После Люблинской унии началась форменная колонизация Руси-Украины поляками. Задачу полякам облегчало то, что русская православная знать, как ее собратья во многих странах, думала в первую очередь о собственном благе — и ради сохранения как обширных владений, так и нешуточных дворянских привилегий в большинстве своем перешла в католичество, ополячилась, стала верными вассалами польской короны.
Бунтовало, как легко догадаться, простонародье, которому никаких привилегий не полагалось — наоборот, сплошные повинности. Дело идет, разумеется, не об ожесточившихся хлеборобах, вооруженных вилами и косами. Ударную силу составляли «украинные» казаки.
После татарского нашествия юг Руси практически опустел — в Крыму обосновались захватчики со своим ханом и часто совершали грабительские набеги как на русских, так и на поляков. Причерноморье, обширные районы, где сейчас находятся Одесса, Херсон, Николаев, Мелитополь, превратились в Дикое поле — практически незаселенные обширные районы.
Однако природа пустоты, как известно, не терпит, и эти места привлекали немало рискового народа самых разных национальностей, которому нравилось как раз полное безвластие и возможность жить вольно. В Диком поле можно было существовать охотой и рыбной ловлей, а также, что гораздо интереснее для людей определенного склада, грабежами — в тех местах и татары гоняли свои стада, и купцы проезжали…
За несколько десятилетий среди тех, кто промышлял не сохой, а саблей, сложилась немаленькая группа, именовавшая себя «казаками». Слово «казак» вообще-то тюркское. Ничего удивительного: среди казаков хватало и тюрок, привлеченных тем же стремлением к абсолютной вольнице. Не зря в свое время у турок было отмечено правило: захваченных в плен казаков они сортировали на славян и тюрок. Первым без затей рубили головы, а вот вторым приходилось помучиться…
В некотором смысле у казаков царила совершеннейшая демократия — предводителей-атаманов выбирали всеобщим голосованием. Правда, так же легко, как выбрали, могли и сбросить, а то и «посадить в воду», особенно если новый кандидат, как это было в обычае, выкатывал пару бочек горилки и проводил разъяснительную работу…
В общем, это была неплохо организованная и серьезная военная сила, в конце концов добившаяся независимости Гетманской Украины (состоявшей из нынешних Черниговской и Полтавской областей). Запорожская Сечь, укрепленный лагерь у порогов Днепра, независимой была изначально. Собственно говоря, две эти «вольные республики» составляли одно целое. Просто-напросто Сечь была чисто военным лагерем, куда не допускались женщины, и никакого хозяйства, в общем, не имелось. А в Гетманщине многие казаки как раз хозяйство и держали. И не всегда мелкое — к середине XVII в. выделилась казачья «старши́на» — своеобразная аристократия, владевшая имениями, хуторами, целыми селами, носившая чины полковников, сотников, есаулов, поставившая со временем «рядовых» в подчиненное положение. Под внешней вывеской демократии скрывались два противоборствующих стремления: простые казаки и крестьяне хотели больше свободы, а «старшина», наоборот, жаждала обрести те же права, какими пользовались польские паны…
Компания подобралась слишком многочисленная и отпетая, чтобы разбить ее силами польские регулярные войска [1] и подчинить полностью. К тому же в чью-то умную голову пришла идея поставить эту силу себе на службу — и поляки приняли часть казаков к себе на службу, занеся их в так называемый «реестр», отчего попавших туда стали именовать «реестровыми казаками». Время от времени «реестровые» на стороне Польши участвовали в войнах против крымского хана и турок — а порой и против Московского царства…
Если вкратце, обстановка в тех местах напоминала известный анекдот о партизанах, немцах и леснике (впрочем, за исключением лесника, какового просто не имелось). Сегодня часть казаков в сердечном согласии с крымскими татарами совершала набеги на польские земли. Завтра вчерашние союзники хлестались насмерть. Послезавтра приходили польские «жолнежи» в компании реестровых казаков и рубали как тех, так и этих…
Иногда войны вспыхивали по самым диковинным поводам. Например, дважды казаки нападали на Польшу не с целью пограбить или постоять за веру православную, а исключительно для того, чтобы… попасть к полякам на службу. Именно так, никакой ошибки. Дело в том, что количество «реестровых» было ограничено своеобразным лимитом, но насчитывалось слишком много отчаянных головушек, которым гораздо интереснее было разъезжать на коне с сабелькой на поясе, чем мирно рыболовствовать, гнуть спину на полковничьей пашне, в общем, быть человеком второго сорта. Да и привилегии у «реестровых» были едва ли не шляхетские. Казаки потребовали реестр увеличить. Поляки ответили, что реестр не резиновый. Тогда казаки кинулись в очередной налет на Польшу, провозглашая во всеуслышание: будем рубать и жечь, пока на службу не возьмете!
Так оно и было в реальности. Попробуем представить, что французы перед вступлением в российские пределы поставили императору Александру ультиматум: либо он берет на службу в гвардейские полки сто тысяч французов и присваивает Бонапарту чин российского фельдмаршала, либо Бонапарт, пся крев, разнесет в России все вдребезги и пополам… Дико, конечно. А вот в местах, которые я описываю, подобное было в порядке вещей…
Богдан Хмельницкий
Подобная ситуация воспитывала в гетманах Малороссии немалые, мягко выразимся, дипломатические таланты. Приходилось искусно лавировать меж польским королем, крымским ханом, московским царем и турецким султаном — а также ублажать собственную старшину, которая имела привычку обращаться с гетманами крайне бесцеремонно, и вдобавок учитывать настроения «низовых», то есть рядовых казаков. Положеньице — врагу не позавидуешь. Знаменитый впоследствии службой у Петра I шотландец Патрик Гордон, оказавшийся свидетелем одной из выборных кампаний, подробно описал, как сторонники двух кандидатов схватились столь ожесточенно, что некий полковник прекратил это, лишь велев бросить в митингующих несколько ручных гранат — примитивных по сравнению с нынешними, но достаточно убойных…
И наступил 1654 год. И появился Богдан Хмельницкий…
В советские времена, разумеется, было принято изображать означенную личность исключительно белой и пушистой — как благородного героя, озабоченного воссоединением двух братских народов. Как часто случается, реальный облик исторической персоны имеет мало общего с позднейшими приукрашиваниями. Выражаясь опять-таки дипломатично, Хмельницкий был личностью не в пример более сложной — так мы это поименуем из деликатности.
Происходил он из мелкого православного «шляхетства», образование получил в польском иезуитском колледже и какое-то время достаточно исправно служил польской короне — именно поляки назначили его сотником в Чигирине. Однако впоследствии стал жертвой непринужденных нравов, царивших в тех местах: некий бесцеремонный шляхтич со своими отморозками напал на именьице Хмельницкого (обычное дело в тех местах), пограбил, что подвернулось, сына Хмельницкого засек до смерти, а сожительницу похитил. Не найдя правды у польского короля (каковой практически не располагал возможностями наказывать благородных шалунов), Хмельницкий, смертельно обиженный, бежал к запорожцам, собрал войско и начал воевать с поляками.
Война шла долго и с переменным успехом. Успех, нужно признать честно, зависел исключительно от одного-единственного фактора: присутствия либо отсутствия крымских татар. Когда Хмельницкий воевал против ляхов в компании крымской конницы — ляхов он бил всегда. Когда приходилось драться в одиночку, без помощи ордынцев, дело всякий раз обстояло как раз наоборот. О чем еще в советские времена простодушно и бесхитростно упоминали историки: да, Хмельницкий проиграл битву, но исключительно потому, что татары ему на помощь не пришли, а то б он всех раскатал…
Ситуация для гетмана складывалась унылая. С каждым проигранным сражением поляки заставляли подписывать все более невыгодные договоры. Крымские бандюганы шастали по Гетманщине как у себя дома. Собственные подданные массами бежали от всего этого безобразия в Московское царство, где их принимали отнюдь не скверно. Пикантность ситуации еще и в том, что гетман даже на протяжении шести лет войны с польским королем подписывал свои указы как «гетман Его Королевской Милости Войска Запорожского»…
И гетман понял, что настала самая пора, опять-таки деликатно выражаясь, примкнуть к кому-то сильному Еще в 1648 г. он писал в Москву Алексею Михайловичу, прося принять его с его владениями «под государеву руку». Однако Москве в то время было не до Гетманщины, хватало более серьезных забот. Теперь, шесть лет спустя, дошли руки и до Малороссии…
