. Но чувствовал ли я надёжное партнёрство государства? Нет, не чувствовал. Я исправно куда-то ходил, каждый раз слегка унижаясь. Подолгу сидел в приёмных, пряча, как Акакий Акакиевич, ноги под стул. Иногда даже объяснял кому-то, кто я такой и откуда взялся. В большинстве случаев мне отказывали.
Вот когда-то мы с Олегом Ивановичем Янковским собирались снять чеховского «Иванова». Написали сценарий. Хороший. Отказали – бесперспективно в прокате. Олег Иванович умер, сценарий валяется в ящике. На экраны выходит фильм «Иванов», снятый при государственной поддержке. Надеюсь, он хороший. Я его ещё не видел, но посмотрю. Не с целью обижаться, а с целью посмотреть. Но недоумение остаётся. Почему у нас с Янковским замысел был бесперспективным, а у кого-то другого – дай Бог ему здоровья – тот же самый замысел перспективный? Я же говорю: что-то там такое свершается на небесах.
– Но спустимся с небес на грешную землю… Ваш культовый фильм «Асса» заканчивался песней Виктора Цоя: «Перемен, мы ждём перемен». Вы довольны переменами, которые произошли в нашей стране?
– А кому это интересно: кто доволен, а кто недоволен? Каких-то там «перемен» мы желали – и какие-то там «перемены» произошли. А история, как справедливо утверждается, не знает сослагательного наклонения. В той толпе, которая была в финале «Ассы» и вместе с Цоем требовала перемен, стоял и я. Про всех не знаю, но про ту толпу знаю точно. И даю вам зуб, что ни один из той многотысячной толпы не имел в виду тех перемен, которые произошли. Все имели в виду что-то, конечно, неясное, но другое. А то и абсолютно противоположное тому, что получилось. Именно про это и была снята «Асса-2». Наверное, в силу этого она и не выходит на экраны. Но это благородное объяснение. На самом деле она не выходит, наверное, в связи с отсутствием финансового интереса. Ну и по общему нашему раздолбайству.
– Может, я поставлю вопрос чересчур уж в лоб, но что вам не нравится в нашем нынешнем жизнеустройстве?
– О Господи! Чему же тут нравиться? Но главное, наверное, всё-таки то, что «человека забыли», как писал Антон Павлович Чехов. Ну и жаль, конечно, что, в частности, наше кино как-то нелепо выходит из тотального кризиса. Итальянцы когда-то вышли с помощью «неореализма», французы породили «новую волну», а у нас всё какие-то посткоммунистические выдумки про «патриотическую тематику». Фильм Витторио де Сика «Похитители велосипедов», который был снят, говоря условно, за какие-нибудь там несколько лир, обошёл все экраны мира, и все нормальные люди на земле его посмотрели. Почему так получилось? Потому что сострадали человеку, его боли, надежде. А любовь к человеку, сострадание к человеку, душа, совесть, нравственность – это вовсе не ругательные понятия, как сегодня утверждают в нашем кино. Это главные понятия. Но вот фильмы есть, фестивалей уйма, а «человека забыли».
О РЕФОРМАХ, КОТОРЫЕ ГРАНИЧАТ С БЕЗУМИЕМ
– Кроме режиссуры вы ещё преподаёте во ВГИКе, где ведёте свою мастерскую. Между тем приходилось встречать суждение, что в нынешнем ВГИКе не так и не тому учат. Не надо, мол, ориентировать будущих режиссёров на высокое искусство, а надо дать ремесло, научить делать успешные кассовые фильмы.
– Начну издалека. После войны в СССР образовалась широкая сеть ремесленных училищ. В «ремеслухах» царили довольно суровые нравы, но тем не менее советские ремесленники стали основой рабочего класса, восстановившего страну. Одновременно с этим во ВГИК в солдатских шинелях пришло великое поколение: Чухрай, Ордынский, Озеров; там к тому времени, по-моему, уже учились Хуциев, Алов и Наумов. Преподавали Довженко, Эйзенштейн, Козинцев, Ромм. Во ВГИКе тоже творилось всякое. Но главное – из него выходили люди, определяющие сознание миллионов. Кому же в голову приходит сегодня мысль реформировать ВГИК по принципу «ремеслухи»? Это чушь.
Отцы-основатели ВГИКа создали великую художественную созидательную идею – идею творческих мастерских. Никакие европейские «бакалавры» и «магистры», которых нам нынче навязывают, никогда её не заменят. Реформирование не должно превращаться в массовое безумие, а сегодняшнее постоянное «перетряхивание» кинематографических структур часто, мне кажется, всё-таки граничит с безумием.
Разрушить сегодня ВГИК можно в три дня. Ломать – не строить. Время от времени и пытаются ломать. Как-то у нас в институте прошло совещание, на которое пригласили наиболее «успешных продюсеров». Те сели по одну сторону стола. А с другой стороны сидели мы, достаточно неуспешные по нынешним временам педагоги, которые всего лишь старались не дать в обиду традиции ВГИКа, насчитывающего более чем 90-летнюю историю.
Креативные продюсеры утверждали: не нужно никаких мастерских, нужно потоком обучать всех желающих азам ремесла. Тут не выдержал Марлен Хуциев. Он показал пальцем на ту сторону стола и сказал: ребята, запомните, вы – враги народа и вам ещё воздастся по вашим заслугам. Я с Марленом Мартыновичем согласен. Рушить сложившуюся во ВГИКе систему образования – это, конечно, абсолютно враждебное народу деяние. Потому что пришедшие во ВГИК Шукшин – из алтайских Сростков, Шпаликов – из Киевского суворовского училища, Бондарчук – из кубанской станицы, Тарковский – из Москвы – это всё и есть народ. А ВГИК – инструмент, с помощью которого вот уже скоро 100 лет посланцы народа превращаются в элиту российской и мировой культуры.
