«Записки об уженье» быстро завоевали симпатии читателей, и вскоре возникла потребность в их переиздании. Писатель воспользовался этим обстоятельством и значительно расширил свою книгу. Появилась новая глава: «О рыбах вообще», и существенно были расширены почти все остальные главы. По этому поводу С. Т. Аксаков писал М. П. Погодину 5 декабря 1853 г.: «Я с любовью занимаюсь 2-м изданием. И, кажется, многие прибавки удачны. Книжка выйдет почти вдвое толще» (Л. Б., ф. Погодина, II 1/64; ср. также письмо к Тургеневу от 3 ноября 1853 г. — «Русское обозрение», 1894, № 9, стр. 499). В начале 1854 г. второе издание этой книги вышло в свет. Она теперь стала называться «Записки об уженье рыбы».
В новом издании книга открывалась стихотворным эпиграфом, взятым из «Послания к М. А. Д<митриеву>» (полный текст стихотворения см. в наст. томе, стр. 275). У этого эпиграфа есть своя история. Аксаков первоначально хотел сопроводить им второе издание «Записок ружейного охотника» (М. 1852). В бумагах Анны Григорьевны Достоевской, жены Ф. М. Достоевского, сохранился автограф С. Т. Аксакова, озаглавленный: «Эпиграф». За текстом эпиграфа следует короткая записка Аксакова, начинающаяся фразой: «Не правда ли, что этот эпиграф был очень кстати к моим «Запискам ружейного, охотника»?» (ЦГАЛИ, ф. 212, оп. 1, д. № 260). Замысел Аксакова не был осуществлен. Московская цензура, напуганная недавним скандалом, который был вызван появлением на страницах «Московских ведомостей» знаменитой некрологической статьи Тургенева о Гоголе, решила теперь действовать более «осмотрительно» и категорически воспротивилась напечатанию эпиграфа из-за строки «В мир спокойствия, свободы». 29 октября 1852 г. Аксаков с горечью сообщил об этом обстоятельстве Тургеневу («Русское обозрение», 1894, № 8, стр. 484). Два года спустя писатель вспомнил об этом эпиграфе, но теперь уже в связи со вторым изданием «Записок об уженье рыбы». Отрывок из послания к Дмитриеву был на сей раз пропущен, но в искалеченном виде. В строке «В мир спокойствия, свободы» последнее слово цензором И. Снегиревым было признано предосудительным, вымарано и заменено отточием. Лишь в третьем издании «Записок об уженье рыбы» злополучный эпиграф был напечатан целиком.
Выход книги Аксакова вторым изданием вызвал в печати снова ряд восторженных критических откликов. Наиболее значительным из них явилось выступление И. И. Панаева на страницах «Современника». Самой важной чертой «Записок» Аксакова, по его мнению, является то «глубоко поэтическое чувство природы», которое свойственно большому художнику, и та удивительная «простота в изложении», которая отличает истинное произведение искусства. В этой книге «столько простоты, — писал Панаев, — что ее смело можно променять на десятки так называемых романов, повестей и драм, которые пользовались у нас в последнее время даже довольно значительным успехом. В ней столько поэзии, в этой небольшой книжечке, сколько вы не отыщете в целых томах различных стихотворений и поэм, которые привились и точно имеют в себе некоторые поэтические достоинства. Она, может быть, даже для специалиста, для охотника удить не имеет такого значения, какое имеет для художника, для литератора» («Современник», 1854, № 8, стр. 130–131). Словом, «Записки об уженье рыбы» были восприняты современным читателем и критикой как произведение искусства. «Ты так умеешь писать, что и этот предмет делается у тебя литературным», — сообщал Аксакову М. Дмитриев в ответ на получение от него экземпляра «Записок» (ИРЛИ, ф. 3, оп. 13, Д. № 18, л. 1).
Два года спустя «Записки об уженье рыбы» вышли третьим, и последним при жизни автора, изданием (М. 1856). Это издание отличалось от предшествующего немногочисленными стилистическими поправками и незначительными дополнениями. Кроме того, книга была сопровождена специальными примечаниями и заключительной статьей «Ход рыбы против течения воды», принадлежащими перу выдающегося русского естествоиспытателя К. Ф. Рулье. Статья Рулье явилась своего рода естественнонаучным комментарием к некоторым положениям аксаковских «Записок». Впервые в этом издании они вышли с политипажами, подобранными, очевидно, Рулье.
Литературные достоинства книги Аксакова были и впоследствии высоко оценены самыми выдающимися писателями. Для многих из них она служила своего рода эталоном, образцом того, как надо живописать природу. В 1884 г. А. П. Чехов писал своему брату педагогу Ивану Павловичу, что с интересом читает журнал «Природа и охота» и особенно статьи об аквариумах, уженье рыбы. «Хорошие есть статьи, — добавляет Чехов, — вроде аксаковских» (А. П. Чехов, Полн. собр. соч., т. 13, М. 1948, стр. 110). «Запискам об уженье рыбы» воздавал должное и Горький. Во второй части романа «Жизнь Клима Самгина» есть любопытный эпизод. В серьезном, важном разговоре, который ведет большевик Степан Кутузов с Климом Самгиным, неожиданно всплывает имя Аксакова. Кутузов обращается к своему собеседнику: «Вы, Самгин, рыбу удить любите? Вы прочитайте Аксакова «Об уженье рыбы» — заразитесь! Удивительная книга, так, знаете, написана — Брем позавидовал бы»! (М. Горький, Собр. соч., т. 20, М. 1952, стр. 47).
В настоящем собрании «Записки об уженье рыбы» печатаются по тексту третьего издания, с устранением мелких неисправностей и опечаток.
«Записки об уженье рыбы». — Подобно последнему прижизненному изданию, а также первому Полному собранию сочинений С. Т. Аксакова (СПБ. 1886), выходившему под наблюдением И. С. Аксакова, снабжены политипажами. Политипажи «Записок об уженье рыбы» даны по изданию 1886 г., не повторяющему в этом отношении последнего прижизненного издания 1856 г. Есть основание предполагать, что такого рода отступление от прижизненного издания в Полном собрании сочинений 1886 г. было не только санкционировано сыном писателя, но в свое время авторизовано самим С. Т. Аксаковым. Сохранилось письмо профессора Н. П. Вагнера, указавшего С. Т. Аксакову на существенные недостатки политипажей издания 1856 г. (ИРЛИ, ф. 3, оп. 13, д. № 6).
Стр. 290. Моро Жан Виктор (1761–1813) — французский полководец, сражался под началом Наполеона; после конфликта с ним уехал в 1805 г. в Америку; восемь лет спустя вернулся в Европу и в мундире русского генерала воевал против наполеоновской армии.
Стр. 321. …о которых напечатано в «Совершенном егере». — Полное название книги: «Совершенный егерь, или Знание о всех принадлежностях к ружейной и прочей полевой охоте», в трех частях, перев. с нем. В. Левшина (СПБ. 1779).
Стр. 348. «Сердце мое, рыбка моя, ожерелье! Выгляни на меня…»— Цитата из «Майской ночи» была приведена Аксаковым, вероятно, по памяти. Следует: «Выгляни на миг».
Стр. 372. …идиллию «Рыбачье горе» — стихотворение С. Т. Аксакова «Рыбачье горе», см. стр. 258 наст. тома.
Стр. 390. Я уже сказал… — Это примечание появилось впервые во втором издании «Записок об уженье рыбы» (М. 1854). Аксаков имеет в виду объяснение, которое он дал ко второму изданию «Записок ружейного охотника» (М. 1852). См. т. 5 наст. изд., стр. 158.
Стр. 393. … случилось мне прочесть в «Охотничьей книге» г-на Левшина… — Речь идет о сочинении В. Левшина «Книга для охотников до звериной и прочей ловли, также до ружейной стрельбы и содержания певчих птиц…» в четырех частях, М. 1810–1814.
С. Машинский
Так думал я прежде по слухам; но теперь думаю, что это шелк-сырец, приготовляемый каким-нибудь особенным способом.
Здесь опять должно сказать, что это не прочно: воск скоро сойдет, и леса начнет путаться по-прежнему; впрочем, воск можно подновлять.
В 1853 году привезли мне в подарок из Гавра много чудесных лес, очень тонких и полупрозрачных, имеющих в то же время (покуда они сухи) какую-то упругость и звонкость струны. Я употреблял их целый год и должен сказать, что сначала они удивительно крепки и могут выдержать самую крупную рыбу, но месяца в четыре, при ежедневном уженье, перегнивают и требуют перемены. Намокнув, они делаются мягки, как шелк, но высохнув, опять получают упругость; они свиты из нескольких удивительно тонких волокон, кажется сырцовых. В Гавре называют их американскими. Рыба берет на них очень охотно. Может быть, это волокны какого-нибудь американского растения.
Приготовляются лесы и из черных волос, но очевидно, что прозрачность белых волос, сливаясь с водою, делает лесу неприметною для рыбы, следовательно лучшею.
То есть одна половина волос кладется комлем вверх, а другая вниз.
Впрочем, фигура наплавка — дело произвольное. Я видал наплавки, очень искусно вырезанные из осокоря, представляющие рыбу, птицу и даже человека; но вообще наплавок бывает в средине толще.
