Ниже была нарисована маленькая ручонка и добавлено пояснение: "Это рука Саши". Письмо ошеломило его, повергло в растерянность. В нём впервые признавалось его отцовство, и делалось это вполне недвусмысленно. В глубине души он в этом не сомневался, но кто ж не знает, как важно тут свидетельство матери?.. А маленькая ручонка привела в такое исступление, что успокоиться смог только на следующий день - после того как сходил на Енисей охладить степными ветрами свою буйную душу".
Думаю, после этой цитаты читатели уже ринулись на поиски книги Белова. А если ещё добавить цитату о связи царицы с неким заезжим молодцом, связи почти вынужденной, ибо у царя Николая, кроме дочерей, ничего не получалось, а страна ждала наследника трона, то интерес к роману ещё более усилится. Хотя и здесь мы не увидим никаких пошлых сенсационностей, скандальности, лишь прочувствуем напряжённое желание и одновременно нежелание самого Николая Второго решить вопрос с продолжением династии. А может, это был и не Чародей, а религиозный лаптизм, который и оказал плодотворное влияние на царя и царицу? Всё может быть. И потом, что значит какая-то мелкая мужская обида, если на кону интересы державы и династии? Не был ли это долг государыни?
Константин Белов не возвеличивает, но и не развенчивает своих героев, он их как бы "обживает", сам живёт внутри них, не побоюсь этих сравнений, и в Ленине, и в Николае Втором. Он и семейную жизнь героев проживает про себя. Можно рассматривать в параллель отношения между Николаем Вторым и Александрой и Владимиром Ульяновым и Надеждой Крупской, а где-то вдали у одного виднеется балерина Кшесинская, у другого - Лена Зарицкая.
Пересечение этих двух семей, двух семейных саг и является, по сути, главной пружиной всего романа. Герои - монарх и бунтарь, революционеры и великие князья, но роман и не революционный, и не имперский. Скорее взгляд на революционеров и аристократов с точки зрения простого горожанина, мещанина, обывателя, жителя Нижнего Новгорода или Симбирска, Гатчины или Причерноморья. По сути, это и есть проповедуемый автором лаптизм. Как он сам объясняет: "Здесь живёт тот народ, с которым мы, мещане, любим заигрывать... Основу такого заигрывания я и назвал лаптизмом: это уверенность в том, что ты выражаешь волю народа и тем самым делаешь историю".
Народ определяет в чём-то и волю монарха, и волю революционера. Вот в этом ряду героев, от Николая Второго до Владимира Ленина, становится и совсем уж вымышленный герой: сначала палач и одновременно мастер по лаптям Иван Фролов, а позже, в третьей части романа, его сын Тимофей Фролов, уже главный производитель лаптей в России. Конечно, своим лаптизмом автор слегка изумляет читателей. Но замените это слово народничеством или социализацией - и всё встанет на место.
На мой взгляд, вся трилогия Константина Белова является ещё одним художественным воплощением давнего русского проекта народной монархии.
Автор никогда не идёт против истины, против реальной истории, лишь добавляет те элементы в сюжет, которых не хватает для придания то поэтичности, то ироничности его героям. По-своему он любит и защищает своих героев, не впадая ни в монархизм, ни в коммунизм. Альтернативные детали лишь оживляют действие, заставляют всех читателей следить за интригой сюжета, вдруг становящегося неожиданным при таких, казалось бы, известных до последних мелочей персонажах. Они оба - страдающие герои, вызывающие сочувствие и жалость. Они оба - неотъемлемая часть России.
Теги: Константин Белов , Уроки
В Ставрополе прошёл первый Межрегиональный форум творческих союзов "Белая акация", названный в честь красивого, благоуханного и хорошо выживающего в засушливых местах дерева, выбранного символом Ставропольского края в ходе Всероссийской интернет-акции "Аллея России".
За десять дней до открытия в пригородном селе Татарка живописцы собрались на фестиваль пленэрной живописи "Гречишкинская весна". Художники писали в тех же местах, где создавал свои работы народный художник Павел Гречишкин, гордость Ставрополья. Этюды, рождённые на холмах и полях пригорода, расцветили фойе Дворца культуры и спорта, где открывался форум. Они стали ярким красочным прологом к встрече одарённых людей.
Героями дня оказались писатели различных областей России - от Санкт-Петербурга до Крыма - и их ставропольские коллеги. Местные авторы представляли гостей - собратьев по перу. Председатель краевого отделения Союза писателей России Александр Куприн эмоционально, ярко рассказал о главном редакторе журнала "Роман-газета" Юрии Козлове, лауреате многих премий, но главное - талантливом мастере слова.
Невозможно описать, кто и как характеризовал именитых писателей: Николая Прокудина, Евгения Шишкина и[?] Вячеслава Малежика.
Главный редактор альманаха "45 параллель" поэт Сергей Сутулов-Катеринич своё детище представил сам. Он напомнил, что изданию стукнуло 25 лет.
Секретарь СЖ России, председатель Союза журналистов Ставрополья Василий Балдицын рассказал, что союз принял решение основать краевую школу документального кино. Связь журналистики и кинодокументалистики очевидна. Под руководством известных режиссёров, сценаристов, операторов начинающие кинематографисты получат первые навыки работы в этом виде искусства, сделают свои дебютные ленты.
Будни форума для литераторов складывались из конференций, творческих встреч писателей с читателями, в том числе и с юными, общения мастеров с начинающими литераторами, из семинара литературного мастерства для литераторов и студентов (причём не только филологов) Северо-Кавказского федерального университета и презентаций "толстых" журналов и книг как приезжих, так и местных авторов. Потом ветви "Белой акации" распростёрлись над Кисловодском.
"Белая акация" позволила читателям увидеть авторов. Это очень способствует тому, чтобы услышать и понять друг друга. Многих она подтолкнула к тому, чтобы попробовать свои силы в документальном кино.
Геннадий ХАЗАНОВ, киновед
Теги: искусство , кинематограф , живопись , литература
Большая семья
Отец
Было такое понятие в XIX веке - человек с правилами. Это означало: до сих пор иду, а уж дальше - увольте. Можно во всеуслышание сказать: "Не пойду дальше", - и быть за это расстрелянным. А можно молча не пойти дальше и - остаться в живых... То есть можно добровольно встать на эшафот - такие люди у меня вызывают восхищение. И в то же время я не могу осуждать тех, кто сохранил себе жизнь, не декларируя свою точку зрения, но и не совершая зла. К таким людям принадлежал мой отец.
Это, кстати говоря, облегчает мою внутреннюю жизнь. То есть я избавлен от необходимости, насилуя себя, за что-либо его прощать. А прощать в любом случае я был бы вынужден. Ибо это было бы, конечно, правильно.
Мне посчастливилось унаследовать у отца его быструю реакцию на все проявления жизни. У нас один стиль юмора. Он хохотал, когда я что-то рассказывал, а я умирал со смеха, слушая его. Ещё похожи мы тем, что при природной лени, при страшном нежелании включаться в чужую жизнь всегда заставляешь себя встать на место человека, у которого проблема, идёшь и пытаешься помочь.
Со стороны могло казаться, что быть сыном Сергея Михалкова - молочные реки и кисельные берега. Но это приносило не одну лишь радость, но и огромные проблемы - те люди, которые не любили моего отца, но не могли до него дотянуться и сделать ему что-то дурное, вымещали свою "нелюбовь" на его детях.
В этом смысле мы с братом нахлебались... Но затем мы с отцом почти поменялись ролями. Если в детстве, отрочестве, юности мне доставалось из-за чьей-то ненависти к отцу, то затем уже ему стало доставаться из-за ненависти ко мне. Но весь этот надоедный шум, звон комариный его ничуть не волновал...
Были у меня в более зрелом возрасте и трудные разговоры с ним, и серьёзные споры.
В какие-то моменты помню отца неожиданно очень жёстким по отношению ко мне. Однажды мы ехали в машине на дачу. Шёл чемпионат мира по футболу, и я торопился к телевизору. И вдруг заспорили о том о сём. Я говорю: "Да ладно тебе, "...а у Тома, а у Тома ребятишки плачут дома". Пишешь всякую ерунду..." Он остановил машину и сказал: "Между прочим, то, что я пишу, кормит тебя, твоего брата и всю семью. Выйди из машины". И, глазом не моргнув, высадил меня и уехал. Я остался посреди дороги и пешком добирался, наверное, километров двенадцать. И, честно говоря, многое понял. Причём не испугался, что чего-то недополучу или меня накажут. Просто подумал, что это ведь чистая правда: какая тут может быть "вольная критика", если питаешься с руки того, кого ты осуждаешь? Или уходи из дома, или принимай всё как есть.
