«В этом отношении проблема, как справиться с ним (коммунистическим подпольем. —А.О.), относительно проста: нам окажется достаточным раздать оружие и оказать военную поддержку любой некоммунистической власти, контролирующей данный район, и разрешить расправиться с коммунистическими бандами до конца традиционными методами русской Гражданской войны. Куда более трудную проблему создадут рядовые члены Коммунистической партии или работники (советского аппарата), которых обнаружат или арестуют или которые отдадутся на милость наших войск или любой русской власти. И в этом случае мы не должны брать на себя ответственность за расправу с этими людьми или отдавать прямые приказы местным властям, как поступить с ними. Это дело любой русской власти, которая придет на смену коммунистическому режиму. Мы можем быть уверены, что такая власть сможет много лучше судить об опасностях бывших коммунистов для безопасности нового режима и расправиться с ними так, чтобы они в будущем не наносили вреда… Мы должны неизменно помнить: репрессии руками иностранцев неизбежно создают местных мучеников… Итак, мы не должны ставить своей целью проведение нашими войсками на территории, освобожденной от коммунизма, широкой программы декоммунизации и в целом должны оставить это на долю любых местных властей, которые придут на смену советской власти»[191].
В это же время были предприняты и первые попытки объединить многочисленные группы «невозвращенцев».
В одном из документов советских представителей, занимавшихся вопросами репатриации советских граждан, отмечалось, что в 1948 году западными зональными властями «делалась попытка объединения всех эмигрантских кругов и координация их действий». Так, в частности, 15 июля в американской зоне Австрии, в г. Целам-Зее была проведена конференция руководителей антисоветских организаций, которая официально именовалась Съездом вождей русской эмиграции[192].
Следует заметить, что эксперимент по использованию для «наведения порядка» в некоторых районах России эмигрантов и местных антикоммунистических властей был впервые использован еще в годы Великой Отечественной войны армейским руководством и разведывательными службами национал-социалистической Германии. Речь идет, в частности, о так называемой Локотской республике, созданной в «партизанском крае» Белоруссии. Опыт деятельности этой «республики» был тщательным образом проанализирован и оценен американской разведкой. Причем главными источниками информации по данному вопросу стали непосредственные участники событий — русские эмигранты, активно задействованные после войны в работе западных разведывательных органов. Среди них можно отметить, например, бывшего офицера русской армии Б.А. Смысловского[193] и членов НТС, работавших в годы войны на оккупированных территориях Советского Союза[194].
Здесь на наш взгляд, важно хотя бы вкратце, рассказать о так называемом Гарвардском проекте (первоначально назывался Emigre Interview Project, затем Harvard Project on the Soviet Social System (HPSSS), — самом масштабном политико-социологическом исследовании советского общества, проведенном, образованным в 1948 году Центром русских исследований Гарвардского университета (Harvard University Russian Research Center, HRRC). Основанием «Гарвардского проекта» стал секретный документ, разработанный в марте 1948 года в США под названием «Использование беженцев из Советского Союза в национальных интересах США». Проект предполагал проведение опросов большого количества «невозвращенцев» с целью «заполнить ниши в нашей текущей разведывательной деятельности, в общественной информации и в политико-психологических операциях».
Интервьюирование бывших советских граждан, по тем или иным причинам не захотевших возвращаться в СССР, было расценено как возможность непосредственного получения социально-политической информации о СССР, дополняющей данные разведки и открытых источников.
В ходе выполнения проекта проводилось два типа опросов:
— биографические опросы (A-Schedule interviews), в которых собирались общесоциологические данные;
— специализированные опросы (B-Schedule interviews), в которых собирались «социоантропологические» данные в области экономических и семейных отношений, социальной стратификации и системы властных отношений и т. п.
Инициатором проекта был Джон Патон Дэвис, член группы политического планирования Госдепартамента США, возглавлявшейся Джорджем Кеннаном. Дэвис считал, что такой первичный материал необходим для планировании политики США по отношению к СССР в условиях начинавшейся холодной войны. ВВС США, финансировавшие проект на первом этапе, ставили более узкую задачу — оценку психологической уязвимости гражданского населения при массированных бомбардировках, аналогичных по масштабам бомбардировкам Германии союзной авиацией в ходе Второй мировой войны, и, соответственно, их непрямого эффекта.
Исследования по Гарвардскому проекту выполняли несколько групп (экспедиций) специалистов, работавших в различных городах Германии, где находилось наибольшее количество «невозвращенцев». Общее руководство проектом осуществлял американский профессор социологии Натан Лейтес. Директором мюнхенской экспедиции Гарвардского проекта был профессор Раймонд Бауэр, а его ближайшими сотрудниками: Александр Далин, сын крупнейшего меньшевика Далина, Жорж Фишер — сын известного троцкиста и историка русской революции Луи Фишера, Джин Сосин, работавший позже директором радио «Свобода», доктор Берлинер, доктор Инклесс, профессор Баргхорн — специалист по советской и американской пропаганде в Йельском университете, советский перебежчик Георгий Климов и другие.
Всего в ходе проекта было взято более 13000 интервью у более чем 2000 человек из 67 лагерей беженцев. С более 1000 из опрошенных были проведены дополнительные углубленные интервью[195].
Результаты исследований шокировали американских ученых. Они фактически опрокидывали господствующие в США идеологические представления о природе Советского Союза, о психологии советского народа.
Выяснилось, что неприятие советского строя беженцами из СССР совсем не означало, что в нем отвергалось буквально все. Недовольство советских «невозвращенцев», как оказалось, вызывала не сама политическая система, не режим, а коммунистическое руководство страны. В ответ на вопрос, что следовало бы сохранить из советской системы в случае, если бы режим пал, буквально все поставили на первое место образование, а затем здравоохранение и социальную защиту населения. Более того, «невозвращенцы» гордились успехами индустриализации и теми позициями, которые Советский Союз занимал на международной арене. Большинство приветствовали целеустремленность режима, его активность и уверенность в будущем страны. Подчеркивались серьезные достижения Советского Союза в области культуры. Откровением для гарвардских ученых стала положительная оценка бывшими советскими людьми роли государства в экономике страны[196]. Среди негативных моментов в советской системе назывались, в частности, чрезмерная бюрократизация и недостатки в планировании. Однако в целом «бывшие советские» граждане были убеждены: государство всеобщего благоденствия не может быть построено на основе частнокапиталистического предпринимательства. Около двух третей опрошенных выступали за государственное планирование и государственную собственность в экономике[197].
Материалы, полученные во время выполнения Гарвардского проекта позволили выявить основные «болевые точки» советского общества и создать научно обоснованную базу для разработки последующих проектов и программ психологической войны против СССР.
В начале 1950-х годов Отдел спецопераций ЦРУ (ОСО) разработал масштабную «международную программу стимулирования дезертирства (включавшую в себя проведение целого ряда спецопераций в различных странах и против различных объектов — от населения ГДР и ГСВГ, других групп советских войск за границей СССР до советских колоний за рубежом, посольств и даже резидентур советской разведки). Проводившиеся ЦРУ оперативные мероприятия в рамках этой программы получили название операции «Рэдкэп». Особый упор делался на осуществление конспиративных вербовочных контактов с советскими военнослужащими, сотрудниками СВАГ и спецслужб, МИДа и других государственных ведомств. Одной из особенностей операции «Рэдкэп» было массовое использование агентов-женщин[198].
Вовлечение эмигрантов, главным образом второй волны (послевоенной), в психологическую войну потребовало изменения их имиджа в глазах широких кругов «демократической» общественности. С этой целью в средствах массовой информации стали публиковаться различные материалы, оправдывающие их сотрудничество с немецкими властями в годы Второй мировой войны. За короткое время еще недавние коллаборационисты превратились в жертв тоталитарного сталинского режима и борцов за освобождение своей Родины. В западных средствах массовой информации сотрудничавшие с немцами эмигранты и бывшие советские граждане, составлявшие, в частности, костях Русской освободительной армии (РОА) генерала Власова, стали представляться как «третья сила», боровшаяся как против Сталина, так и против Гитлера. Появились воспоминания участников Русского освободительного движения (РОД), упор в которых делался на идейные мотивы их борьбы с коммунизмом, «независимые» работы западных исследователей. Здесь уместно заметить, что в 1983 году Рональд Рейган наградил «Медалью свободы» консультанта эмигрантской программы ЦРУ Бернхэма. Он был военным консультантом по вопросам психологической войны, который выдвинул программу «Освобождение». Напомним, что еще в начале 1950-х годов ЦРУ разработало кампанию по связям с общественностью, нацеленную на убеждение американцев в необходимости распространения идей холодной войны в Европе. Частью этой теории, известной как «Освобождение», была идея привлечения некоторых нацистских лидеров и коллаборационистов в качестве «борцов за свободу», против СССР. Заметим, что в мае 1982 года бывший сотрудник Министерства юстиции США Дж. Лофтус передал в печать сведения, из которых следовало, что после победы над Германией УСС, а затем ЦРУ тайно обеспечили въезд в США примерно 300 военных преступников, «отличившихся» в Белоруссии[199].
