— По причалам ходят подозрительные типы, — сказал он. — Люди побоятся с вами говорить. И действительно, их можно подвести.
Мы прошли немного вперед, и он показал нам двух портовиков, с которыми не решался теперь познакомить, и сам рассказал их историю. Они работают в порту лет по десять. Их дома стоят друг против друга на улице Саламина. Они встречались не только на работе, но дома, семьями. Бывало, что и праздники проводили вместе — и турецкие и греческие. Их жены часто обращались друг к другу по всяким хозяйственным делам. То одна опоздает с обедом для мужа, и, как назло, в доме вдруг не окажется соли или еще чего-нибудь, а бежать в магазин некогда, и, не задумываясь, она пересекала дорогу, чтобы взять необходимое у приятельницы.
Теперь дорогу не перебежишь. И вообще семьи больше не встречаются. Но это ещё терпимо. Страшно другое. Однажды вечером турецкий докер вернулся домой и увидел, что из его окна торчит пулемет. Разъяренный, он ворвался в свой дом, но те, кто дежурил у пулемета, избили его так, что на следующий день он не мог выйти на работу. Они пообещали, что обязательно убьют его, если в нем не проснутся «чувства турецкого патриотизма».
Дом этого докера и показал нам днем Замбас, когда мы ехали по улице Саламина. Я хорошо запомнил: ствол пулемета, торчащий из окна, был направлен на противоположную сторону улицы. Туда, где живет его друг.
Как и прежде, докеры после работы возвращаются домой гурьбой. До улицы Саламина идут группами, и тут разделяются на два ручейка: одни продолжают свой путь по левой стороне, другие — по правой. И не могут они уже попросить друг у друга сигарету или предупредить, чтобы завтра явился пораньше. Никто не смеет пересечь улицу. Им будут за это мстить. Теперь они по разные стороны баррикад.
Мы сидели на нашем боте, и Замбас рассказывал эту трагедию киприотов. На английском военном транспорте «Кантара» кипела работа. Ярко светили прожекторы, гудели краны, выхватывая из трюмов военные грузы. Весь причал теперь был забит воинскими автомашинами, возле которых суетились английские солдаты и офицеры.
И ещё одна экскурсия с Фоминым мне вспомнилась, когда мы вышли из Сингапура. Это было в Бомбее, в тропическую жару. Мы шли по центральной улице, невольно останавливая взгляд на том, что для нас непривычно. Идет человек в черном плотном костюме, застегнутом на все пуговицы. Высокий воротничок сорочки и галстук туго стягивают шею. А рядом — почти совсем голый. На нём только маленькая набедренная повязка.
Близ водоразборных колонок — кучки мелко растолченного кирпича. Им чистят зубы те, кто живет на улицах.
— Толя!
Этот возглас был настолько неожиданным, что обернулись не только мы. В далеком и чужом пятимиллионном городе встретились бывшие работники Одесского обкома комсомола Анатолий Фомин и Владислав Чайковский.
Объятья, поцелуи, расспросы. Специалист в области холодильного дела, Владислав Феликсович Чайковский работает в Индийском технологическом институте. Это крупнейшее учебное заведение создано с помощью Советского Союза. Многочисленные лаборатории, построенные по последнему слову техники, оснащены советской аппаратурой. Среди преподавателей — один американец и двадцать наших специалистов, в том числе одиннадцать профессоров.
Чайковский систематически выступает в индийских технических журналах, сдал в печать капитальный труд на английском языке.
Мы охотно приняли приглашение посмотреть, как живут здесь советские люди. Встретили нас родные. То есть это были незнакомые нам люди, но приняли нас как родных.
Мне много раз приходилось встречаться за границей с советскими людьми. И всегда это были такие же встречи, как в Индии. Стоит на подходе к иностранному порту увидеть среди сотен судов красную полосу на трубе с нашей эмблемой, как взоры всех моряков устремляются только туда. Подходишь к причалу, и уже ждут внизу незнакомые, но удивительно родные люди с этого судна. Моряки идут друг к другу в гости, и выставляется на стол самое лучшее. Люди одаривают друг друга сувенирами, сигаретами, деликатесами.
В советском порту, скажем в Одессе, где уйма наших судов, никому не придет в голову просить у соседей дефицитные материалы. Прежде всего потому, что никто не даст. А вот в чужом порту эти же материалы и даже «предметы роскоши» вроде дорогого серебрина те же самые люди отдадут вам с радостью.
Вдали от родины люди роднее. И было естественно, что незнакомые нам советские специалисты, жвущие в Бомбее, встретили нас как родных. Вместе с ними мы отправились посмотреть «дерево дружбы».
Километрах в двадцати от Бомбея на живописной возвышенности разбит парк, где растет это дерево. Вице-консул Стефан Кондратьевич Воробьев показал нам снимок, сделанный восемь лет назад: на фоне красивой беседки Н.С. Хрущев сажает веточку. Теперь она превратилась в могучее дерево, под тенью которого можно укрыть несколько автомобилей. Возле него всегда людно. В момент, когда мы подошли, там были индийские студенты. Вместе с ними я и сфотографировал наших специалистов.
Близ парка, где растет «дерево Н.С. Хрущева», расположено крупное, образцово поставленное молочное хозяйство, принадлежащее государству. Как известно, в Индии корова считается священным животным и местное население молока не пило. Эта традиция уходит всё дальше в прошлое. Хотя корову и сейчас никто не ударит и не потревожит, но всё больше людей пьют молоко и едят говяжье мясо.
Во время многовекового колониального господства англичан они поддерживали в стране самые отсталые предрассудки. Покойный Джавахарлал Неру решительно выступал против кастового деления. Но запретить касты нельзя, как и невозможно запретить религию. И сегодня на улицах немало людей с изображениями на лбу, указывающими на кастовую принадлежность: то три красные полоски, похожие на вилы, то одна красная, а по бокам белые, то другие эмблемы касты.
Правительство лишает многих незаконных прав высшие касты, предоставляя привилегии низшим. При английском господстве, например, выходцы из низших каст не имели никакой возможности попасть в высшие учебные заведения. Теперь же для них бронируются места, и пусть знатный абитуриент как угодно хорошо сдаст конкурсный экзамен, но он не будет принят, пока не займут свои законные места в вузе представители низших каст.
Это лишь один из многих примеров, показывающих, как ведется борьба против кастового неравенства. Но старые традиции ещё не сломлены. Мы в этом убедились, посмотрев на похороны человека из касты парси.
В центре Бомбея есть чудесный парк, наподобие наших парков культуры и отдыха, где встретишь самые современные аттракционы. Но здесь же мрачная Башня молчания. Поблизости от неё сидят на деревьях огромные отвратительные грифы с красными голыми шеями, будто им только что выщипали перья.
Покойника принесли к подножью башни. На этом и окончилась похоронная процессия. Двое спустились с вышки и унесли труп наверх. Тяжело хлопая крыльями, взмыли с деревьев, заметались, закружили грифы. Будто по команде, камнем упали на плоскую крышу. Через несколько минут, обглодав труп, они поднялись.
Служители башни никогда не уходят оттуда. Пищу им приносят к входу. Когда один из них умирает, второй хоронит его этим же способом, а каста присылает смену умершему — одного из своих достойнейших юношей. Такое доверие считается большой честью. Он поднимается на башню, чтобы никогда больше не вернуться.
За годы после изгнания английских колонизаторов Индия далеко ушла по пути прогресса. Воздвигнуты такие гиганты индустрии, как Бхилаи и другие заводы, ликвидируется однобокость экономики, и никак уже не похожа страна на сырьевой придаток, каким была она при англичанах. В правительственных планах дальнейшая борьба за полную экономическую независимость. Вступая на пост премьер-министра, преемник Джавахарлала Неру Шастри в своей программной речи отметил, в частности, что правительство будет продолжать линию на ликвидацию богатств на одном полюсе и бедности на другом. Нам довелось увидеть, что значит это богатство на одном полюсе.
В Хайдарабаде живет один из самых богатых людей мира, Низам Хайдарабадский. После изгнания из Индии англичан часть его богатств перешла государству. У него забрали четыре с половиной миллиона акров земли. Государственной собственностью стали и многие его дворцы в разных городах страны. Ему остались три дворца и более мелкие поместья. Но богатства изъяты у Низама не безвозмездно, Ему установлена пожизненная пенсия в сумме пяти миллионов рупий в год. Для сравнения можно сказать, что заработок квалифицированного рабочего не достигает и двух тысяч рупий в год. Правда, два с половиной миллиона рупий Низам ежегодно должен вносить в бюджет штата, но на содержание семьи у него хватает.
