Александр Щербаков - Белый Пим Чертово Ухо

Однако колодка еще далеко не все. Плохой катальщик, хоть распетуховскую колодку ему дай, фасонистого валенка не сделает. Валенок еще нужно как следует насадить на ту колодку. А уж тут полняком дело зависит от твоего умения и вкуса. На молодую ногу простирает пожестче, на старую — помягче. Для парня обязательно сделает завороты, хотя бы самые простые — вниз. Вон как у Миньки. А бывает заворот и двойной, и даже тройной: широко — вниз, потом поуже — вверх и еще раз вниз. Теперь бы такое, пожалуй, показалось смешно, да ведь мода — дело переменчивое. А в деревне она еще нередко и своя, местная. Вот я, примерно, как был парнем, нашивал катанки с тремя заворотами, у нас это называлось «чертово ухо».

— А Ларихин Минькины назвал «чертово ухо», — сказал Ванька.

— Слыхал звон, да не знает, где он, — усмехнулся Максим.

— Теперь на рубцы, — нетерпеливо подсказал Минька.

— Точно. Насаженный на колодку валенок последнюю шлифовку проходит на рубцах. Вот видишь, как будто стиральная доска из дерева? — обратился Максим к Ваньке. — Это и есть рубцы. Они делаются обязательно из лиственницы, которая не боится сырости, даже вроде бы прочнеет от нее, костенеет.

— Ну, теперь осталось катанок как следует просушить. В пимокатке есть специальная камера — сушилка, В домашних условиях лучшая сушилка — русская печь. Заложишь валенки с вечера, когда чугуны уже вынуты, но еще не совсем остыли угли в загнетке, — к утру готово дело. На одну-две пары запас тепла в печи всегда достаточный… Потом высушенный валенок палят на огне. Прижигают ему ворс, как поросенку. Потом обрабатывают пемзой, пока поверхность не станет ровной, гладкой.

— Видал пензу? — спросил Минька у Ваньки.

Ванька отрицательно покачал головой.

— Не пензу, а пемзу, — поправил Максим. Он достал с полочки, прибитой над верстаком, серый, ноздреватый камешек, похожий на застывшую речную пену. Передал его Ваньке, и Ванька с удивлением обнаружил, что камень этот необыкновенно легкий. Прямо как пушок.

— Пемза — вулканическая порода. Вулканов, как известно, в нашем Таскине нет, поэтому раздобыть хорошую пемзу не так просто. Тут бывает в цене даже и отирушек величиной в полтинник. Ну, а когда вовсе нет пемзы, пимокаты обходятся обломками хорошо прокаленного кирпича. Он тоже пористый, но против пемзы, конечно, не то… Теперь осталось валенки подкрасить. Если черные — сажей, размешанной в керосине, если белые — мелом или мучной пылью. Дальше — освободить от колодок, подложить в проемы под пятки по клочку шерсти или ваты — и пимы готовы. Обувайся и можешь без горя идти хоть в снежную тайгу, хоть в клуб на танцы, сибирский катанок тебя нигде не подведет. Ну, а теперь, Минька, дуй-ка за застилом к матери, заодно и Ванюшке застильню покажешь, пока к пимокатному делу интерес проявляет.

…Окна в окна с пимокаткой через дорогу — застильня. Приземистый дом с двускатной крышей. Окна от солнца. И потому дом всегда выглядит несколько угрюмым, насупленным, словно с обидой смотрит на людей, которые лишили его прошлой бурной жизни и значительности.

Первое, что поразило Ваньку, когда он вслед за Минькой проскользнул в застильню и из-за его плеча оглядел длинную с низким потолком комнату, была огромная машина с круглым барабаном, по которому параллельно один другому бежали валики. То есть валики никуда не бежали, а лишь крутились, поблескивая металлическим ворсом, и по ним тонкой пеленой расстилалась шерсть. На разных по толщине валиках и ворс был совершенно разный — то крупный, жесткий, как ежиные иголки, то мелкий и искристый, как соболиный бархатец. У подножия барабана шерсть ниспадала воздушной пенообразной массой.

Две женщины, налегая на рукоятку, с усилием крутили эту машину.

— Щерстобитка, — кивнул Минька в сторону шуршащего, пощелкивающего валиками и стучащего щеткой агрегата. Чувствовалось, что он и здесь свой человек. Женщины, которые работали за одним сплошным от стены до стены верстаком, похожим на нары, приветствовали его одобрительными возгласами. А писклявая тетка Домна, когда он проходил мимо нее, даже хлопнула по плечу.

— Наш пимокат пришел. Выдать ему лучший застил! Как застил делается? Слушай и запоминай. А делается застил так. Вот на этом полотне, по-нашему — воловище, раскладывают битую, то есть теребленую шерсть, таким вот квадратным войлочком. Потом полученный пласт вместе с воловищем накручивают на такую вот палку и закатывают. Вот так. Как тесто для калачей. Затем затирают ладонями через полотно. Войлочек «схватился», немного присел, свалялся. Теперь его разворачивают и кладут выкройку из тряпки — подносочник называется. Теперь согласно выкройке надрывают у войлока края, загибают их на подносочник и запорашивают швы шерсткой. Потом отдельно готовят еще три небольших округлых пласта и кладут как заплаты поочередно на носок, на подошву и на пятку, чтобы головка будущего валенка была толще голенища, дольше носилась, крепче держала тепло. Просто? — засмеялась тетка Домна.

— Дело просто, да не хватает роста, — пропела Макарьиха, высоченная, сутулая старуха.

— Ничего, было бы желание, — сказала тетка Домна.

— Не мужское это занятие, лучше пимы стирать учитесь, — вставила Марина Саранина.

— Как не мужское? Вон мой Максим сделает, так что и мне еще нос утрет, хоть и в застильщицах хожу. Минька мне читал недавно, что в других-то странах мужики вязать стали. Сойдутся на вечорку, берут спицы и вяжут, — сказала Минькина мать.

— Поди, и в юбках с фартуками? — съязвила Домна, и по застильной, заглушив машину, прокатился смех. Минька с Ванькой тоже прыснули в ладони. Так уморительно подала свою реплику тетка Домна.

— Погодите, еще не все, — сказала Домна Васильевна, когда ребятишки, чуя, что женщины напали на излюбленную тему и теперь исчерпают ее нескоро, стали потихоньку пятиться к двери. — Главное в мастерстве застильщика — сделать застил ровным. Чтобы ни бугорка, ни ямочки. Брак пимокат обнаружит сразу. На месте простила будет дыра, которую не залатаешь уже, приходится просто зашивать суровьем. Ну, а что это за валенки, которые снову починяют? Да и красота от застила идет. Примерно, у фабричных — сплошь голенища подрезаны. Красиво разве? Валенок опорком смотрится. Хороший застильщик так аккуратно край обработает, что обрезки не потребуется. Толщину голенищам и головкам он даст соразмерную. И валенок у него не будет выглядеть кувалдой — сам худ, голова с пуд — или, наоборот, самоваром — в голенище пузатым, в носке — тощим. Поняли?

— Поняли, — выдохнули Ванька с Минькой почти разом.

— Приходите, место за верстаком найдем.

Когда ребятишки, занеся в пимокатку застил, бежали по улице, зажимая варежками рты, Ванька крикнул:

— Вот бы здорово научиться!

…На другой день уж чуть не вся школа знала, что Минька с Ванькой решили стать пимокатами. Минькины белые пимы с заворотами «чертово ухо» стали знаменитыми. Посмотреть на это чудо приходили даже старшеклассники. Мордастый Володька Розманов из 9-го, прежде чем рассмотреть нашумевшее изделие, бесцеремонно сдернул с Миньки правый пим и поднял к потолку. Пим пошел по рукам, и Минька вынужден был всю перемену прыгать в одном валенке, скрючив босую ногу. А долгорукий Шурка Ларихин, неистово жестикулируя, с подвывом прочитал стихотворение, которое написал на первом же устном уроке. Он назвал его «Белые Пимы — Чертовы Уши». И посвятил известному пимокату Миньке Полякову.

…Сейчас в 7 «б» поговаривают о кружке юных пимокатов. Минька Поляков советовался с отцом по этому предмету. Максим Иванович свое отношение к идее высказал весьма лаконично, единственным словом, но вполне созвучным пимокатному делу: «Валяйте!»