В-четвертых. Много думаю над ХВВ. Есть в нашем замысле что-то, что отталкивает меня от него, как от «Кракена». Наверное, это — сугубый реализм обстановки. Он имеет массу минусов. Невозможность писать всё, что левая нога захочет.[82] Неуверенность в достаточном знании материала. Ограниченность картины в такой постановке сюжета. Можешь меня ругать, но чем больше я думаю, тем больше склоняюсь к мысли делать что-то, вроде «ТББ» — Чужой мир, другие люди, широкая картина, множественность линий, более острый сюжет, меньшая рыхлость, большая концентрированность идей и проблем. Я тоже давеча перечитал тот план — где Бенни Дуров попадает на страшную планету мещан. Что-то в этом есть. Подумай и разубеди меня. А пока целую, твой верный [подпись]
Р. Т.[83] Ленке привет. Слушай, может быть, она сердится, что я ей приветов не передаю. Я, кажется, действительно, в этом отношении хамоват. Так я буду! Ей-богу! Поцелуй ее в щечку, пусть не сердится.
АН продолжает рецензировать приходящие рукописи. Вот для примера несколько его рецензий на рассказы из «самотека».
ИЗ АРХИВА. РЕЦЕНЗИЯ АНС НА РАССКАЗЫ МИРОНОВА, ЛЫСОГОРОВА И КОМАРОВА
Изложение содержания опускаю.
МИРОНОВ «ВЕЧЕР В ГОСТИНИЦЕ»
Рассказ представляется неудачным, и вот почему. Всё происходящее дается через восприятие Катумина, усталого опытного человека, считающего, что ему пора на покой. Он любит свое дело, но оно так надоело ему, что одной глупой фразы («Боже, какая волнующая экзотика!») достаточно, чтобы отвратить его от новой работы. Эпизод с демонстрацией аппарата для записи памяти и реабилитацией фокусника призван, по мысли автора, вернуть Катумина к работе. Получаются, по крайней мере, две вопиющих неувязки. Во-первых, неувязка психологическая. Весьма вероятно, что такой человек, как Катумин, вернулся бы к работе, узнав, что боец сопротивления, незаконно осужденный в период культа личности, строил этот самый город, в котором Катумину предлагают работать. Но фантастическая обстановка реабилитации настолько резко бьет читателя по глазам, что все Катуминские сомнения отступают далеко на задний план, и литературно никому уже нет дела до колебаний героя, на которые автор затратил первую половину рассказа. Во-вторых, неувязка сюжетная. Запись памяти врезана в сюжет грубо, бесцеремонно и наивно, она ничего общего не имеет с замыслом повествования, каким он представляется читателю. Выбор записи памяти как средства реабилитации фокусника и, далее, фактора, влияющего на настроения Катумина, абсолютно произволен. А при фантастичности этого средства — просто притянут за волосы.
МИРОНОВ «ДОРОГИ НАВСТРЕЧУ»
Этот рассказ значительно лучше, хотя бы по замыслу. Вообще чувствуется у Миронова «детская болезнь» фантаста — схватиться за могучую идею, а сюжет к ней приляпать как-нибудь, лишь бы читалось. На этот раз, однако, сюжет не страдает полной непричастностью к научной идее, как это чувствуется в предыдущем рассказе. Правда, и здесь инфраглобатор можно было бы заменить любым другим изобретением, но ведь даже в «Иду на грозу» Гранина выбор темы работы ученых достаточно произволен. Идея сходимости теоретических и экспериментальных путей в современной науке заслуживает внимания, и разработка ее представляет большой интерес для читателя. Но все же рассказ этот тоже нельзя признать удачным. В нем есть интересные сцены, любопытные мысли, однако в целом он производит впечатление весьма непродуманного и недоработанного. Скорее всего, это идет за счет очень банального конфликта и за счет недоверия, которое всегда испытываешь, когда читаешь про ученых-одиночек в наше время. Разумеется, за спиной Лидского и Андрея институт, лаборатория и всё прочее, но в рассказе этого нет, не ощущается. Трудно поверить и в кустарность опытов с неизвестным аппаратом.
ЛЫСОГОРОВ «ГОД 2019»
Рассказ очень любопытен. Несмотря на плачевную неграмотность исполнения, он производит впечатление свежести и большой энергии. Мне представляется, что это самый достойный внимания рассказ из всех. Но его нужно переписать заново. При этом автору следует прежде всего порекомендовать следующие меры:
1) Убрать напрочь традиционную и нелепую фигуру журналиста, субъекта, вставленного для объяснений непонятного, и смело ввести авторские объяснения. Наипростейший прием при этом — сделать рассказ в форме беседы автора с читателем, стараясь, между прочим, по возможности избегать употребления в авторской речи настоящего времени.
2) Убрать ВСЕ — все без исключения остроты персонажей. Сила автора совсем не в этом. Тщательно разработать диалоги, смело вводить в них ссылки на обстоятельства, остающиеся за гранью рассказа.
3) Не злоупотреблять объяснениями и лекциями, помнить, что читатель фантастики, как правило, окончил не менее семи классов и кое-что ему все-таки известно.
4) Чисто вкусовое замечание. Не надо Димок, Вовок и Андрюшек в авторской речи. Только в прямой речи допускать такие фамильярности. Авторская речь должна быть полна достоинства.
Есть много оснований полагать, что Лысогоров сможет обработать свою вещь и довести ее «до кондиции». Взять хотя бы отличные описания микромира. Или умело (не знаю, возможно, это получилось случайно, а может быть, вытекает из повседневной профессиональной практики автора) построенный сюжет.
КОМАРОВ «БУНТ»
Обычный политический памфлет на уровне Розвала. До Лагина, конечно, далеко. Но автор заслуживает внимания хотя бы за отличную мысль: если снабдить неограниченную машину всей фактической и эмоциональной информацией, которой располагает человечество, и запросить ее относительно будущего устройства мира, она ответит: «Коммунизм». Написано грамотно, читается легко. Посоветовать автору слегка сократить рассказ — во-первых, четыре первые страницы, смысл которых всё равно повторяется дальше, во-вторых, убрать недоношенный роман с Джен, который в рассказе роли не играет. Тогда рассказ подожмется, станет более логичным и сюжетно мускулистым. Публиковать, на мой взгляд, можно и нужно. Порядочных памфлетов у нас не так много.
ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 27 ЯНВАРЯ 1964, Л. — М.
Дорогой Аркашенька!
1. Итак, ждем в субботу первого. Когда возьмешь билет, дай еще предупредительную телеграмму для общности.
2. Насчет фурора СВД — это всё моча. Нравится и ладно. Нам обольщаться не след, ибо это всё шуточки. Да и Детгиз, как я понял, не берет. Может быть, он и ПНвС в целом тоже не возьмет?
3. Вот насчет «Москвы» — это здорово. Не верится, конечно, но хочется надеяться.
4. К похвалам французов я уже как-то привык. И к тому, что хвалят нас вместе с Журавлевой. И к тому, что хвалят, как правило, не за то, за что следует. Но всё равно приятно.
5. Альманах при МолГв — это светлая идея. Воистину светлая. Кажется, это единственная редакция, при которой что-то можно делать. Остальные только языком болтают. И подписная библиотечка — тоже вещь. Правда, нечто подобное собирались, по-моему, делать уже несколько раз, и каждый раз все увядало и отцветало, как те хризантемы в саду.[84]
6. Экзы «Новой сигнальной» получили все, кому следовало. «Ф-63» и «ЧС» привози, конечно. Ощущается острый в них недостаток.
7. Послесловие Нудельмана — отлично! Я очень рад.
8. Наши гиганты задумали одну штуку, о которой пока, наверное, не стоит особенно шуметь. Дело в том, что сюда приезжал Косолапов, выступал где-то с пропагандой чего-то. Вездесущий Хейфец, как всегда страшно нуждающийся в средствах, отвел его в сторонку и предложил издать в Гослите книжку — сборник статей о современных фантастах. Косолапов сказал, что это было бы очень хорошо. У нас, сказал он, лежит в редакции несколько заявок на такие книги, но это всё чудовищные тома по пятнадцать-двадцать листов, издавать которые нельзя из-за недостатка бумаги. Это старики, продолжал он, не умеют писать коротко; вот взялись бы вы, молодые!.. Молодые, конечно, взялись. Заявка уже написана и сдана. В книжке будут статьи о Леме (Хейфец), о Брэдбери (Брускин), о Стругацких (Травинский), о Ефремове (кажется, Урбан), еще о ком-то, не помню. Брандису и Дмитревскому, чтобы не обижались, собираются дать вступительную статью («Опытные, заслуженные критики представляют вселенной пытливую талантливую критическую молодежь»). Мне эта мысль очень нравится, хотя боюсь, всё это останется втуне. Кроме того, возникла еще колоссальная идея: созвать конференцию фантастов при «Звезде» — по-домашнему, с трепом, с руганью, с выездами в места скопления творческой молодежи (в кафе к физикам и к химикам). Все продумано до деталей, но не ясно пока, зачем нужна эта конференция и что на ней делать, кроме распития спиртных напитков и бешеных споров о дефинициях.
9. В Лрде объявилась еще одна женщина-фантаст — физик по фамилии Ларионова. У Володьки лежит ее повесть, говорят, неплохая. Володька сказал, что это довольно мрачная смесь Лема, Стругацких и Варшавского. Похоже на то: я не читал, но бегло просматривал. Володька выяснил, что ее любимые фантасты Лем и Стругацкие («не всё, конечно…»).
