пазуху, заставил очнуться. Волкодав промахнулся — и ловушка поэта сработала, как, впрочем, сработал и чекистский капкан.
Теперь можно было двинуться далеко, на восток, укрыться под снежной шубой Сибири — там, где имена городов и посёлков чудны. Например — «Ерофей Палыч». Или вот — «Зима»… Зима — хорошее название. Почему бы не поселиться там?
Жизнь шла с нового листа: рассветным снегом, тусклым солнцем — сразу набело.
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел.
26 декабря 2013
История про то, что два раза не вставать (2013-12-29)
Хоть меня выпездовали из "Русского журнала", мне всё же очень нравится моя последняя колонка. (Я давно занимался этой темой, и, как всегда, всё не влезло).
Картинка, как всегда какая-то левая, однако ж рачительная домохозяйка найдёт в этом тексте кое-что к Новогоднему столу: " Проклятие гранатового браслета".
И, чтобы два раза не вставать, в качестве бонуса, старая история про то, как я наблюдал в телевизоре передачу о науке 2.0 — там в студии сидели разные люди и размышляли о кризисе в технологии и о том, что вот ещё пятьдесят лет и нам всем кранты (я очень люблю такие передачи, потому что они успокаивают мои мысли о здоровом образе жизни). Речь шла о том, что всё переменится и очень скоро. Ну и нефть, конечно, кончится. И будет <непечатное слово-производная от названия женского полового органа>.
И тут я обратил внимание на знакомый голос.
Под одной участницей было написано: "Лена Ленина. Фотомодель. Геохимик".
Жгла участница — это, впрочем, мало сказать. Почти ничего не сказать.
— А вы знаете, — говорила она. — Знаете, что алмазы дешевеют?! Знаете, что они больше не лучшие друзья девушек? А вот шпинель…
— Шпинель… — хором выдыхали участники.
— Шпинель! — повторяла геохимик. — Шпинель! Вот вы видели шпинель, а? Какого она цвета? Ну!
Я был впечатлён.
Тут меня спросили, отчего я тут пишу про литературу, а не про жизнь. Так я не нашёлся, что ответить. Шпинель! Так вот, я в прошлой своей жизни видел шпинель, и всё равно не смог бы ответить — я её видел четыре типа, и были они разноцветными, а пикотит — так и вовсе чёрным. Хрен поймёт, какую надо было видеть — рубиновую или бесцветную, голубую или жёлтую. Шпинель! Шпинель!
Да что там, я саму Лену Ленину видел.
И колонок ещё напишу.
Извините, если кого обидел.
29 декабря 2013
История про то, что два раза не вставать (2013-12-30)
Извините, если кого обидел.
30 декабря 2013
Физика низких температур (Новый год. 31 декабря ) (2013-12-30)
Липунов старел одиноко, и старение шло параллельно — и в главной жизни, и в параллельной, тайной.
Старик Липунов был доктором наук и доживал по инерции в научном институте. Одновременно он служил в загадочной конторе, настоящего названия и цели которой он не знал, кем-то вроде курьера и одновременно швейцара. Курьерские обязанности позволяли ему время от времени забегать в пустующее здание института, да и стариковские учёные советы шли реже и реже. Физика низких температур подмёрзла, движение научных молекул замедлилось и даже адсорбционный насос, проданный кем-то из руководства, неудивительным образом исчез из лаборатории Липунова.
Жидким гелием растворились научные склоки и научные темы, жидкое время утекло сквозь пальцы.
— Благодаря бульварным романам гражданин нового времени смутно знает о существовании Второго начала термодинамики, из-за порядкового числительного подозревает о наличии Первого, ну а о Третьем не узнает никогда, — губы заведующего лабораторией шевелились не в такт звукам речи. Шутник-заведующий был ровесником Липунова, но в отличие от него был абсолютно лыс.
Он пересказывал Липунову невежественные ответы студентов и их интерпретацию теории Жидкого Времени, снова вошедшую в моду. Время, согласно этой теории, текло как вязкая жидкость и вполне описывалось уравнением Навье-Стокса…Навьестокс… Кокс, кс-кис-кс. Крекс-пекс-фэкс… Звуки эти, попав в голову Липунова, стукались друг о друга внутри неё. Мой мозг высох, думал Липунов, слушая рассказ о том, что Больцман повесился бы второй раз, оттого что его температурные флуктуации забыты окончательно. Это была моя теория, если так можно говорить об идее, которая одновременно проникла в умы десятков человек лет двадцать назад. Да что там двадцать, ещё сто лет назад в сводчатом подвале университета на Моховой построили первый несовершенный рекуператор.
Но он кивал суетливому лысому начальнику сочувственно, будто и правда следил за разговором. Они, кстати, представляли комичную пару.
Липунов ещё числился в списках, на сберегательную книжку ему регулярно приходили редкие и жухлые, как листья поздней осенью, денежные переводы из бухгалтерии.
Иногда даже к нему приходили студенты — было известно, что он подписывал практикантские книжки не читая.
Это всё была инерция стремительно раскрученной жизни шестидесятых.
Нет, и сейчас он приходил на семинары и даже был членом учёного совета.
Перед Новым годом, на последнем заседании, он чуть было не завалил чужого аспиранта. Аспирант защищался по модной теории Жидкого Времени.
Суть состояла в том, что время не только описывалось в терминах гидродинамики, но уже были сделаны попытки выделить его материальную субстанцию. Сытые физики по всему миру строили накопители. В Стендфорде уже выделили пять наносекунд Жидкого Времени, которые, впрочем, тут же испарились, а капля жидкого времени из европейской ловушки протекла по желобку рекуператора полсантиметра, прежде чем исчезнуть.
Про рекуператоры и спросил Липунов аспиранта, установки по обратному превращению жидкости во время ещё были мало изучены, исполняли лишь служебную функцию.
Аспирант что-то жалобно проблеял о том, как совместится временная капля с прежним четырёх-вектором пространства-времени.
Но Липунов уже не слушал. Незачем это было всё, незачем. Судьба аспиранта понятна — чемодан — вокзал — Лос-Аламос. Что его останавливать, не его это, Липунова, проблемы.
Но уже вмешался другой старикан, и его крики «Причём тут релятивизм?!», внесли ещё больше сумятицы в речи диссертанта.
Впрочем, белых шаров оказалось всё равно больше, как и следовало ожидать.
Мысль о рекуператорах как ускорителях времени ещё несколько раз возвращалась к Липунову.
Последний пришёлся как раз на предновогоднюю поездку на другую службу. Это была оборотная сторона жизни Липунова — поскольку он, как Джекил и Хайд, должен был существовать в двух ипостасях даже в праздники. Вернее,