Обычно распределение происходило за закрытыми дверьми. Но тут, не знаю по какой причине, либо в силу необычности просьбы, либо из любопытства к ее субъекту, вызван я был на комиссию. И вот при мне, не моргнув глазом, председатель комиссии зачитывает письмо и называет кроме моей еще фамилию сокурсника О. Соколовского. Это был удар по моей наивности. Мне казалось, что лгать можно только в одиночку, а тут в присутствии многих, у которых письмо на руках, его можно взять и прочитать. Хотя самому направлению Соколовского был весьма рад. Парень он был самобытный, талантливый и проявил себя впоследствии отличным конструктором с огромными способностями на всевозможные свинтопрульные, как он называл, идеи. К тому же он слыл заядлым рыбаком и непревзойденным вралем. Вот одна история общей продолжительностью лет, наверное, в двадцать.
Году в 1960-ом во время лодочного похода, после выпитой стопки под уху, Олег рассказал, как будучи в Китае он ловил там необычную рыбу. Поймав первую надо было потрясти ее хвостом над поверхностью воды, его мертвой хваткой заглатывала вторая, хвост последней – третья и так далее. После удочка была не нужна и рыба вытаскивалась из воды как якорная цепь. Учуяв наши сомнения, он в подробностях описал диковинную рыбу, необыкновенные особенности ее хвоста и зубов, приспособленных для самозацепления. Рассказ был настолько убедительным, что не поверить не то что было невозможно, но как-то не хотелось в благодарность за доставленные минуты удивления.
В 1968 году мне довелось самому побывать в Китае. Там на одном из чифанов я задал китайским товарищам вопрос насчет этой рыбки – есть ли она на самом деле в Китае? Китайцы посоветовались, пошептались и сказали: они о такой рыбке ничего не слышали, но позвонят в Пекин ихтиологам и попробуют узнать у них. В конце ужина (удивительная китайская обязательность и оперативность) сообщают:
– С ихтиологами связались, – подобной рыбы в Китае нет.
Заметьте, только в Китае, но может быть есть где-нибудь в другом месте?
Прошло еще несколько лет. Приезжает из Череповца один наш конструктор и показывает небольшую заметку из газеты «Череповецкий рабочий». Оказывается в их Шексне такая рыбка есть и ловится она так, как поведал нам Соколовский, а я вам. Но был ли он в Череповце? Вспоминаю, был. Через некоторое время после возвращения из Китая, в начале 60-ых годов. В «Череповецком рабочем» заметка появилась в конце 70-ых. Сколько же раз рассказывалось об этой рыбке в Череповце, пока не попала она в руки местного корреспондента?
С Олегом мы проработали на Уралмаше наши лучшие молодые годы и сделали немало совместных проектов. Он рано умер. Умер по причине безалаберности. Под тем самым Белорецком на реке Белой мы построили плот. Погрузились на него и Олег, раздевшись и приготовившись к купанию, прочитал нашим детишкам, которых в тот раз мы взяли с собой, получасовую лекцию по технике безопасности на горной быстрой реке. Не прыгать в воду, не опускаться с плота ни спереди, ни с боков, а только сзади, не находиться близко от плота, подплывать к нему по течению и т. д. в том же духе с образными примерами возможных последствий от действий наоборот. Прочитал, и не успели мы оглянуться, как видим – летит Соколовский в воду… Почти прямой удар головой о валун на глубине всего полуметра. Молчал Соколовский два дня. Но какова натура? Первые его слова были обращены к мальцам:
– Ну теперь, надеюсь, вы поняли насколько я оказался прав.
Болезнь развивалась медленно. Слабые головные боли, потом все сильнее и сильнее. Появилась опухоль. Позднее уже перед смертью, разговаривая с врачом, узнал, что трагический конец – результат особой физиологической предрасположенности организма и, что примечательно, свойственных Соколовскому, хорошо известных, черт его натуры: увлеченности и названного выше свинтопрулизма, отсутствия чувства страха и самоконтроля.
УРАЛМАШ
Пятидесятые. Лучшие годы советской жизни. Последствия войны чувствуются все меньше и меньше. Не везде, но во многих городах изобилие продуктов – качественных деликатесных, своих отечественных. В центральном гастрономе на улице Вайнера за 30 минут к праздничному столу приобретается все, что нужно для услады самых привередливых гостей. О Москве, Ленинграде не говорю. Правда, на фоне магазинов с кетовой икрой и красной рыбой стоят еще очереди за мукой, но это скорее отголоски войны. Поезда ходят – можно проверять часы. Билеты покупаю только на вокзале или в аэропорту. В командировке закончил работу и сразу на транспорт, не теряя ни одного лишнего часа. В гостиницу устраиваюсь по звонку с автомата. Вхожу в любую самую респектабельную хозяином, без направления и пропуска. В Магазине на Столешниковом в Москве добрый десяток только одних грузинских сухих вин. Хлеб на улице Горького около «Националя» можно не спрашивать и не тыкать вилкой – свежайший в любой час дня. В небольшом магазине под гостиницей «Москва» продается такое разнообразие колбас, сыров, рыбы, кондитерских изделий и прочей снеди, что до сих пор не могу представить как это все там размещалось. Мало, не везде, но зато есть эталон торговли – можно учиться. Уважительное к тебе отношение не исключение, а почти правило, во всяком случае знаешь много мест, где можно уверенно на него рассчитывать. Заявка в завком на грузовик для коллективной поездки на природу не сопровождается сбором денег, и шоферу, с нами отдыхающему, никто не помышляет даже вручить дополнительную мзду за его труд. Субботники как субботники, а не направления с метлой и лопатой в служебное время, зато билет на елку для детишек – бесплатно. В театре встречают с улыбкой, начиная с кассира и контролера и кончая гардеробщицей. В ресторане обслуживают вежливо, вне зависимости от тобой заказанного. На фоне беспросветной партийной демагогии много от настоящей человеческой жизни. Той, что соответствует и отвечает общепринятым нормам.
Почти каждый день новые положительные эмоции. Во всем стабильность, уверенность. Не все хорошо, но хорошего много. Хрущевские начинания уже видны, но в силу инерции огромного хозяйства еще мало сказываются. Работает отлаженный войной и дисциплиной механизм. Новые заказы. Прокатные станы проектируются и изготовляются одновременно чуть не для десятка заводов сразу. Нормальная работа почти каждый день до 10-11 часов вечера. Партийно-комсомольское управление само по себе, как неизбежное зло, как обязательный налог, – не больше. В работе только дело и дело, даже если ею занимается партком. Нет еще разных функциональных служб, а потому мало справок, отчетов и планов. План один – государственный, и все подчинено его выполнению. Инженер и ученый занимают в обществе достойное положение. В целом рациональность и целесообразность,
