7-го созыва".
Я былочи спрашивал людей-очевидцев восхождения Айтматова на литературный Олимп — переводил ли кто его. Ответа на этот вопрос я не получил — "Дебютировал с рассказом на русском языке" и все дела. Некоторые злопыхатели утверждают, что по-настоящему письменного (литературного) киргизского языка Айтматов не знал, оттого и писал по-русски, после чего редактировался. И что все лучшие тексты слеплены блестящими профессиональными редакторами одного не менее блестящего столичного литературного журнала.
Если у кого-то есть какая-то информация о киргизских текстах и их качестве, истории создания, то нужно её срочно мне указать, а то ходит устойчивый слух о том, что тексты на киргизском просто "обратный" перевод.
Извините, если кого обидел.
05 января 2007
История про падение с гор (I)
Сейчас я просмотрел то, что писали о последнем романе Айтматова и подивился странной круговой поруке. Нет, я видел панигирики, откровенно хвалебные рецензии, но прочие были написаны в очень странной тональности: "Новая книга великого мастера, может быть, и не лучший его роман" или "Не совсем ожиданные в наше время приёмы"… — в общем, как говорил академик Зельдович "Некоторые вещи нужно говорить извиняющимся тоном". Причём некоторые жёсткие критики, что не моргнув глазом, уничтожали репутации, только морщились.
Так вот, теперь страсти отбушевали, книга исчезла из позиции "новинка", её даже собираются экранизировать, и вот что я скажу: роман "Когда падают горы" — беспросветное говно.
Отчего в этом неловко было признаться прочим рецензентам — мне непонятно. Ну, во всеобщую ангажированность я не верю, не верю и во всеобщую очарованность. Я бы назвал, наверное, уважение к самим себе — прошлым, к ушедшему времени, той памяти, которая остаётся о первой любви.
Но я был обделён этой любовью к прежним книгам Айтматова. Оттого, если спросить себя — что я лично думаю о последних его романах, то нужно сказать, что и "Плаха", и "Тавро Кассандры", и "Когда падают горы", всё это — занудное тяжеловесное говно.
Из того, что я не люблю и не ценю этого автора, вовсе не следует, что кто-то должен придерживаться того же мнения. Вовсе нет.
Иногда, вспоминая прошлое, на эту ситуацию проецируют бессмысленный и беспощадный шолоховский вопрос. Человек в поисках простых объяснений — отчего писатель в одно время пишет так, а в другое — иначе, начинает придумывать конспирологические сюжеты. Например, "Не он! Не он — и невеста упала как подкошенная" или то, что рукописи переписаны наново редакторами. Плохо ли пользоваться помощью редактора? С моей точки зрения не плохо, а просто обязательно — даже лучшим, даже признанным гениям.
Заметьте (это надо особо подчеркнуть), что я не утверждаю, что Айтматов вовсе никуда не годен — есть примеры того же Нурпеисова, Рашидова и массы иных национальных писателей, над которыми бились лучшие редакторско-переводческие силы и ничего не смогли сделать.
Но бывает и иная гипотетическая ситуация: есть одарённый молодой человек, что вырос в ауле, и оттого хорошо говорит, да дурно пишет на родном языке. Он начинает писать на главном государственном языке исчезнувшей страны. Хорошие редактора ему помогают и он сочетает свою одарённость с интересным экзотическим происхождением и предприимчивостью. Потом он стремительно превращается в литературно-партийного функционера. И вот лауреат десятка премий, кавалер множества орденов оказывается в трагической ситуации: ордена и деньги есть, а таланта — нет. Где, на какой ступени он иссяк — я не знаю, это уже действительно спорный вопрос.
А что, если мы имеем дело не с гением, не с пронзительностью и чуткостью человека с гор, а с нормальной этнической прозой. С одарённым — но всё же аппаратчиком по настоящему призванию. Что если мы имели дело с этнической прозой не хуже и не лучше крепких средних образцов, и действительно плодом совместной работы автора и редакторов (которые не гения правят, а именно что неглупого экзотического автора). И что?
Я, пожалуй, пойду на кухню, а если вернусь, то объясню, почему я так думаю.
Впрочем, вот ссылки по теме: вот и вот.
Извините, если кого обидел.
05 января 2007
История про падение с гор (II)
Я, наконец, договорю про Айтматова. И, чтобы не быть голословным, расскажу в чём сюжет его последней книги. "Стояла ночь. На всем протяжении России и Кавказа стояла бесприютная, одичалая, перепончатая ночь. Нессельрод спал в своей постели, завернув, как голошеий петух, оголтелый клюв в одеяло. Ровно дышал в тонком английском белье сухопарый Макдональд, обнимая упругую, как струна, супругу… Пушкин бодрыми маленькими шажками прыгал по кабинету, как обезьяна в пустыне, и присматривался к книгам на полке. Храпел в Тифлисе, неподалеку, генерал Сипягин, свистя по-детски носом. Чумные, выкатив глаза, задыхались в отравленных хижинах под Гумри. И все были бездомны.
Не было власти на земле. Герцог Веллингтон и Сент-Джемсский кабинет в полном составе задыхались в подушках. Дышал белой плоской грудью Николай. Они притворялись властью.
Не было старших на земле, не было третьих, никто не бодрствовал над ними. Некому было сказать:
— Спите. Я не сплю за вас".
Спите, я прочитал за вас этот роман, и сейчас расскажу о чём он. Это история журналиста Арсена Саманчина, который, будучи человеком высокой духовности, хочет поставить оперу на сюжет древней легенды о Вечной Невесте, что скитается по горам в поисках покончившего с собой её жениха. Главную партию должна исполнить его возлюбленная, но в последний момент возлюбленная бросила оперу ради "попсы": "Журналисту, да еще независимому, так называемому эгемену, Арсену Саманчину так и полагалось — бремя свободы слова. Взялся за гуж — не говори, что не дюж. Столько жалоб сыпалось! Что-то удавалось решить через прессу, что-то нет, не адвокат же он, а всего лишь пахарь от СМИ. А к каким только ухищрениям дельцы разные не прибегали, чтобы через прессу свои интересы продвигать, чтобы сшибаться на виду у публики, жаждая победы и громогласной известности, требуя, чтобы он откликался на свары их собачьи конкурентные… А сегодня ни звука. Невероятно. Разве что узнали про его унижение?
Разве что учуяли звериным чутьем, что нет смысла обращаться к нему, потерпевшему столь сокрушительную неудачу в попытке всего лишь напомнить “певице-вокалице”, когдатошней богине оперной сцены, а ныне “эстрадке-плакатке”, красующейся на всех углах, не столько о себе, сколько об идее, совместно вынашивавшейся ими до недавнего времени, — о сообща задуманной опере. Как теперь выясняется — опере-утопии"
Параллельно этому сюжету рассказывается жизни снежного барса, реинкарнации волчицы
