Шахматный столик стоял внутри павильона, фигуры были расставлены, и бургомистр почтительно осведомился у принца, нет ли у того желания сыграть партию. Через мгновение мы уже сидели за доской; по какой-то причине у меня оказались белые, но перед тем как сделать первый ход, я спросил принца, не хочет ли он сам начать партию. «О, нет, -ответил, улыбаясь, мой соперник, - это не играет абсолютно никакой роли». Также с улыбкой он отрицательно покачал головой, когда я спросил у него, не предпочитает ли он играть с часами.
Я двинул вперед королевскую пешку, и партия началась. Чуть-чуть подумав, принц взялся за пешку «с». Вспышки магния, стрекот камер. «Попал, -сказал я себе, — ты же никогда не играешь 1.е4. Вариант Найдорфа, там всё может произойти, представь, что партия будет опубликована... какой бла-маж...» Пока мысли такого рода обуревали меня, принц, доведя пешку до с5, вернул ее на сб, подумал еще мгновение, после чего резко переставил пешку на соседнее поле. Позиция после 1.е2-е4 с7-Ь6 стояла на доске.
Я поднял голову: бургомистр, официальные лица и придворные дамы с улыбкой на лице, но с полной серьезностью изучали положение, оценивая шансы сторон. Что делать? Я с тревогой взглянул на принца, тот улыбнулся мне очень подбадривающе. Подумав несколько, я сыграл 2.а2-ЬЗ, отметив про себя, что даже в экстремальных обстоятельствах не мог позволить себе такого антипозиционного хода от центра, как 2.с2-ЬЗ, и что на стороне белых уже немалое позиционное преимущество.
Принц совсем не удивился моему ' ответу, было видно, что он заготовил свой ход независимо от того, как сыграю я. Как только моя пешка появилась на ЬЗ, принц решительно побил своей пешкой «f» мою центральную пешку: 2.. .f7:e4! Я не был готов к такому повороту событий, но сразу заметил, что от перевеса белых не осталось и следа, более того, материальное преимущество уже на стороне черных. «Что ж, — подумал я, — в его манере игры есть своя логика: в конце концов, он принц, и кому как не ему определять правила королевской игры». Но здесь мой соперник улыбнулся. «Вы, наверное, уже заметили, что я не умею играть в шахматы», - сказал он и добавил, что Клаус, муж его дочери Беатрикс (теперешней королевы Голландии), играет довольно прилично, а сын Клауса, принц Константин, был в студенческие годы даже членом шахматного клуба в Гааге. Принц поднялся, мы пожали друг другу руки, и через мгновение вся процессия стояла уже у павильона конькобежцев: коньки до сих пор являются одним из самых распространенных видов спорта в Голландии.
Именно тогда дебют моей партии с принцем получил название Оранжевой зашиты, и до сих пор кое-кто из моих коллег применяет этот термин, когда видит пешечное взятие от центра.
Партия с принцем принесла мне немалые дивиденды. Перед процедурами открытий или закрытий крупных турниров, при встречах с организаторами и спонсорами мне часто звонят из федерации и просят, чтобы я рассказал что-нибудь о шахматах. Когда я спрашиваю о теме выступления, мне отвечают, что оно должно быть не слишком длинным, не слишком специфическим, не очень утомительным, короче, было бы хорошо, если бы я... рассказал о своей партии с принцем Бернардом.
Когда после десерта и кофе я выхожу к демонстрационной доске и замечаю разом поскучневшие лица спонсоров, я тут же успокаиваю их, предупреждая, что речь пойдет не о тонкостях староиндийской защиты и дебюта трех коней, а кое о чем другом. Вынужден признать, что реакция спонсоров и организаторов не всегда адекватна: когда я, порассуждав немного о преимуществе выступки и о прелестях первого хода королевской пешкой, перехожу непосредственно к Оранжевой защите, смех в зале раздается не всегда...
Вспоминаю, что во время нашего разговора в мае 1984 года принц заметил, что не всё так плохо в Советском Союзе, вот, например, балет, как он называется, нет, не Большой, другое слою. Да-да, Киров, Киров-балет, который ему довелось видеть, был очень хорош.
Принц Бернард умер первого декабря 2004 года — в семидесятую годовщину убийства Кирова. Ему было девяносто три, и его похоронили, как он указал в завещании, в полной военной форме, при всех регалиях и многочисленных наградах. Еще совсем недавно он вспоминал, что годы войны, которые он провел в Лондоне, были самыми насыщенными в его жизни, а счастливейшим — 1944 год, когда союзники сделали его генералом и главнокомандующим голландской армии.
Незадолго до смерти принца в немецких архивах обнаружились документы, свидетельствующие о членстве в нацистской партии графа Бернарда Леопольда Фридрика Юлиуса Курта Карла Готфрида Петера фон Лигше-Бистерфельда, как звали его до того, как он стал голландским принцем Бернардом. Период этот длился совсем недолго, и, как утверждал принц, его имя просто вписали в партийный реестр вместе с другими именами студентов летной школы, которую он тогда посещал, но к нацистской партии он не имел никакого отношения. Во время войны принц Бернард яростно выступал против режима, установившегося на его бывшей родине, и, сидя за штурвалом самолета, участвовал в бомбардировке немецких позиций. Пятого мая 1945 года в Вагенингене он принимал капитуляцию Германии, и в этот день из года в год перед ним строем проходили увешанные орденами и медалями ветераны, те, с кем бок о бок сражался принц в годы войны. Они гордились принцем, и неслучайно глава десантников говорил, что самым смелым голландцем во время войны с Германией был немец. Принц тоже не забывал никого из старых бойцов Сопротивления, а за день до смерти поздравлял с девяностолетним юбилеем штурмана, летавшего тогда с ним.
В годы холодной войны этот безоговорочный друг американцев, ярый сторонник НАТО и ненавистник коммунизма открыто поддерживал самые лучшие отношения с друзьями Кремля — людьми, стоявшими во главе коммунистической партии Голландии, которых он превосходно знал еще со времен борьбы с нацизмом. В ответ на недоуменные вопросы журналистов принц отвечал, что это его друзья и для него не имеет значения, каких политических взглядов придерживаются его друзья. Бенно, как они его звали, делал для друзей всё.
Принц был прирожденным рассказчиком. В его историях часто фигурировали такие фигуры, как Монтгомери, Черчилль, Эйзенхауэр и де Голль, которых он знал лично и с которыми неоднократно встречался. Он был дружен с иранским шахом и был на короткой ноге с Джоном Кеннеди.
К своим обязанностям принц относился не без иронии: «Официальные приемы — лишь пустая трата времени. Это не что иное, как карнавал с переодеваниями, бесконечное пожимание рук и сплошная обжираловка». Но, обладая согласно конституции Королевства Нидерландов только репрезентативным статутом, принц часто брал на себя много больше, и его поведение не всегда было безупречным. В некоторых газетах уже после его смерти можно было прочесть, что принц не раз вторгался в и без того «заминированное поле международных отношений, результатом чего являлись оглушительные взрывы, последствия которых до сих пор чувствуют члены королевского дома». Так, в 1976 году правительственная комиссия под руководством известного профессора Пита Хейна Доннера (родного брата гроссмейстера) признала, что принц Бернард зашел слишком далеко в своих контактах с компанией «Локхид» и принял подарки, которые не должен был принимать. За такой обтекаемой формулировкой скрывался факт, что принц получил сумму в миллион долларов за то, что заказы на производство самолетов были отданы именно этой компании. «Я не знаю, какой бес вселился в меня тогда, — чистосердечно признавался принц десять лет спустя. — Денег у меня на счетах в Голландии, Соединенных Штатах и Швейцарии пруд пруди, сейчас я просто не понимаю, что меня толкнуло на это...» Принц вынужден был сложить с себя все официальные функции, и ему было запрещено носить военную форму.
Эта афера с «Локхидом» внесла изменения в жизнь Бернарда: его теперь чаще можно было увидеть не среди самых богатых и знатных людей земного шара, а среди слонов и носорогов. Страстный охотник, он встал на защиту животных, организовав Всемирный фонд защиты природы, президентом которого оставался до самой смерти. Он был заядлым фото-и кинолюбителем и, снимая членов своей семьи, делал цветные фильмы во времена, когда это было еще большой редкостью.
Он обожал гоночные машины, был неутомимым путешественником и большим поклонником верховой езды, а за штурвалом самолета принц провел пятьдесят три года.
Самым большим грехом единожды данной нам жизни он считал не использование ее полностью и до конца. Церковь посещал крайне редко, называя себя «просто христианином, без какой-либо склонности к теологии».
Он не расставался с трубкой и, отпустив к старости бородку, выглядел очень импозантно до самого последнего дня.
Он был бонвиван, и выражение «ничто человеческое не было ему чуждо» присутствовало почти во всех некрологах о нем. Он оставил после себя четырех дочерей, старшая из которых, Беатрикс, является сейчас королевой Нидерландов, и — секрет полишинеля—дочь, родившуюся вне брака в Париже. Правда, наличие двух сыновей в Лондоне, о чем писала время от времени бульварная пресса, принц всегда яростно отрицал.
