Зейнабитдинов рассказывает, что акромисты на самом деле в политику не лезли, а занимались только бизнесом и благотворительностью. Например, строительная фирма одного из них даже возводила дом для хокима (губернатора) области. Все преследования против них начались с того момента, как в Андижане сменился хоким. Новый глава области хотел прибрать к рукам их бизнес, поэтому против них и возбудили дело по статьям, которые предусматривают конфискацию имущества. Однако правозащитник добавляет, что все акромисты были очень религиозными, а своим учителем считали Акрома Юлдашева, уже шесть лет сидящего в тюрьме. Юлдашев тоже был известным андижанским предпринимателем, его обвинили в религиозном экстремизме после того, как он написал книгу «Путь к вере».
— Обвинения были просто бредом, притянутым за уши. С самого начала суда, с февраля, их близкие, друзья собирались около суда. А в эту среду завершились прения и судья объявил, что время и место оглашения приговора будет объявлено дополнительно. Но, по моим данным, приговор акромистам прочитали прямо в тюрьме еще в четверг. Именно это и подвигло их на бунт.
— А когда вы с ними последний раз разговаривали? — спрашиваю я.
— Утром в пятницу они мне звонили из здания хокимията. Просили, чтобы я организовал им пресс-конференцию. Но я уже ничего не мог сделать.
— А что сейчас с ними стало? Их всех расстреляли?
— Я не исключаю, что кто-то из них мог выжить. У меня нет никакой точной информации, но вполне возможно, что сейчас будет продолжаться партизанская война. Вы сами видели, сколько здесь убитых. И не только акромистов, их друзей. Это и простые люди, митинговавшие на площади против правительства, да и случайные прохожие тоже. Сейчас у многих есть причина мстить.
Я выхожу от Зейнабитдинова. По дороге в гостиницу таксист рассказывает мне, что у его соседки на площади погиб сын. Утром он, уходя из дома, сказал жене: вот возьмем хокимият, и нам каждому дадут по $3000. «А утром привезли его труп. Сейчас мать плачет: „Зачем нам нужны были эти доллары?“».
Посреди проспекта Навои, со всех сторон оцепленного, наблюдается необычное скопление людей в штатском. Это странно, потому что обычно автоматчики всех отгоняют на тротуар, требуя не ходить по проезжей части.
— Это руководители УВД, — шепчут мне прохожие, и я кидаюсь к ним с вопросом о количестве погибших.
Мужчины хмурятся и отворачиваются.
— А кто отдал приказ стрелять? — не унимаюсь я.
— Никаких комментариев, — шепчут они и спешно рассаживаются по машинам.
Неподалеку от этого места ко мне подбегает женщина.
— Вы из России? И почему нигде у вас по телевидению не говорят, что мы сами рады этим милиционерам? Мы просим их защитить нас от этих голодных. Милиционеры все правильно делают, защищают нас от этих варваров. Мы же сами все видели, как их три месяца готовили, подкармливали возле здания суда. Наверняка готовили к этому безобразию, — горячится она.
— А вы кто? Откуда? — интересуюсь я.
— Я из неправительственной организации, которая называется «Шанс». Напишите, что меня зовут Ольга. Нет, напишите лучше, что меня зовут Алия. Я вам правду говорю, можете хоть у кого спросить. А ну, подтверди, — машет она проходящим мимо парням.
— Да нет! Что ты врешь?! — набрасываются на нее парни.
— Вы ее не слушайте, она ничего не знает и всего боится. Наверняка все это время дома просидела, одними слухами питаясь, — пытается увести нас Ахмад.
— Милиция! Милиция! Спасите, меня сейчас эти голодные убивать будут! — кричит Ольга-Алия и бежит навстречу автоматчикам.
Они не двигаются, но и на мушку ее не берут.
— А ты не боишься тут с журналистами ходить? Ведь, наверное, кто-нибудь может на тебя донести, — спрашиваю я у Ахмада.
— Да нет! Ты что! Ты же видишь, что вам люди очень рады. Зато если бы я с военными ходил, тогда бы меня ненавидели.
Вечером весь Андижан собирается возле телевизоров — смотреть пресс-конференцию президента Каримова. Глава государства терпеливо, в течение полутора часов, поглядывая в бумажку, озвучивает официальную версию произошедшего в Андижане. Сначала по-узбекски, а потом то же самое — по-русски — для журналистов.
В холле гостиницы «Интурист» собираются все постояльцы, сотрудники и даже жители соседних домов.
Президент начинает с предупреждения, что журналистам, аккредитованным в Узбекистане, не стоит называть акромистов «восставшими», потому что он сам считает их бандитами. Он говорит, что сам был очевидцем событий, потому что в восемь утра в пятницу прилетел в Андижан.
— Это неправда, — шепчут зрители, — не было его в городе. Может быть, один час в аэропорту посидел и уехал.
Президент рассказывает, что акромисты требовали освободить из тюрем всех их единомышленников и сторонников.
— А вот это правда, все так и было, — кивают зрители.
Президент рассказывает, что боевики прикрывались от огня женщинами и детьми. Зрители морщатся и молчат. В конце пресс-конференции Ислам Каримов начинает философствовать. Вспомнив о революции в Киргизии, сравнивает ситуацию в государстве с паровым котлом. Иногда надо выпускать пар, а если крышка затянута слишком туго, то котел может взорваться, напоминает президент.
— В чем смысл? О чем он говорит? Если в Киргизии была туго затянута, то у нас она вообще перетянута, — недоумевают зрители. — Или он думает, что, расстреляв мирных граждан, он выпустит пар?
Утром в моем гостиничном номере раздается:
— Администрация гостиницы, — говорит голос за дверью.
Я открываю и вижу человека в черном, с автоматом, в бронежилете и в каске. Он предельно вежлив, интересуется, все ли у меня в порядке и нет ли жалоб. Вдруг у него звонит мобильный телефон. Чтобы вытащить его из кармана, он снимает автомат и кладет его на стол. Чтобы поднести трубку к уху, следом снимает и каску. Прием плохой, поэтому он отходит к окну. Следом заходит его напарник и видит странную картину. Я стою у стола, передо мной автомат, а сержант в черном стоит ко мне спиной.
Внимательно проверив все мои документы, они начинают увещевать меня:
— Вам лучше уехать из города. Отдохнули — и хватит! Туристы… Понимаете, да? Там ведь еще много их бегает. Ну, этих…
— Кого? — допытываюсь я.
— Ну, придурков. Они вооружены. А еще, кроме них, там есть преступники, криминальный мир, который выпустили из тюрьмы. Они могут попытаться взять заложников. Например, нас или вас. Для сенсации. Поэтому вы понимаете, что мы больше не можем нести ответственность за вашу безопасность.
— А до этого могли? — интересуюсь я.
— Не надо спорить. Мы из Службы национальной безопасности. Нам приказано охранять не вашу безопасность, а безопасность государства.
«Коммерсантъ», 16.05.2005
17 мая 2005 года
Вчера в Ташкенте прошел митинг памяти погибших в минувшие выходные в Андижане. Массовых протестов не было. На митинг пришли несколько узбекских правозащитников с гвоздиками и около 30 российских журналистов с вопросом: почему никто в столице не реагирует на события в Андижане? Свой ответ на этот вопрос получил и я.
Как это ни странно, жители Ташкента знают о том, что случилось в Андижане. Вернее, догадываются. Местные СМИ сообщили о случившемся только то, что сказал в своем выступлении президент Ислам Каримов. Но для многих и этой информации было достаточно.
— Представляешь, прихожу домой, кидаюсь к телевизору, пытаюсь узнать, что там и как в Андижане. А там ничего — черный экран, — жалуется мне местный предприниматель Шукрат, — и радио тоже молчит. Ну просто смех. Когда ничего не происходит, все у нас работает, все нормально. Но чуть что случись — хоп, и они выключили рубильник. Никакого телевидения. Так что мы уже по этому научились определять: если телевидение не показывает, значит, опять происходит что-то страшное. А еще одно правило: на самом деле все не так, как говорят власти, а наоборот. Если правительство говорит, что жертв мало, значит, их — горы. Если утверждает, что террористы напали, значит, силовики кого-то покрошили и теперь отмазываются. Так все было в Андижане, да? Расскажи!
Шукрат, конечно, лукавит. Информации в Ташкенте намного больше: ее черпают из Интернета, из новостей спутниковых каналов «Би-Би-Си» и Euronews. Да и российские каналы местные власти не всегда вырубают вовремя.
— Я тут как-то прихожу домой, включаю телевизор, а там говорят: «Каримов — самый жестокий правитель в СНГ». Я аж вздрогнул, зову жену. И сразу же — хлоп. Выключили нам телевидение. Снова отдыхаем.
Еще один надежный источник информации — звонки родственников. Городские телефоны во многих городах Ферганской долины не работают, но мобильная связь, хоть и нестабильная, есть. «Силовики же тоже пользуются „соткой“, поэтому и не могут ее выключить», — объясняли мне в Андижане.
