— совершенно определённый символ — сексуальность и насилие. Есть хорошая байка о том, что создатели игры вовсе не хотели избыточной сексуальности — но таковы были условия работы с изображением. Архаическая дигитализация и видеокарты девяностых позволяли сделать персонажа либо без бюста вовсе, либо с бюстом внушительных размеров. Выбор был сделан почти случайно (как говорят) и понеслось: новое женское начало, и довольно давно (хоть и не всегда) он был намертво спаян с Анжелиной.
Теперь эпоха Анжелины Джоли прошла — звезда осталась там, где превентивная борьба с раком, множественные усыновления и сложные семейные разборки. Решение создателей было, по крайней мере, логичное: поскольку Анжелина уже кончилась, нужно пересаживаться на другую лошадь, и это стали делать не в сиквеле, а в приквеле. Точно так же сделали со «Звёздными войнами».
Новая героиня, новое «лицо бренда», девушка моложе, а стало быть, лучше. Археология — это прекрасно, в ней можно сделать много интересного, а археология с двумя пистолетами Heckler&Koch ещё прекраснее.
06.04.2018
Плагиатор (о поэте Журавлёве и теории заимствований)
Очень легко писать: «Луч солнца не проникал в его каморку». Ни у кого не украдено и в то же время не своё.
Илья Ильф, «Записные книжки»
В 1965 году произошёл случай, который до сих пор широко известен: поэт Журавлев напечатал стихи Ахматовой, приняв их за свои. Зная детали истории, я думаю, что он «честно заблуждался», но его ничего не спасло — даже публичное покаяние.
Итак, в четвертом номере журнала «Октябрь» среди поэтической подборки Василия Журавлева [69] были напечатаны стихи.
Перед весной бывают дни такие:
под плотным снегом отдыхает луг,
шумят в саду кустарники нагие,
а теплый ветер нежен и упруг.
И легкости своей дивится тело,
идешь и сам себя не узнаешь,
и песню ту, что прежде надоела,
как новую с волнением поёшь.
Тогда ещё довольно много людей знали, что это чуть изменённое стихотворение Анны Ахматовой 1915 года, доступное публике отнюдь не в подпольных списках, а опубликованное в официальных сборниках.
Перед весной бывают дни такие:
Под плотным снегом отдыхает луг,
Шумят деревья весело-сухие,
И теплый ветер нежен и упруг.
И легкости своей дивится тело,
И дома своего не узнаешь,
А песню ту, что прежде надоела,
Как новую, с волнением поёшь.
При этом Ахматова была ещё жива, в её записной книжке есть запись о том, что газета «Известия» [70] напечатала статью о плагиате (сказала ли она какое bon mot по этому поводу — мне неизвестно), но для Журавлёва это стало санкционированной гражданской казнью. Журавлёв оправдывался тем, что переписал когда-то эти стихи на листок, листок затерялся, а найдя стихотворение, он принял его за своё [71].
Были, правда, воспоминания Юрия Влодова [72]: «Я был пьяным и развлекался. Гляжу, в ЦДЛ за столиком сидит Василий Журавлёв. Друг Софронова и Грибачёва. Очеркист, руководитель семинара в Литинституте. Аферист, ханыга и прохиндей. Я давно о нём слышал. Говорили, будто бы он спёр эти очерки из журнала «Дальний Восток» пятигодичной давности. Вот, наверное, отчего я к нему прицепился: «Почему бы тебе не быть поэтом? Он моментом: „Ты, что ли, меня сделаешь? Хм… Я, вообще-то, таксёр по профессии. Я тебя понимаю, бля… Всё, заметано! Только смотри, чтоб атаса не было. Хипеж будет — у!“ Мы договорились с ним за пять минут. И у него начали выходить книги. Я сказал, что гонораров мне не надо, я так, интересу ради, это — потом, если приспичит. Жизнь прижала — приспичило. Позвонил, а он стал прятаться, клясться, что, гонорара, мол, не получил. Но я-то знал, что получил. И тут он брякнул: „Известия“ просят подборку — нужно дать. Написал я для него подборку, но внутри поставил два стихотворения Ахматовой. Публикация состоялась и… фельетон в „Литгазете“ — тоже. Я звоню ему: „Ну, что? Так я наказываю, Вася“. Он выступил в „Литературной России“ с письмом: мол, бес попутал, мол, у него в черновиках лежала любимая Ахматова… И исчез. Нет такого поэта Журавлёва» [73].
Но это свидетельство специфическое, противоречивое и путанное, хоть и соответствующее общему тренду. Михаил Ардов пишет: «Но на Ордынке рассказывали и более правдоподобную версию. Якобы этот Журавлев вел поэтический семинар в Литературном институте, там он покупал у студентов стихи, а потом публиковал их под своим именем. А поскольку он платил молодым поэтам очень мало, то один из них решился отомстить ему — продал ахматовское стихотворение как свое собственное. И Журавлев ничтоже сумняшеся его напечатал» [74].
Одним словом, всё как всегда — никаких точных сведений нет, и истина валится в зазор между воспоминаний современников.
Припечатала ситуацию песня Владимира Высоцкого, написанная в 1969 году «Посещение Музы или Песенка плагиатора»:
Я щас взорвусь, как триста тонн тротила, —
Во мне заряд нетворческого зла:
Меня сегодня Муза посетила,
Немного посидела и ушла!
У ней имелись веские причины —
Я не имею права на нытье, —
Представьте: Муза… ночью… у мужчины! —
Бог весть что люди скажут про неё.
И всё же мне досадно, одиноко:
Ведь это Муза — люди подтвердят! —
Засиживалась сутками у Блока,
У Пушкина жила не выходя.
Я бросился к столу, весь нетерпенье,
Но — Господи, помилуй и спаси —
Она ушла, — исчезло вдохновенье,
И — три рубля: должно быть, на такси.
Я в бешенстве мечусь, как зверь, по дому,
Но Бог с ней, с Музой, — я ее простил.
Она ушла к кому-нибудь другому:
Я, видно, её плохо угостил.
Огромный торт, утыканный свечами,
Засох от горя, да и я иссяк.
С соседями я допил, сволочами,
Для Музы предназначенный коньяк.
Ушли года, как люди в чёрном списке, —
Все в прошлом, я зеваю от тоски.
Она ушла безмолвно, по-английски,
Но от неё остались две строки.
