Животных сильно пугают глаза чужака. Некоторые бабочки не способны ничем себя защитить, кроме демонстрации пятен на крыльях, похожих на большие выразительные глаза. Особенно отличается этим бабочка - павлиний глаз. В момент, когда ящерица или птица готовы ее схватить, бабочка, шевельнув крыльями, показывает эти «глаза», ошеломляя охотника, и выигрывает время - взлететь и спрятаться. Другая бабочка (мертвая голова) имеет на спине рисунок, почти повторяющий затылочное украшение на капюшоне кобры. А зачем кобре нужен этот пугающий, похожий на чей-то лик с большими глазами рисунок? Возможно, для того, чтобы обезопасить свой тыл. Распущенный капюшон означает возбужденье змеи. Вниманье ее приковано к тому, с чего она обязана не спускать глаз. Остановить нападение с тыла в этот момент крайне для кобры важно.
Конечно, тут рассказано лишь о некоторых примерах защиты. Испугать - лишь один из способов уберечь жизнь. Есть еще способы защититься - стремительно убежать, затаиться, наконец, показать силу. Но силы многие не имеют, потому-то и важно выиграть время, прикинуться сильным.
24.07.2003 - Все начиналось с козы
Машка на страже.
Сразу представлю вам Любовь Николаевну Осипьянц. На снимке она с лошадью Майкой. На лошади Любовь Николаевна, по ее словам, «ездит, как казак», но кобылка сейчас жерёбая, и сняться решили вот так, в обнимку. «Странные повороты бывают в жизни, - рассказывает владелица резвой кобылы, - родилась я в Москве, жила в Рязани, училась в Смоленске, потом оказалась с мужем в Ташкенте. Делом жизни были физкультура и спорт - преподавала, несколько раз подряд была чемпионкой Рязанской области по велосипеду. А сейчас уж и не знаю, как себя называть, - вожусь со скотиной и птицей. Хотите посмотреть - приезжайте».
Познакомились мы с Любовью Николаевной в автобусе, шедшем из Рязани в Москву. Когда она стала перечислять все, что имеет в своем хозяйстве, я с удивлением открыл рот. «Но это ж настоящий Ковчег! Иные с одной коровой едва справляются...» «Приезжайте летом - сами увидите».
И ВОТ С РЯЗАНСКИМ другом Иваном Павловичем Назаровым на его «жигуленке» едем мы в деревню Насурово, а оттуда - в сельцо с названием Вёшки, образованное будто бы казаками с Дона в 1647 году. Сельцо живописное, со взглядом в луга с перелесками, над которыми кричат чибисы. Летом сельцо оживает - много приезжих из тех, кто тут обретался когда-то, но зимой «только из одной трубы идет дым».
Изба Любови Николаевны - крайняя к лугу, и нас, оглядываясь на хозяйку, встречает приземистая овчарка с прозаическим именем Машка. Как оказалось, это вторая правительница всей жизни в этом дворе. «Она мгновенно понимает мои желания. Покажу рукой в сторону далеко ушедших коров, и Машка с «подпаском» - маленькой преданной ей Бимкой - немедленно пригоняют коров поближе».
Да, все тут, как и рассказывала в автобусе моя попутчица. В пруду напротив избы плавают выросшие уже в этом году пятнадцать гусей. «С ними какие заботы! От лисы сами себя берегут - чуткие. Ночевать во двор вечером аккуратно - часы проверять можно - приходят». Три десятка кур ходят во дворе, на лугу и рядом на огороде. У трех наседок - цыплята. Шесть кошек, живущих тут же, могли бы цыплят извести. «Нет, Машка приучила их понимать: это - табу! Выволочка последует сразу, как только в кошке заподозрено будет естественное для нее желание». Независимы тут индюшки. Нарядный и важный, как заслуженный генерал, ходит индюк в полной уверенности, что он тут главный. Он всех задирает, но соперника главного видит тут в петухе. Петро, не единожды битый, со спесивым американцем не связывается и, если что, бежит к Машке, знает: она в обиду не даст. Уверенно во дворе ведут себя и индюшки. Петух попытался установить над сообществом их контроль, но был потрепан индюшками так, что уже и не думает этими странными курами верховодить. Пять индюшек ведут себя вольно: совершают экскурсии со двора в луговые дали - ловят кузнечиков и всякую, заметную только им, мелюзгу. Машке надо в оба смотреть, чтобы глупые, с ее точки зрения, птицы все-таки знали границы дозволенного, - в прошлом году вдали от двора лисы порешили больше десятка индюшек.
Сами по себе живут жадные до еды утки. Покормившись во дворе, они строем идут к пруду и в обществе степенных гусей хватают ряску и что-то еще со дна. Им опасаться надо разве что ястреба, который имеет засаду на старой ветле - кого-нибудь сцапать. «А в прошлом году несколько кур утащила каким-то чудом залетевшая сюда полярная сова. Белая, как снег. Небоязливая. Сядет вот там на кол и головой крутит».
Что же еще... На виду дремлет, отмахиваясь хвостом от мух, лошадь Майка. У нее тут много разных работ - возят на ней дрова, сено, пашут на огороде. Но этим летом жалеют - ждет жеребенка. Рядом с ней, силуэтами на зелени луга, виднеются бык, четыре коровы и три бычка. Раздолью, которое они тут имеют, позавидовала бы любая корова. В этом году трава по пояс. Дело хозяйки двора - следить, чтобы не объелись, не раздуло бы, как это бывает с коровами. Тут хорошо видно: молоко у коровы на языке. Старшая сейчас, в середине лета, дает более сорока литров в день. Три бычка жиреют, беспечно нагуливают тело в лугах, не ведая того, что будет с приходом осени...
Есть в хозяйстве еще пугливое, очень послушное Машке стадо овец (с ягнятами - более тридцати). Эти благодарно бегут на луг, если с тесного двора их выпустят попастись, но Машка знает, когда водворять их на место, и стоит овцам только увидеть бегущую к ним собаку - немедленно, тычась мордами в зад друг другу, бегут в загородку.
Знаменитость во дворе - тесно живущий хряк и подруга его - свинья какой-то особой американской мясной породы с шестью поросятами. Все они необычного кирпичного цвета, и если у старших это не очень заметно из-за любви всеми свиньями к грязи, то чистые поросятки похожи на большие зажаренные сосиски.
- ДА ЭТО почти Ковчег! - говорим мы с Иваном Павловичем, изумленные обилием жизни на этом дворе. - Но как удается вам всех обиходить?
- Управляемся вдвоем с сыном. На нем еще и забота об огороде. Я ковыряться в земле не люблю, а он по профессии - агроном.
- С чего же все началось?
- Когда в 92-м уехали из Ташкента, ломали голову: чем заняться? И, поселившись тут в маминой избе, завели для начала козу.
- Где же она?
- Расстались. Уж больно непоседливая и строптивая бестия оказалась - все кругом обглодала. Продали (почти отдали) за банку меда. А потом пошло, пошло - куры, гуси, корова, овцы...
Любопытно, что обилие живности во дворе - не желанье разбогатеть. Главным мотором столь необычного животноводства являются любознательность, интерес к животным, страсть наблюдать за их повадками, сообразительностью.
- Я, Василь Михалыч, была прилежной зрительницей передачи «В мире животных», много о животных читала. И вот, представляете, практически городской человек, окружила себя этим «миром». Солнце не успело взойти, а этот «мир» уже блеет, мычит, кукарекает, квокает, лает. С точки зрения экономической много во дворе лишнего и ненужного. Но у меня нет желания разбогатеть. Пойдемте в избу - увидите.
В избе стоят два продавленных старых дивана, на столе - алюминиевый чайник, термос и кастрюлька с гречневой кашей. Никакой даже видимой заботы о сколько-нибудь устроенном быте.
- На это времени, как понимаете, не хватает. Весь день и до часу ночи - на ногах. Все ведь живое, все требует внимания и ухода. Но мечтаю еще и страусов завести...
Соображение: в увлечении этом все же надо иметь пределы, Любовь Николаевна понимает.
- Вы правы, до безумных размеров все умножать нельзя. Кое-какие границы я уже определила. Но принцип все-таки остается: мне это все интересно.
Разговор наш, сидя на кровати, наблюдает глухая, почти столетняя бабушка Настя - мать Любови Николаевны. Она вряд ли что-нибудь из происходящего за порогом избы понимает, но кивает головой, соглашается.
- А с экономикой так. Молоко почти тут же, во дворе, потребляется - поросята, ягнята, кошки. Литров сорок могла бы и продавать, но кому? Никто сюда не заезжает, а самой отлучиться нельзя. Главный доход на жизнь - выращенные к осени бычки и овцы. Все богатство мое перед вами: инкубатор, сепаратор, соковыжималка, да вот еще радость - сотовый телефон. Берегу еще чемпионскую майку в память о временах, когда безумно любила велосипедные гонки. И вот еще ветеринарный ящик с лекарствами и разными причиндалами - подопечные-то мои иногда и болеют, да и соседи бегут: «Люба, зайди - что-то с моим поросенком...»
ОБЕД Любовь Николаевна приготовила у подруги-соседки - «там поуютнее». За столом много было рассказов о происшествиях и разных случаях во дворе. «В прошлом году маленьким поросятам настелили овечьей шерсти. Они так к ней привыкли, что, когда уже стали бегать, валили овцу и рядком ложились на ней погреться. Будете смеяться: овца не противилась».
