Учился в военном училище. Окончил исторический факультет Воронежского университета. Защитил диссертацию на звание кандидата исторических наук. Единственную книгу "Тропинка к Пушкину, или Думы о русском самостоянии", изданную в Челябинске Игорем Розиным тиражом всего 100 экземпляров, автор так и не успел подержать в руках. "ЛГ" представляет читателю тонкие и светлые миниатюры Анатолия Бухарина.
СВЕТ НЕВЕЧЕРНИЙ
У Алого поля в троллейбус вошла женщина в сером. Показала проездной и села у окна впереди меня. В эту же минуту к ней ринулась другая, с жаром полушёпотом воскликнув:
- Машенька! Милая, что с тобой? На тебе лица нет!
Женщина в сером повернулась к знакомой и, медленно роняя слова, выдохнула:
- Он ушёл. Ушёл и свет унёс.
НАГАЯ БАБА
Погода нелётная, и мы томимся в аэропорту в ожидании рейса. Рядом со мной, скинув на плечи пуховые платки,
ведут неспешный разговор две женщины. Прислушался. Речь идёт о снохах:
- И чего ей надо было? Квартира, машина, деньги - только манна небесная не сыпалась. А ведь ушла, подлая, от Ивана с дитём на частную квартиру, да ещё и радуется.
- Ох, не говори, Анна Васильевна, - посочувствовала собеседница. - Не видали они, молодые, нагой-то бабы в крапиве.
НА ЯРМАРКЕ
Шумит городская ярмарка. Я купил у старушки сумку и, пересчитывая сдачу, говорю:
- Я вам дал десять рублей, вы сдали два. Сумка стоит три.
- Ох, прости, сынок. Плохо вижу.
- Глаза-то где потеряла? Читала много?
- Нет, читала мало - плакала много.
ВСТРЕЧА
Илья Степанович Воронин своего сокурсника Даниила Трофимовича Березина не видел лет двадцать - не меньше. И вот господин случай свёл старых товарищей на научной конференции в Богом хранимой столице Южного Урала. Когда объявили выступление профессора Березина, Илья Степанович вздрогнул от неожиданности и устремил взгляд на человека, величаво ступавшего по проходу к кафедре. Боже мой! Вот уж воистину: дни тянутся, а годы летят! Вместо поджарого рыжего парня с весёлыми глазами перед почтенной аудиторией предстал раздобревший, поседевший, полысевший господин. "Да, - подумал Илья Степанович, - укатали Сивку крутые горки". И начал слушать:
- Реальная дидактическая система будет функционировать по-другому, но степень оптимальности содержания и взаимосвязи её компонентов будет зависеть от степени приближения кривой, построенной для реальной системы, к "идеальной" кривой модели. Допустимые границы отклонений критериев качества обучения для реальной системы детерминированы константой её оптимального функционирования в условиях соответствующих модулей, параметрически идентичных идеальным, смоделированным[?]
"Отцы святители! Что он делает?! - с ужасом внимал Илья Степанович. - Убивает, сукин сын, русский язык среди белого дня. Убивает!"
В перерыве он не стал искать встречи с Березиным и ушёл в гостиницу.
ЕХАЛ В ЧЕЛЯБИНСК КУПЕЦ МОЛОДОЙ
Весна. Челябинск. Вокзал. У колонны стоит седой небритый мужик и, лениво растягивая меха баяна, тянет пропитым голосом:
По диким степям Забайка-а-лья,
Где золото роют в горах,
Бродяга, судьбу проклина-а-я,
Тащился с сумой на плечах
Пассажиры и провожающие, равнодушные и к судьбе бродяги, и к участи нищего певца, изредка бросают медь в шапку, но чаще брезгливо отворачиваются. Вот шумной гурьбой ввалились матросы, и несчастный на ходу меняет репертуар:
Раскинулось море широ-о-ко,
И волны бушуют вдали.
Товарищ, мы едем далё-о-ко,
Подальше от нашей земли[?]
Результат прежний: в шапке не прибавляется ни рубля.
Объявили о прибытии московского поезда. Засуетились носильщики, подтянулись милиционеры, зашевелились толпы встречающих. Полусонный вокзал ожил, радушно принимая гостей из столицы. Один из них - коренастый, скуластый, с синими, как утреннее небо, глазами - остановился возле провинциального "Карузо" и стал слушать, насмешливо поглядывая на него. Постояв одну-две минуты, тряхнул каштановой копной волос и решительно протянул руку:
- Дай-ка, старина, на минутку твой инструмент.
Мужик, не скрывая опаски, с недоверием воззрился на безусого молокоcoca, но тот улыбнулся, успокоил:
- Не бойся! Сейчас разбогатеешь, - и растянул меха.
Под высокими, гулкими сводами вокзала полился чистый, как утренняя роса, баритон:
Ой, полным-полна коробушка,
Есть и ситцы и парча.
Пожалей, моя зазнобушка,
Молодецкого плеча!
На дивный голос потянулись люди. Ахали, заворожённо слушали. А паренёк, одаривая всех белозубой улыбкой, всё пел и пел, выводя порою такие немыслимые рулады, что душа уносилась к Богу, а ноги просились в пляс:
Ехали на тройке с бубенцами,
А вдали мелькали огоньки[?]
Эх, когда бы мне теперь за вами
Душу бы развеять от тоски!
Необычная для вокзала тишина неожиданно взорвалась овацией, от которой задрожал могучий купол. В мгновение ока шапка была полна, а десятки и пятёрки продолжали сыпаться к ногам.
Странный юнец оборвал песню так же внезапно, как начал. Бросил баян на руки нищему. Подал деньги.
- Возьми, браток, половину[?] - прохрипел "Карузо". Паренёк рассмеялся:
- Нет, до такой жизни я ещё не дошёл. Владей, но не пей. И не пой больше.
Сказал - и растворился в толпе.
ГРЁЗЫ ЕЛЕНЫ СЕРГЕЕВНЫ
Долго ли, коротко ли, но в Отечестве моём начались реформы. Магическое слово "рынок" одних приводило в ужас, других околдовывало.
Как сор из дырявого мешка, из небытия посыпались биржи, банки, фонды, обещая простодушным верующим и не менее простодушным неверующим по пятьдесят процентов годовых.
Аппетит приходит во время еды, и новоявленные русские "аршинники" и "самоварники" разошлись во всю ивановскую, обещая с голубых экранов и газетных полос по двести-триста процентов чистой прибыли каждому вкладчику в обоюдовыгодные деловые начинания.
Не искушённый в финансовых тонкостях российский обыватель на время ослеп от блеска потенциального богатства и не видел (а может быть, не хотел видеть), как вчерашние скромные советские люди заходили в туалеты, сплёвывали совесть, смывали и чинно шествовали к сияющим вершинам легализованного бизнеса[?] по позвонкам своих соотечественников.
Сердце Елены Сергеевны, доцента кафедры литературы, дрогнуло: a нe купить ли и ей акции вновь испечённой финансовой компании? Смятение в душе, конечно, было: она знала о заводах-гигантах, лежащих мёртвыми тушами на берегу дикого рынка, и фантастические проценты смущали. С чего бы эти триста появились, а? Загадка.
Смущала и личность президента компании. Положительный, как гоголевская дама, "приятная во всех отношениях". Не пьёт, не курит, в недавнем прошлом - партийный работник и, наконец, профессор! Но отвисшая нижняя губа, которая, по обыкновению, встречается на лицах порочных людей[?] Но чистые, прозрачные глаза, какие бывают только у детей[?] и убийц!..
Вспомнилась и старая скандальная история: профессор (а в тe давние годы - аспирант) решительно отказался от отцовства на том основании, что жил с бывшей женой всего лишь неделю[?]
"А чем чёрт не шутит! Не судите да не судимы будете", - подумала добрейшая Елена Сергеевна - и решилась.
Скромные дореформенные три тысячи рублей, скопленные строжайшей экономией, она отдала за двадцать красно-синих бумажек. Старость уже постучалась в дом, и очень уж хотелось приварка к скудной пенсии.
Через год компания лопнула как мыльный пузырь, а отец-основатель со товарищи исчезли за Атлантикой. Елена Сергеевна рвала волосы на голове. Потом надолго слегла с инфарктом.
Но всё проходит: ненастье сменяет вёдро, за страданиями спешит радость. Через пять лет сын Елены Сергеевны спасает семейный корабль, отправляя мать лечиться на курорт в Германию.
Однажды поутру она, по обыкновению, пошла испить воды из знаменитого источника. Не успела налить драгоценной влаги, как кто-то рядом тоже протянул руку. Оглянулась - и в ужасе отпрянула: перед ней, лицом к лицу, в обществе пышногрудой фрейлейн стоял[?] президент!
