Это маленький очаг рабовладельческого общества, где историк может наглядно изучить методы работорговли, способы наказания провинившегося раба, рационы питания из непроваренной каши, нехитрые забавы невольников в виде попоек под музыку старенького кассетника, а также показательные казни, когда строптивый раб забивается насмерть железной трубой, кладется под медленный оранжевый каток с шипами и многотонными валиками. Если искать в России самых несчастных, обездоленных людей, то это не матери-одиночки, не вдовы погибших десантников, не беженцы и погорельцы, а эти отверженные, потерявшие имена люди, выловленные умелыми ловцами в джунглях современной русской жизни, привезенные на коммерческий "полигон" для выполнения рабской работы. Роясь в отходах, они сами являются отходами "демократических реформ", которые превратили некогда могучую и цветущую страну в страшный мусорный "полигон".
В чем мучительная эстетика распада, болезненное влечение, заставляющее созерцать тление, разрушение, разложение? Что заставляло живописцев Ренессанса писать анатомические театры с разъятыми трупами? В чем патологическая красота развалин, военных руин, обращенных в лунный пейзаж городов, затонувших кораблей, подбитых танков? И разве "Ад" Данте Алигери — не описание страшного могильника погибших душ, в который неотрывно вглядываются живые глаза с ужасом и наслаждением? А Иероним Босх, создавший свои бреды и кошмары, разве он не поставил бы мольберт на этом мусорном "полигоне", где в смрадных испарениях туманятся обломки цивилизации, корчатся страшные маски умершей эпохи, валяется облезшая кожа отторгнутых идеалов и истин, блестит смрадная слизь загубленных репутаций?
Свалка — в копошении странных уродцев, кривых горбунов, лысых колдуний, ошпаренных кипятком двуглавых младенцев. Вот проползает на перебитых ногах размалеванная, с напомаженными губами обезьяна, похожая на демократическую поэтессу. Следом, вприпрыжку, голый, в бронежилете, с возбужденными чреслами, в намалеванных по голым бедрам лампасах проходит генерал, расстрелявший Дом Советов. С усиками на крысином лице, злобный, с тихим повизгиванием проскальзывает юрист, составивший текст "Беловежского соглашения". Из мусорного брикета, как из гнилой копны, с огрызками арбуза на ушах, с колечками кислых огурцов на скрюченных пальцах, с берцовой костью в гнилых зубах вываливается по-медвежьи разрушитель страны весь в трупных пятнах, в гниющих фиолетовых венах на мертвенном лице. И над всем, в промозглом небе — непрерывное мелькание нетопырей, птеродактилей, испачканных пометом ворон и чаек. В напряженных когтях пролетающей черной птицы — обломок двуглавого золотого орла и рубиновой красной звезды.
Лучезарный Космос наполнен обломками спутников, ракет и погибших межпланетных станций. История завалена уродливыми обломками минувших эпох. Земные народы, некогда цветущие, стоязыкие, теперь превращены в свалку умирающих этносов, растоптанных третьесортных государств, над которыми высится победный столп Манхэттена, объявившего себя вершиной мироздания.
Смерть превращает бытие в абсурд. Вселенную — в место казни. Бога — в палача. Стремление к справедливости и гармонии — в источник непрерывных страданий. Земная юдоль с лазурным небосводом, любимой женщиной, молитвенным благоговением становится камерой пыток, где отбирают твоих любимых и близких, а потом самого кладут на больничную койку, вкалывают в вену иглу, и ты сквозь тупую боль видишь черную дыру Мироздания, которая приближает к тебе свои жадные губы. Ад становится победителем Рая. Прячет в своих угрюмых глубинах историю отдельной жизни и всего человечества. "Восстание Ада" — есть мечта о воскрешении мертвых. "Революция преисподней" — есть сокровенная, заложенная во Вселенную страсть. Христос, сойдя с креста, спустился в Ад и совершил чудо воскрешения. Одел бренные ржавые кости в дышащую плоть, окропил скелеты красными кровяными тельцами, вывел мертвецов из мрака на траву, под лучезарное солнце.
Святость кладбищ, неприкосновенность памятников старины, драгоценность археологических раскопок — люди готовятся к воскрешению, к преодолению смерти, к бессмертию. В научных лабораториях строят "геном", отыскивают голографическую природу души. В храмах и монастырях совершенствуют грешного, падшего человека, устремляя его к богоподобию. Художники, музыканты, поэты управляют магическими энергиями мира, уподобляясь Творцу, сотворяют одушевленные миры. Грядет Пасха. Люди чаят Второе Пришествие, явление Христа, который через огонь и плазму, взрывы звезд и преображение материи создаст нетленные Землю и Небо, населенные ангелоподобным человечеством.
Христос, Бог бедных и верящих, опустится с неба не в "Городе Золотых Унитазов", не в кристаллическом небоскребе Манхэттена, не в малахитовых и разукрашенных залах Кремля. Он откроет свой лик не богомильным проповедникам, не фарисействующим епископам, не лукавым вождям и лидерам. Он придет в дом вдовы командира "Курска", невесты десантника Шестой роты. Откроется нищенке у Савеловского вокзала, бомжу на свалке отходов.
Из мглистого предзимнего неба в районе Солнечногорска, под Хметьевом, вдруг прянет ослепительный луч. Откроется в тучах лучезарное окно. По лучу в белых ризах, с золотым венцом на гиблое место, на мертвую зловонную свалку с копошащимися бомжами спустится Спаситель. И станет эта смрадная убитая земля — "яко снег". И все, кто нищ духом, кто обижен и попран, кого согнуло непосильное горе, кто замотан в лохмотья и пропитан ядовитым дымом помоек, все будут взяты в Царство Бессмертия.
Ночь над "полигоном". Воспаленно светя огнями, мчат по бетонке "мусоровозы". Угрюмо, сминая мусор, движутся катки. Мелькают фигуры в лохмотьях. К звездам, туманя мерцающие холодные россыпи, подымается льдистый пар. Летят в небеса молекулы распавшегося вещества, сочетаясь с бесчисленными атомами, из которых когда-то были слеплены храмы и короны царей, женские тела и бесследно исчезнувшие манускрипты. Из этих атомов состояли мой убитый под Сталинградом отец и убивший его немецкий солдат, Сталин и Гитлер, колесница Цезаря и танк Т-34. Из Космоса летят на землю неслышные волны энергий, омывая все сущее на земле, связывая его с Мирозданием. И в этих неслышных и незримых волнах присутствует тайная весть о неизбежном воскрешении. Высоко, среди звезд, едва различимый, состоящий из прозрачных лучей несется осенний Ангел. Чуть слышно трубит в печальную дудку осени.
1
2 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="
"; y+=" 44 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--
45
[email protected] 5
[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]
Александр Ефремов ВЕРТОЛЕТ
Вот и завершилась многомесячная телеэпопея под названием "Курск". Больше года полоскали мозги зрителя в холодных водах Баренцева моря. Нескончаемые репортажи, повседневные комментарии "специалистов", чиновников, конструкторов, заверения Клебанова, Касьянова, Куроедова, "самого"... Надрывные кричалки сквозь ветер корреспондентов "с места события". Создание пресс-центра размером с дворец спорта. И все для чего — чтобы результатом этого "гиперпиара" стало надуманное и трусливое увольнение из рядов ВМФ офицеров-патриотов Попова и Моцака.
Финальной картинкой телеленты "Гибель субмарины" можно считать кадры беседы угрюмого президента с угрюмым генпрокурором, где будто бы и решилось, наконец, что главным ответчиком за трагедию станет командование Северным флотом. Особенно — самые преданные этому флоту люди.
Не случайно тоскливое и мрачное действо — подъем искореженного подводного гиганта с останками героев в нем — стало столь растянутой во времени и затяжной информационной операцией ТВ путинского времени. Она имела как минимум две цели. Первая — показать всесильность президента. Мол, сказал: "Поднимем", — значит, поднимут. Вторая — задолбить в народ пессимизм, безнадегу, подавленность: теперь, дескать, можем мы только "поднимать", разгребать завалы, хоронить — да и то лишь при помощи Запада. Как только не смаковали журналисты название голландской компании "Мамонт", наименование баржи "Гигант". Похоронно-подъемная волынка звучала с параноидальной настойчивостью: "Просверлили еще одно технологическое отверстие! Баржа "Гигант" прибыла в порт Киркинес! Вот-вот! Только что!.."
