Где находится гериатрический кабинет? Как добраться до поликлиники? Есть ли там аптечный пункт? Чем лечиться и как правильно питаться при тех или иных заболеваниях? Ответы на эти и другие вопросы пациенты старшего поколения найдут в специальных информационных брошюрах, подготовленных департаментом здравоохранения Москвы в рамках пилотного проекта «Забота».
[?]В 1991 году Организация Объединённых Наций рекомендовала правительствам всех стран включить в свои национальные программы пять принципов ООН в отношении пожилых людей: независимость, участие, уход, реализация внутреннего потенциала, достоинство. Столичные власти убеждены: именно развитие гериатрической службы поможет сделать жизнь лиц преклонного возраста полнокровной.
Теги: здравоохранение
[?]Подъезжая к библиотеке, Гена увидел перед входом прикнопленный к доске ватман с броским объявлением:
ТАК ЖИТЬ НЕЛЬЗЯ!
Творческая встреча
с видным журналистом,
специальным корреспондентом
газеты "Мир и мы"
Смелковым Г.П.
- Оперативно! – оценил москвич.
– А то! – гордо кивнул пропагандист.
– Жили, жили, а теперь, значит, нельзя? – посопев, заметил водитель.
Столичную знаменитость на ступеньках библиотеки с нетерпением ждали Болотина и Мятлева. Елизавета Вторая смотрела на часы, как спортивный судья на секундомер. Зоя успела переодеться в тёмный брючный костюм, шедший ей необыкновенно, распустила волосы по плечам и подкрасила глаза. Лицо её светилось женским торжеством, раздражавшим начальницу.
– Ну скорее, скорее! – нервно торопила директриса. – Люди ждут!
– Люди у нас коммунизма ждут семьдесят лет. И ничего… – громко, специально для похорошевшей Мятлевой произнёс Смелков.
Колобков поощрительно, но незаметно ткнул нового друга в бок.
– Оставьте вашу искромётность для читателей! – буркнула Болотина.
В зал набилось человек триста, хотя помещение было рассчитано от силы на двести: сидели на подоконниках, теснились в проходах, двери нарочно распахнули, чтобы оставшиеся в коридоре могли, вытягивая шеи, услышать приезжее светило. На сцене стояла полированная, кое-где облезлая трибуна, напоминающая пляжную кабинку для переодевания. Гена наткнулся на это смелое сравнение в журнале «Юность», в нашумевшей повести «ЧП районного масштаба», и с тех пор оно не выходило из головы. К трибуне примыкал стол, покрытый зелёным, в белёсых пятнах сукном. Посредине стоял непременный пузатый графин, окружённый гранёными стаканами. В президиуме монументально восседал лысый дед с распаренным лицом и косматыми бровями, закрученными на концах, как усы. На ветеране был двубортный коричневый пиджак, превращённый наградами, в основном юбилейными, в чешуйчатый доспех. Рядом суетился кучерявый человечек – настраивал диктофон размером с обувную коробку. Колобков, усаживая гостя в президиум, кивнул на длинноволосого тощего джентльмена, стоявшего у стены, по-байроновски скрестив руки на груди. Желчное лицо его мелко подёргивалось и кривилось странной, перевёрнутой улыбкой: уголки губ были опущены, линия рта обиженно изогнута, и тем не менее человек улыбался.
– Вехов! – шепнул Илья.
– Тот самый книголюб?
– Тот самый. Обязательно будет наезжать на партию!
– Не первый год на этой работе.
– Держись, брат!
С этим словами пропагандист по-мальчишески спрыгнул со сцены и уселся рядом с Зоей в первом ряду.
– Илья Сергеевич, вы-то куда? – удивилась Болотина. – Пожалуйте в президиум!
– Елизавета Михайловна, не отрывайте партию от народа! – весело ответил тот и остался на месте.
Смелков поздоровался с соседями по президиуму. Ветеран руки ему не подал, а, шевельнув бровями, окинул столичную штучку недобрым взглядом, словно особист – ненадёжного бойца. Зато кучерявый буквально затрепетал от восторга:
– Пуртов. Евгений. Ответредактор газеты «Волжская заря». Мы вас так любим! «Мир и мы» – это нечто…
– Спасибо, коллега!
Услышав слово «коллега» от московского светоча, местный журналист благодарно задохнулся и сморгнул слезу счастья. Елизавета Михайловна взяла потрескивающий микрофон и произнесла краткую вступительную речь, в которой, конечно же, мелькали главные слова: «перестройка», «гласность», «ускорение», ещё недавно такие звучные, лучистые, они за три года как-то помутнели. С особой интонацией, глядя на Вехова, директриса укорила тех, кто под видом борьбы с отдельными недостатками на самом деле ведёт подкоп под главные завоевания социализма.
– …А гласность превращает в горлопанство! – закончила она.
– А нам не нужна гласность для подголосков! – поставленным голосом ответил книголюб и широко зевнул, показав отличные хищные зубы.
Геннадий Павлович, слушая вполуха, изучал аудиторию. В первом ряду, таинственно потупив глаза, сидела Зоя. Колобков, млея от близости, жарко шептал ей в ушко какой-то смешной вздор. Она, чуть отстраняясь, терпеливо улыбалась и качала головой. Смелков почувствовал в сердце ревнивое недоумение: ему завтра надо возвращаться в Москву, а удивительная библиотекарша останется здесь, в Тихославле, с этим номенклатурным клоуном. Жаль! Он вздохнул и всмотрелся в зал. Здешний народ сильно отличался от столичного, люди одевались единообразнее, проще, беднее, но в лицах была живая ещё доверчивость, а не сытая московская ирония.
– Ну а теперь мы попросим выступить нашего гостя – специального корреспондента газеты «Мир и мы» товарища Смелкова, – объявила Елизавета Вторая. – Геннадий Павлович приехал из самой столичной гущи. Может быть, он объяснит нам, непонятливым, как будем жить дальше?
– …И что будет с родиной и с нами! – тряхнул головой Пуртов.
У него была забавная манера – он беззвучно шевелил губами, повторяя слова выступающего, кивая или в случае несогласия мотая головой, точно цирковая лошадь. Ветеран слушал, окаменев лицом, и только бровями реагировал на сказанное: если дед был «против», они сурово сдвигались к переносице, а если «за» – уползали на лоб. Выступление директрисы явно ему понравилось.
Смелков встал, потрогал холодную пробку графина, прошёл к трибуне, проверил, взявшись за края, её устойчивость, и ему пришла в голову дикая мальчишеская фантазия: незаметно расстегнуть брюки и по окончании выйти из «кабинки» в одних трусах, купленных в «Тати» и усеянных крошечными Эйфелевыми башнями. Он загадочно улыбнулся Зое. Она посмотрела на него с ожидающим восторгом, как на фокусника, который вот-вот достанет из рукава не цветок, не гирлянду и даже не голубя, а нечто невиданное, к примеру, сказочную птицу, которая полетит над страной, махнёт радужным крылом – и всё сразу переменится, зацветёт, заблагоухает, жизнь станет честнее, умнее, богаче, благороднее. Впрочем, что-то подобное светилось в глазах почти у всех, пришедших на встречу с золотым пером.
И он заговорил. Смелков умел выступать – «держал зал». Но сегодня от Зоиного присутствия он обрёл в сердце лихорадочный азарт, почуял летучую ясность мысли, в него вселился велеречивый бес вдохновенья. Гена не говорил, а чеканил слова из благородного металла:
– «Так жить нельзя…» – написали вы в объявлении. И я подумал: как же так? Жили, жили – и вдруг нельзя. Почему? Давайте думать вместе!
– Давайте! – поддержал весёлый мужичок, сидевший на подоконнике, по-турецки поджав ноги, обутые в грязные кеды.
Болотина всадила в него памятливый взгляд.
– …Недавно мы с вами отметили 9 Мая, – спокойно продолжил оратор. – Праздник со слезами на глазах. Но если не только утирать слёзы и класть цветы к Вечному огню, а хотя бы иногда задумываться, то сразу возникают вопросы. Например: почему мы платим за свои победы больше, чем другие народы – за свои поражения? Почему в цивилизованных странах каждый человек самоценен, а у нас швыряются миллионами жизней? Отчего наш исторический путь вымощен трупами, как улицы вашего прекрасного города булыжниками? Петербург стоит на костях, гиганты пятилеток – на костях, колхозы – на костях… Вы не думали, почему наш государственный флаг весь красный?
– Не весь! – донеслось с подоконника. – Там ещё есть серп и молот. «Ты хочешь сей, а хочешь куй, но всё равно получишь…»
– Прекратите немедленно! Выведу! – громко перебила пьяного Болотина и переглянулась с плечистыми дружинниками, стоявшими при дверях.
– Так почему же наш флаг красный? – повторил Смелков.
Этот вопросик он перенял у Исидора, гранда гласности, виртуоза плюрализма, умевшего запустить в аудиторию свежий ветерок инакомыслия, возбудить, завести, ошеломить, сбить с толку врага ускорения внезапной цифирью или разящим фактиком.
