Мы медленно ехали по чистеньким улицам, и Замбас говорил:
— Вот это красивое здание Дом профсоюзов. Трудящиеся построили его сами и на свои средства. А вот резиденция мэра города. Но теперь у нас мэра нет. Империалисты придумали хитрый план расчленения нашей страны. Они предложили, чтобы город управлялся двумя мэрами — турецким и греческим. А это означало бы двоевластие, деление города на две самостоятельные части и начало юридического раздела страны. Экстремисты уцепились за это предложение.
— И как же решили?
— Чтобы не вызывать новых конфликтов, решили вообще отказаться от мэра. Осталось только городское управление, куда входят и греки и турки… А теперь смотрите по сторонам, — быстро проговорил Замбас, — мы подъезжаем к улице Саламина.
Сначала нам показалось, будто она ничем не отличается от других улиц, может быть, лишь немного шире тех, по которым мы ехали. Но нет, не такая она. Будто из шумного города попали на проселочную дорогу: нет людей. Редко промчится на большой скорости машина, и снова все пусто. По осевой линии пронесся открытый грузовик с солдатами. Судя по флажку на кабине, это войска ООН. На всей улице мы встретили всего трех прохожих: по правой стороне торопливо шла гречанка, а чуть дальше, по левой — две турчанки. И по обе стороны на многих домах балконы, террасы, окна заложены мешками с песком, превращены в огневые точки. Торчат из бойниц стволы карабинов и пулеметов.
С левой стороны окопались турецкие экстремисты. Никто не пересечет улицы: они будут стрелять. Замбас показал нам два дома, расположенных друг против друга на разных сторонах улицы, и сказал:
— Я попытаюсь познакомить вас с хозяевами этих домов. О них я и справлялся в порту.
На вопрос, почему же мы не останавливаемся, он улыбнулся.
— Что вы! Останавливаться здесь нельзя, немедленно откроют стрельбу по машине. А едва стемнеет, вообще сюда не показывайся. Ни на машине, ни пешком.
И самое обидное, — с горечью говорит Замбас, — что, пользуясь иностранной поддержкой, жалкая кучка экстремистов держит в повиновении всю турецкую общину и заставляет людей браться за оружие. Вы сами в этом убедитесь. Какое это счастье, — оживляется он вдруг, — что киприотов решительно поддержал Советский Союз. Сейчас каждый житель острова хорошо понимает, что не будь этой поддержки, уже давно произошло бы деление единой республики на две части. И вы знаете, — улыбается он, — смешно сказать, после заявления Н.С. Хрущева о поддержке киприотов даже антикоммунисты в знак благодарности вывесили на своих домах его портреты.
Мы проехали две трети улицы, когда слева показалась крепостная стена замка Отелло. И здесь из бойниц торчали тонкие стволы. Замбас свернул в сторону и прибавил газу. Вскоре мы оказались за пределами города. Будто по лесной просеке едем мимо домиков, утопающих в апельсиновых садах.
У одного из них Замбас тормозит машину.
— Зайдем на несколько минут, — говорит он, — здесь живет мой хороший друг Сава Михалаги.
Входим в калитку. Деревья сомкнулись, образовав сплошной апельсиново-зеленый массив. Только у самой земли видны их стволы.
Мы шли по широкой дорожке, пригибаясь и отводя в стороны тяжелые ветки с плодами. Откуда-то из-за деревьев показалась молодая женщина с садовыми ножницами.
— О-о, Теорис, — заулыбалась она, обнажая белоснежные зубы.
Замбас что-то сказал ей, кивнув на нас.
Сверкнули огненно-черные глаза, и, выронив ножницы, она всплеснула руками. Резко обернувшись, присев на корточки и сложив ладони рупором, закричала:
— Са-ва-а! А-ля-ля-а, Са-ва-а!
Прокричав несколько раз «Сава» и «А-ля-ля-а», она так же резко поднялась и, улыбаясь, быстро заговорила:
— Он не мог уйти, он где-то здесь, возможно, у соседа, сейчас придет. — Она возбужденно пожимала нам руки и, показывая пальцем на себя, повторяла: — Роса, я Роса. — И смеялась. — Пойдемте в дом, сейчас появится Сава, — говорила она, — будем обедать.
Мы отказались: во-первых, некогда, во-вторых, недавно обедали.
— Чем же вас угощать? — забеспокоилась она. — Не апельсинами же!
Роса удивительно располагала к себе, будто мы были давно знакомы. Поэтому казалось естественным, что Фомин сказал:
— Уж если угощать, то только апельсинами.
— Вы хотите апельсинов? — снова заулыбалась она, нагибаясь за ножницами. Но Фомин опередил её:
— Я никогда в жизни не рвал апельсинов. Разрешите я сам, своими руками, без ножниц.
Роса с нетерпением смотрела на Замбаеа, ожидая перевода. И когда, наконец, поняла просьбу Анатолия, буквально засияла и раскинула руки, показывая: «Весь сад ваш!»
Он потянулся к ближайшему плоду, но она, схватив его за руку, озорно потянула к другому дереву, на котором висели огромные и удивительно красивые апельсины.
Вскоре появился Сава, высокий, сильный. Он тоже обрадовался советским людям, упрекнул Росу за то, что не ведет в дом.
Семья Михалаги состоит из пяти человек. Как расказал нам Замбас, они работают от зари до зари в своем апельсиновом саду и продают плоды оптовой базе. На жизнь им хватает. Первое, что бросается в глаза, — удивительная чистота и порядок. Видимо, Роса хорошая хозяйка. Она ведь не ждала гостей и не готовилась специально.
Мы уже собирались уходить, когда Роса, вдруг вскочив, воскликнула:
— Как я могла забыть, смотрите, что я вам покажу. — Она исчезла в соседней комнате, но тут же вернулась. В руках у нее были макетики нашего спутника, кремлевской башни и фигурка космонавта.
— Смотрите, смотрите, — с восхищением говорила она.
Вскоре мы покинули гостеприимный дом Михалаги. И, как мы ни сопротивлялись, Роса нарезала нам на дорогу несколько апельсиновых гроздьев.
Вокруг Фамагусты больше десятка поселков и деревень. В деревне Вадили — две с половиной тысячи жителей, в Афандья — полторы тысячи, в других — от пятисот человек до двух тысяч.
— Даже в справочниках не найдешь, — говорит Замбас, — сколько в них греков и сколько турок. И те и другие выращивают апельсины, виноград, картофель и табак. Теперь по деревням ходят какие-то вооруженные типы, подсчитывают людей по национальности. Но пока в деревнях никого спровоцировать не удалось, везде спокойно, крестьяне и слышать не хотят ни о каких делениях.
Мы направляемся в деревню Лифрангами — это километрах в двадцати от города. По дороге только в одном месте увидели пшеничное поле. Потом начались виноградники и посевы табака. А дальше опять сплошные апельсины.
В Лифрангами приехали перед вечером и остановились у ворот какого-то дома, где стояла группа крестьян. Недружелюбно ответив на наше приветствие, они стали расходиться. Замбас попросил их задержаться на несколько минут, но они разошлись, бормоча «некогда, некогда».
Остался только хозяин дома, которому уйти, очевидно, было неловко, но всем своим видом он показывал недовольство.
Замбас сказал:
— Они боятся иностранцев.
Ему, наконец, удалось объяснить, кто мы, и тот словно оттаял. Что-то крикнул, ещё раз, и только что разошедшиеся люди стали возвращаться. Всего собралось семь человек — два турка и пять греков. Держались они настороженно, пока Замбас не заверил, что ни одна из их фамилий не будет оглашена. Люди поверили.
— В этом доме, — сказал молодой турок, — родился мой отец. И мой сын родился в этом доме. А вот он, — показал рассказчик на грека, — сколько я себя помню, живет по соседству, вот его сад. Если на одном из наших участков появится вредитель апельсинов, мы боремся против него вместе, потому что под угрозой и второй участок. И всегда хорошо получалось. Так почему же мы должны с соседом враждовать?
Оказывается, крестьяне здесь живут не отдельными общинами, а вперемежку, турки и греки вместе, и другого деления они не хотят.
— В любой деревне вы увидите то же самое, — заметил Замбас. — Поэтому в деревнях спокойно. Крестьяне не хотят слушать агентов экстремистов, которые у них появляются всё чаще. — Немного помолчав, сказал: — А теперь нам надо торопиться. Темнота очень опасна.
Мы собрались ехать, но хозяин дома, возле которого шел разговор, буквально затащил нас в свой сад. С большим трудом и с большой помощью Замбаса нам удалось отбиться от целой корзины апельсинов, которую крестьянин просил нас взять в подарок.
По дороге в город мы не встретили ни одного автомобиля, ни одного прохожего, хотя едва-едва начало темнеть. О том, чтобы проехать в порт через улицу Саламина, теперь не могло быть и речи. Пришлось сделать большой крюк.
В порту Замбас попросил подождать его возле нашего бота, пока он сходит за своими знакомыми, о которых говорил ещё перед выездом на экскурсию. Вскоре он вернулся ни с чем.
— По причалам ходят подозрительные типы, — сказал он. — Люди побоятся с вами говорить. И действительно, их можно подвести.
